Умберто Эко - Сотвори себе врага. И другие тексты по случаю (сборник)

• Название: Сотвори себе врага. И другие тексты по случаю (сборник)
• Автор: Умберто Эко
• Жанр: Эссе
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083136-4

Умберто Эко (р. 1932) – выдающийся итальянский ученый-философ, историк-медиевист, специалист по семиотике, литературный критик, писатель, автор хорошо известных русскому читателю романов «Имя Розы» (1980), «Маятник Фуко» (1988), «Остров накануне» (1995) и «Пражское кладбище» (2010). Сборник «Сотвори себе врага» имеет подзаголовок – «тексты по случаю», так как в него вошли эссе и статьи, написанные «по заказу» – для тематических журнальных номеров или на основе докладов на конференциях, посвященных разным областям знаний, а также статьи остро полемического характера… Разные «случаи» – разные темы. Почему людям нужно непременно создавать себе врага? Когда появляется душа у человеческих эмбрионов? Как технический прогресс меняет суть и задачи дипломатической службы?

Нередко эти тексты носят шутливый или пародийный характер, то есть писал их Эко, желая развлечь как себя самого, так и читателей.

---

Должен быть некий закон, по которому все существует или развивается, и доказательством тому – не только смертность всех людей, но и то, что, попытавшись пройти сквозь стену, я сломаю нос. Смерть и стена – единственные формы Абсолюта, в которых мы не можем сомневаться.

Очевидность стены, которая говорит нам «нет», когда мы пытаемся ее интерпретировать, как если бы ее не было, наверное, покажется слишком слабым критерием истины для хранителей Абсолюта, но я еще раз процитирую Китса: «Вот знания земного смысл и суть».

[Выступление на конференции в рамках «Миланезианы», 9 июля 2007 года.]

Пламя прекрасно

Вэтом году тема «Миланезианы» – четыре стихии. Со всеми четырьмя я бы за один раз не справился, потому сегодня ограничусь огнем.

Почему? Потому что из всех стихий именно он, никогда не терявший своего значения для нашей жизни, рискует оказаться забытым. Воздухом мы дышим непрерывно, воду пьем ежедневно, по земле постоянно ходим, но с огнем мы взаимодействуем все меньше и меньше. Привычные функции огня постепенно перенимаются источниками невидимой энергии; понятие света отделилось у нас от пламени, с огнем мы сталкиваемся, лишь при использовании газа (так что ничего толком и не видно), спичек или зажигалок – и то одни курильщики, свечей – их зажигают только те, кто до сих пор ходит в церковь.

Для избранных остается еще камин, и с этого я бы и хотел начать. В 70-е годы я купил сельский дом с настоящим камином, и для моих детей, тогда десяти и двенадцати лет, вид огня, пылающего полена, пламени был чем-то совершенно новым. Я заметил, что при горящем камине они забывали о телевизоре. Пламя было красивее и интереснее любой передачи, оно рассказывало бесконечные истории, каждый миг изменялось, не было ограничено прописанной схемой телешоу.

Из наших современников больше всего размышлял о поэзии, мифологии, психологии и психоанализе огня, наверное, Гастон Башляр, который в процессе своего исследования архетипов, искони сопровождающих человеческое воображение, не мог не столкнуться с огнем.

Тепло огня отсылает к теплу Солнца, которое воспринимается как огненный шар; огонь гипнотизирует и, следовательно, является одновременно объектом и катализатором фантазии; огонь напоминает нам о первом всеобъемлющем запрете (к нему нельзя прикасаться) и потому символизирует проявление закона; огонь – первое создание, которое, чтобы родиться и вырасти, поглощает два полена, его породивших (здесь кроется и мощное сексуальное начало, ибо зародыш огня возникает при трении), а с другой стороны, раз мы говорим о психоанализе, то надо вспомнить Фрейда, считавшего, что подчинить огонь можно при одном условии – если отказать себе в удовольствии затушить его, помочившись, и отказ этот будет победой над импульсивным поведением.

Импульсы огонь превращает в метафоры: начиная с «вспыхнуть от обиды» до «воспылать любовью»; огонь проскальзывает в качестве метафоры во всех разговорах о страстях; метафорически огонь связывают с жизнью из-за схожести его цвета с кровью. Огонь как источник тепла отвечает за процесс разложения питательной материи или пищеварение, и роднит его с этим процессом то, что для выживания ему тоже надо все время подпитывать себя.

Огонь предстает как орудие любого преобразования, его сразу призывают, когда нужны перемены: чтобы не дать ему угаснуть, мы должны окружить его заботой – не меньше, чем новорожденного, – в огне тотчас проявляются главные противоречия нашей жизни, это стихия, которая несет жизнь и несет смерть, разрушения и страдания; это символ чистоты, очищения и в то же время грязи, поскольку пепел, остающийся после него, подобен экскрементам.

Огонь может быть слепящим светом, на который нельзя поднять глаза, как их нельзя поднять на Солнце, но должным образом прирученный – например, когда он уменьшается до пламени свечи, – он дает нам понаблюдать за игрой света и тени, во время ночных бдений одинокое пламя пробуждает в нас фантазии, его легкий отблеск растворяется в темноте, и свеча напоминает нам об источнике жизни и угасающем Солнце. Огонь рождается из материи, чтобы преобразоваться в субстанцию куда более легкую и воздушную, из красного или синеватого пламени у основания – в белое на кончике, а потом и вовсе раствориться в дыму. В этом смысле природа огня восходящая, она возвращает нас к трансцендентности, и тем не менее, огонь – символ глубин ада, оттого, может, что известно о его существовании в недрах Земли, откуда он вырывается лишь во время извержения вулканов. Огонь есть жизнь, и вместе с тем он обречен на угасание, ибо бесконечно хрупок.

Чтобы покончить с Башляром, я бы хотел процитировать фрагмент из его книги «Психоанализ огня»:

Над очагом висел на крючьях черный котел. Трехногий чугунок ставили в горячую золу. Бабушка, напыжив щеки, раздувала дремлющий огонь через стальную трубу. Все варилось одновременно: картошка для свиней, картошка получше – для семьи. Для меня пеклось в золе свежее яичко. Силу огня не измеришь с помощью песочных часов: яйцо считалось готовым, когда на поверхности скорлупы испарялась капля влаги (чаще всего это была капля слюны). Я очень удивился, прочитав недавно, что Дени Папен определял степень готовности пищи методом моей бабушки. Яйцо полагалось мне не раньше, чем я справлюсь с обязательной хлебной похлебкой. <…> Зато в те дни, когда я хорошо себя вел, доставали вафельницу. Прямоугольная форма, положенная плашмя на горящие колючки, распластывала яркий, как язычок шпажника, огонь. И вот уже вафля у меня в переднике, она обжигает пальцы сильнее, чем рот. Тут я и впрямь поедал огонь – я глотал его золотистость, его запах и даже его шипение, когда горячая вафля хрустела на зубах. Огонь доказывает свою человечность именно таким образом: он всегда дарит нам некое роскошное наслаждение, вроде десерта[72].

Итак, огонь многолик, это не только физическое явление, но и символ, и, как любой символ, он полисемантичен, разные значения проявляют себя в зависимости от контекста. Однако сегодня я постараюсь углубиться не в психоанализ, а в грубую и беззастенчивую семиотику, отправлюсь на поиски многочисленных смыслов, приобретенных им и приобретаемых на наших глазах, когда мы греемся у огня и когда от него умираем.

Огонь как божественная стихия

Раз первый опыт огня мы косвенно получаем через солнечный свет, а напрямую – от молнии и неподвластного нам пожара, то нет ничего удивительного в том, что изначально огонь ассоциируется с божеством; в любой первобытной культуре в той или иной форме существовал культ огня: от встречи восходящего Солнца и до поддержания священного огня, который должен всегда, не угасая, гореть в глубине храма.

В Библии огонь неразделимо связан с явлением божественного: на огненной колеснице вознесся Илия, в огненном блеске будут ликовать праведные («Так да погибнут все враги Твои, Господи! Любящие же Его да будут как солнце, восходящее во всей силе своей!» (Суд 5:31); «И разумные будут сиять, как светила на тверди, и обратившие многих к правде – как звезды, вовеки, навсегда» (Дан 12:3); «Во время воздаяния им они воссияют как искры, бегущие по стеблю» – Прем 3:7), а Отцы Церкви называют Христа lampas, lucifer, lumen, lux, oriens, sol iustitiae, sol novus, stella[73].

Античные философы рассуждали об огне как космическом начале. По словам Аристотеля, для Гераклита архе, источником всего в мире, был огонь, и, судя по некоторым фрагментам, Гераклит действительно так считал.

Так же, видимо, он утверждал, что при наступлении новой эры Вселенная возрождается в огне и происходит взаимный обмен всего на огонь и огня на всё, как обмен товаров на золото и золота на товары. По свидетельству Диогена Лаэртского, он полагал, что все из огня образуется и в огонь обращается, что всё – посредством конденсации или разрежения – есть изменчивые формы огня (который, конденсируясь, превращается во влагу, она, затвердевая, становится землей, земля, в свою очередь, разжижается в воду, а вода испаряется, и искрящийся пар питает новый огонь). Но, увы, всем известно, что Гераклита называли Темным, что владыка, чей оракул находится в Дельфах, не говорит и не утаивает, но указывает знаками, и многие полагают, что отсылки к огню были в действительности лишь метафорами, отражавшими крайнюю переменчивость мира. А также panta rei – все течет и меняется, и, позволю себе добавить, не только нельзя войти дважды в одну воду, но нельзя и дважды обжечься об одно пламя.

Лучшее, наверное, отождествление огня с божеством ждет нас в трудах Плотина. Огонь – проявление божества, поскольку, как это ни парадоксально, Единое, из которого все исходит и о котором ничего нельзя сказать, не движется и не растрачивается в процессе создания. Помыслить это Первоединое можно лишь как истекающий из него свет, как свет, сияющий вокруг Солнца, который оно излучает всегда по-новому, оставаясь при этом неизменным и не растрачиваясь («Эннеады», V, 1, 6).