Анна Масс - Писательские дачи. Рисунки по памяти

• Название: Писательские дачи. Рисунки по памяти
• Автор: Анна Масс
• Издательство: Аграф
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-7784-0423-6

Автор книги — дочь известного драматурга Владимира Масса, писательница Анна Масс, автор 17 книг и многих журнальных публикаций.

Ее новое произведение — о поселке писателей «Красная Пахра», в котором Анна Масс живет со времени его основания, о его обитателях, среди которых много известных людей (писателей, поэтов, художников, артистов).

Анна Масс также долгое время работала в геофизических экспедициях в Калмыкии, Забайкалье, Башкирии, Якутии. На страницах книги часто появляются яркие зарисовки жизни геологов. Эта книга «о времени и о себе».

Написана легким, изящным слогом. Будет интересна самому широкому кругу читателей.

---

Через несколько участков от нашего, на той же просеке, получил участок папин соавтор Михаил Абрамович Червинский с женой и двумя детьми — Шуриком и Наташей. Наташа была классе в четвертом или в пятом и не представляла для меня интереса, а вот Шурик, хоть и был младше меня на два года, но когда я увидела его после долгого перерыва, произвел на меня впечатление. Он уже не был тем пухлым толстощеким мальчиком, каким я помнила его с детства, встречая на театральных премьерах в сопровождении родителей. Теперь он представлял собой, скорее, даже юношу, чем подростка. Он был, правда, слегка прыщав, но красив, высок, строен, ироничен, не лез за словом в карман и к месту сыпал цитатами из полузапрещенных «Двенадцати стульев» и «Золотого теленка», что считалось признаком не только высокого остроумия, но и вольнодумства. У него был велосипед. Я попросила дать покататься, и он дал. Не исключено, что мама заметила мой скрытый интерес к Шурику и решила потушить его в зародыше, потому что, посмотрев ему вслед, прокомментировала как бы в сторону: «Боже, как Шурик подурнел! Ой, как он подурнел!» С чем я молча не согласилась.

На нашей улице-просеке, получившей впоследствии название Восточной аллеи, первыми владельцами участков, кроме нас, стали драматурги Виктор Розов, Юлий Чепурин, Алексей Симуков, прозаики Сергей Антонов, Георгий Березко, Борис Костюковский, Владимир Рудный, Григорий Бакланов (хотя нет, Бакланов вступил в кооператив позже, когда строительство уже в основном закончилось и рабочий барак снесли. Замусоренный, каменистый участок, на котором стоял этот барак, и получил Бакланов, превратив его со временем в небольшой плодово-цветочный рай и построив на нем дом, поменьше, чем у других, но достаточный для его дружной семьи). Еще на нашей улице получили участки гроссмейстер Александр Котов, академик Виктор Виноградов, журналист Олег Писаржевский, кинооператор Роман Кармен, сценарист Алексей Каплер, литературовед и переводчик Николай Вильмонт, кинорежиссер Михаил Ромм — в общем, те деятели советской культуры, кто сумели так или иначе вписаться в режим и занять в нем крепкое положение. Цвет советской интеллигенции. Все они теперь назывались «пайщиками», «членами ДСК». Иногда на собраниях их называли «неплательщиками» и даже «злостными неплательщиками», «должниками», «платежеспособными», «неплатежеспособными».

Признаться, все эти именитые взрослые меня мало интересовали. Гораздо важнее для меня было — есть ли у них дети моего возраста, и смогу ли я с ними подружиться. Потому что, если не будет компании, то какой смысл жить на даче?

2 июля 1953 г.

Экзамены прошли более или менее благополучно, на истории только чуть не засыпалась, но потом всё обошлось.

27-го июня был выпускной вечер. Накануне мы с мамой поехали в салон к знаменитому парикмахеру Полю, и он, наконец-то, отстриг мне косу. Но вместо радости получилось огорчение: он накрутил мне перманент, хотя я ему пыталась объяснить, что у меня волосы сами вьются. Получилось ужасно! Вульгарная дамская укладка мелким бесом. Всю обратную дорогу и дома я ревела. Мама пыталась убедить меня, что Поль замечательный мастер и раз он сделал так, значит, он лучше знает, как мне идет. Но стоило мне посмотреть на себя в зеркало и увидеть этот жуткий перманент, как я снова начинала рыдать. В конце концов, мама позвонила Кате Синельниковой и попросила прийти и что-нибудь сделать. Катя пришла, ужаснулась, тут же вымыла мне голову, крепко завязала платком, а когда волосы высохли, отстригла всю химическую завивку, и получилась короткая стрижка под мальчика. Катя работает гримершей в театре Вахтангова, и у нее замечательный вкус.

На следующий день, перед тем как мне идти на выпускной, Катя снова пришла, оглядела мое новое белое платье, присобачила к вырезу бант, чуть-чуть подмазала мне губы и щеки. За мной зашла Ёлка, и мы пошли в школу. Увидев меня, все девчонки взвыли, что со стрижкой мне в тысячу раз лучше. И у меня сразу поднялось настроение.

Все девчонки были в платьях по последней моде — приспущенные плечи, широкий рукав-японка, отложной воротник. У всех платья белые, только у Белоусовой — в синий горошек, а у Авериной — в красный.

Сначала была торжественная часть. Нас выстроили в зале. За столом сидели Любаша, учителя, за их спинами — родители. Любаша выкликала нас по имени-отчеству и вручала аттестаты. Выступали Ирина Ник., Сикорский, Георгий Нилыч. Из родителей — мама Авериной и еще чья-то. Из девчонок — Ершова, Резниченко, Караваева.

Затем мы поднесли цветы учителям, особенно много — Ирине и Евгеше Сафрозьян, и нас повели в буфет, где были расставлены столы, а на них угощения и бутылки с лимонадом. Родители произносили прочувствованные тосты. Ирка Орестова прочитала длинное неуклюжее стихотворение своего сочинения.

Ну, танцевали под патефон шерочка с машерочкой, а потом всем нашим классом поднялись на четвертый этаж в наш класс, сели за свои парты, пели «Глобус крутится-вертится…», вспоминали разные случаи, разговаривали о всякой чепухе, хохотали. В общем, как всегда. И было странно, что все это — в последний раз.

В 4 часа пошли на Красную площадь. Уже было светло. Шли посреди улицы, шеренгой, т. к. машин еще не было. Орали песни. Положили цветы на Мавзолей. Если бы я была сентиментальной натурой, то можно было бы пустить слезу, как некоторые.

Сегодня уже сижу, занимаюсь. Документы сдала. Страшно боюсь экзаменов.

Вот бы я поступила! Я была бы счастливейшим человеком в мире!

И чтобы все наши девчонки поступили, и чтобы мы собрались в сентябре и рассказывали бы, как кто поступал и т. д. На большее мои мечты не распространяются.

Документы я подала в МГУ на филологический. Закончи я школу годом раньше, об Университете с моим «пятым пунктом» в паспорте нечего было бы и думать, но теперь был июль 1953-го, и появилась надежда: реабилитировали «врачей-отравителей», с убитого Михоэлса сняли обвинение в том, что он был агентом шпионской сионистской организации «Джойнт». Вообще, повеяло ветром оттепели, и мама решила рискнуть. Сама-то я предпочла бы институт попроще, например, Педагогический, лишь бы главным предметом была литература, но мама сказала, что Педагогический — это «не реноме», а Университет — «реноме».

Экзаменов нужно было сдать пять — сочинение, литературу, историю, географию и английский. Знания мои были, мягко говоря, слабоваты, да и те, которые были, заслонялись диким, оглушительным страхом перед экзаменами. Мама наняла репетиторов по всем сдаваемым предметам. Все эти репетиторы не только преподавали на филфаке, но и должны были входить в состав экзаменационной комиссии, и каждый обещал как-то так устроить, чтобы отвечать на билет я попала именно к нему, а не к другому экзаменатору. Как уж маме удалось таких найти, и сколько она им переплачивала сверх того, что брали обычные репетиторы, — не знаю, но как-то удалось. Была найдена и еще одна лазейка: мой дядя, Константин Осипович Масс, крупная шишка в области спортивного снабжения, дружил с кем-то из Университетских начальников по линии спорта, и этот начальник обещал ходатайствовать за меня по этой линии. Что являлось чистым враньем, так как никаким спортом я не занималась. Конкурс был — двадцать пять человек на место. С таким конкурсом нужно было набрать двадцать пять баллов из двадцати пяти. По истории, географии и английскому я с грехом пополам, а вернее, стараниями слегка перекошенных от стыда и гадливости экзаменаторов-репетиторов, получила пятерки, хотя отвечала на тройки. Но в сочинении и литературе я была уверенна. Из трех тем — «Принципы социалистического реализма по роману Горького „Мать“», «Образы помещиков в поэме Гоголя „Мертвые души“» и «Идеологическая работа Коммунистической партии по вопросам литературы» — я выбрала третью. Эту тему мы прорабатывали в школе, да и с репетиторшей подробно разбирали доклад товарища Жданова о журналах «Звезда» и «Ленинград» как образец острого критического анализа с высоких партийных позиций. Переложив содержание доклада, с пафосом заклеймив своими словами любимых Зощенко и Ахматову (им-то все равно, а мне лишь бы пятерку получить), добавив идеологически выдержанных мыслей, я сдала сочинение в полной уверенности, что получу пятерку, но получила четверку с минусом. То ли партийная идеология за это время чуть-чуть пошатнулась, и мой пафос выстрелил не совсем в цель, то ли, что вероятнее, я посадила какую-нибудь грамматическую ошибку. С экзаменом по литературе устной тоже получилась накладка: моя репетиторша не смогла прийти из-за внезапной болезни дочки и не предупредила обо мне никого из других членов комиссии. И хотя на первый вопрос — «Изображение партизанского движения по „Разгрому“ Фадеева» — я ответила без запинки, а во втором вопросе — поэзия народов СССР — вообще купалась, шпаря наизусть стихи Сулеймана Стальского, Павло Тычины, Петруся Бровки, Джамбула и других поэтов братских республик в русских переводах, белоглазой, надутой экзаменаторше мой ответ, а скорее я сама, чем-то не понравились и она поставила мне четверку.