Умберто Эко - Сотвори себе врага. И другие тексты по случаю (сборник)

• Название: Сотвори себе врага. И другие тексты по случаю (сборник)
• Автор: Умберто Эко
• Жанр: Эссе
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-17-083136-4

Умберто Эко (р. 1932) – выдающийся итальянский ученый-философ, историк-медиевист, специалист по семиотике, литературный критик, писатель, автор хорошо известных русскому читателю романов «Имя Розы» (1980), «Маятник Фуко» (1988), «Остров накануне» (1995) и «Пражское кладбище» (2010). Сборник «Сотвори себе врага» имеет подзаголовок – «тексты по случаю», так как в него вошли эссе и статьи, написанные «по заказу» – для тематических журнальных номеров или на основе докладов на конференциях, посвященных разным областям знаний, а также статьи остро полемического характера… Разные «случаи» – разные темы. Почему людям нужно непременно создавать себе врага? Когда появляется душа у человеческих эмбрионов? Как технический прогресс меняет суть и задачи дипломатической службы?

Нередко эти тексты носят шутливый или пародийный характер, то есть писал их Эко, желая развлечь как себя самого, так и читателей.

---

И напротив, никак нельзя пропустить собор Святого Вита в Праге, где хранятся черепа святых Вацлава и Адальберта, частица Креста Господня, скатерть Тайной вечери, зуб святой Маргариты, частица берцовой кости святого Виталия, ребро святой Софии, подбородок святого Эобана, посох Моисея, одеяние Пресвятой Девы.

В каталоге легендарных сокровищ герцога Беррийского значилось обручальное кольцо святого Иосифа – ныне утраченное, оно, судя по всему, еще обнаружится в Парижском Нотр-Дам, – зато в императорской сокровищнице в Вене можно полюбоваться частицей вифлеемских яслей, сумой святого Стефана, копьем, пронзившим бок Спасителя, вместе с гвоздем из Креста Господня, мечом Карла Великого, зубом Иоанна Крестителя, плечевой костью святой Анны, веригами апостолов, клоком одеяния Иоанна Богослова, еще одной частицей скатерти Тайной вечери.

Но при всем внимании к сокровищам как раз те, что находятся ближе всего, мы подчас и упускаем из виду. Полагаю, мало кто из миланцев, не говоря уже о туристах, бывал в сокровищнице Миланского собора. Там выставлен Арибертовский оклад Евангелия (XI век) с прелестными бляшками перегородчатой эмали, золотой филигранью, драгоценными камнями в оправах.

Розыски драгоценных камней во всем многообразии их видов – одно из излюбленных занятий ценителей сокровищ, поскольку нужно уметь распознать не только бриллиант, рубин или изумруд, но и те камни, что постоянно упоминаются в Священном Писании: такие как опал, хризопраз, берилл, агат, яспис, сардоникс. Истинные знатоки должны уметь отличать настоящие камни от фальшивых: в той же сокровищнице Миланского собора стоит большая серебряная статуя святого Карла эпохи барокко, и поскольку заказчикам или дарителям серебро тогда еще представлялось материалом малоценным, на нее надели нагрудник с крестом, который весь так и переливается каменьями. И какие-то из них, как сообщается в каталоге, подлинные, прочие же – просто цветное стекло. Но, отбросив в сторону товароведческую дотошность, следует наслаждаться прежде всего тем, чего и хотели добиться создатели: общим впечатлением изобилия и блеска. Еще и потому, что по большей части драгоценности в сокровищницах все же настоящие и по сравнению с какой-нибудь дальней витринкой любой сокровищницы витрина главного в Париже ювелира покажется убогим лотком на блошином рынке.

Затем я предложил бы бросить взгляд на гортань святого Карло Борромео, однако большего внимания заслуживает tabella pacis Пия IV, которая представляет собой маленькую эдикулу с двумя колонками из ляпис-лазури, обрамляющими выполненную в золоте сцену положения во гроб. Сверху – золотой крест с тринадцатью бриллиантами на круглой сфере из наборного оникса; по маленькому фронтону – зубцы из золота, агата, ляпис-лазури и рубинов.

Углубляясь дальше в прошлое, мы обнаружим ковчежец для мощей апостолов времен святого Амвросия из чеканного серебра с великолепными барельефами – хотя, если уж говорить о барельефах, то еще сильней завораживает мистический комикс из слоновой кости – пятичастный полиптих – образчик равеннского искусства V века со сценами из жизни Христа, в центре – Мистический Агнец из серебряных позолоченных сот, заполненных стеклянными эмалями, единственное тусклое цветовое пятно на фоне пожелтевшей слоновой кости.

Все это примеры того, что мы по дурной привычке, привитой нам исторической традицией, называем прикладными искусствами. Разумеется, это искусство безо всяких оговорок, и если и есть здесь что-то «прикладное» (то есть менее ценное в художественном плане), так это сам собор. Настань новый потоп и спроси меня, спасать собор или пятичастный полиптих, я бы безоговорочно выбрал второе, и не только потому, что его проще погрузить в ковчег.

И все-таки, даже если считать вместе с капеллой под названием Скуролоди-Сан-Карло с мощами святого и ракой из серебра и горного хрусталя, показавшейся мне чудесней ее содержимого, сокровищница Миланского собора являет нам далеко не все, что могла бы. Сверившись с «Инвентарной описью церковной утвари и облачений Миланского собора», можно заметить, что cокровища в строгом смысле слова составляют лишь малую часть собрания, рассеянного по различным ризницам, куда входят роскошные богослужебные облачения, сосуды, изделия из золота и слоновой кости и любопытнейшие реликвии – например, несколько шипов из тернового венца Иисуса, частица Креста Господня, фрагменты мощей святой Агнессы, святой Агаты, святой Екатерины, святой Пракседы и святых Симплициана, Гая и Геронтия.

Посещая сокровищницы, не надо рассматривать святыни глазами ученого, иначе рискуешь утратить веру, ведь, по легенде, в XII веке в некоем немецком соборе хранился череп Иоанна Крестителя в возрасте двенадцати лет. Как-то, в одном из афонских монастырей, разговорившись с монахом-библиотекарем, я обнаружил, что тот учился в Париже у Ролана Барта и принимал участие в событиях 68-го года, – тогда я, зная, что имею дело с человеком образованным, спросил его, верит ли он в подлинность святынь, к которым благоговейно прикладывается каждое утро на рассвете во время торжественной, нескончаемой службы. Он улыбнулся мне кротко и с лукавинкой и ответил, что вопрос не в подлинности, а в вере и что он, прикладываясь к святыням, обоняет исходящее от них мистическое благоухание. Иными словами, вера творит святыню, а не святыня веру. Но даже и неверующий не в силах устоять перед обаянием двойных чар. Прежде всего это само содержимое: безымянные пожелтевшие хрящи, мистически отталкивающие, будоражащие и таинственные, обрывки одеж ды невесть какой эпохи, выцветшие, расползшиеся, порой закатанные трубочками в фиалах, словно загадочная рукопись в бутылке; часто искрошенные кусочки, едва различимые на фоне ткани и металла или кости, служащих им ложементом. И во-вторых, их вместилища, нередко поражающие пышностью, составленные зачастую благочестивым bricoleur[100] из кусочков других реликвариев: в виде башни, миниатюрного собора с куполами и шпилями, и так далее вплоть до барочных реликвариев (самые красивые находятся в Вене) – некоторые из них являют собой целый лес крошечных фигурок, и их можно принять скорее за часы, музыкальные шкатулки, волшебные ларцы. Какие-то из них напомнят поклоннику современного искусства сюрреалистические коробки Джозефа Корнелла и футляры Армана, наполненные однородными предметами, – реликварии светского толка, демонстрирующие все то же пристрастие к пыльным и обветшавшим предметам, к сумасбродному накопительству, они не даются беглому взгляду, требуя дотошного, аналитического рассмотрения.

Любить сокровища – значит понимать, каким был вкус и средневековых меценатов, и коллекционеров эпохи Возрождения и барокко, и так вплоть до Wunderkammern[101] немецких князей: не существовало четкого различия между объектом почитания, курьезной диковиной и произведением искусства. Горельеф из слоновой кости имел ценность не только за счет выделки (мы бы сейчас сказали – художественную), но и за счет стоимости самого материала. И ровно таким же образом заявлялись в качестве драгоценных, приятных глазу и дивных различные курьезы, из-за чего среди сокровищ герцога Беррийского наряду с чашами и сосудами большой художественной ценности числились чучело слона, василиск, яйцо, обнаруженное одним аббатом в другом яйце, манна небесная, кокосовый орех, рог единорога.

Неужто все это утрачено? Нет, поскольку рог единорога есть и в Венской сокровищнице и своим видом создает стойкое ощущение, что единороги существуют на свете, хотя каталог и извещает с безжалостным позитивизмом, что перед нами бивень нарвала.

Но тут уже посетитель, проникшись духом истинных ценителей сокровищ, с равным интересом будет взирать на рог, на агатовую чашу IV века, являющуюся, если верить легенде, чашей Грааля, на корону, скипетр и державу (шедевры средневекового ювелирного дела) и, поскольку Венская сокровищница не знает временных преград, на колыбель в стиле ампир, служившую злосчастному сыну Наполеона, королю Римскому, прозванному также Орленком (которая становится при этом столь же легендарной, как единороги и Грааль).

Надо уметь забыть все прочитанное по истории искусств, утратить ощущение разницы между курьезом и шедевром и наслаждаться прежде всего скопищем диковин, чередой чудес, явлением небывалого. И грезить о черепе двенадцатилетнего Иоанна Крестителя, мысленно наслаждаясь розовыми прожилками, пепельного цвета углублениями, арабесками крошащихся, изъеденных временем сочленений и ларцом, служащим ему вместилищем: с синими эмалями, как на Верденском алтаре, а внутри – подушечка из пожелтевшего атласа, выстланная розочками, засохшими под хрустальным колпаком: все недвижно, заперто в безвоздушном пространстве на две тысячи лет, еще до того, как Предтеча вырос и сложил под мечом палача другой череп, более зрелый, но менее ценный в плане мистическом и коммерческом, поскольку, хотя одна предполагаемая глава Иоанна находится в церкви Сан-Сильвестро-ин-Капите в Риме, предшествующая традиция помещала ее в Амьенский собор, и как бы там ни было, в той, что хранится в Риме, долж но не хватать нижней челюсти, на обладание которой притязает собор Святого Лаврентия в Витербо.