Сьюзан Ховач - Наследство Пенмаров

• Название: Наследство Пенмаров
• Автор: Сьюзан Ховач
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2003
• ISBN: 5-85050-698-5

Известная английская писательница Сьюзен Ховач — автор почти двадцати романов: готических, семейных, а также психологических триллеров.

«Наследство Пенмаров» — самый популярный из семейных романов Сьюзен Ховач — на русский язык переводится впервые.

В каждой из его пяти частей один из Пенмаров повествует о жизни своей многочисленной семьи.

Однако главным «героем» романа становится Наследство — мрачный готический особняк Пенмаррик, расположенный в завораживающей своей дикостью северной части Корнуолла. Кто-то ненавидит его, кто-то страстно жаждет завладеть им…

Читатели всего мира оценили глубокий психологизм, напряженность интриги и неординарные характеры героев романа.

---

Я так неуклюже встал, что чуть не опрокинул свой пустой бокал.

— Если позволите, миссис Рослин, я пойду.

— Ах да, — сказала она, — вы говорили, что шли в Зиллан, заблудились и решили зайти на ферму, чтобы спросить дорогу. — Она посмотрела мне прямо в глаза ясным взглядом, и мне показалось, что когда она повторяла мою ложь, в нем промелькнула ирония. — Идите по тропинке к дороге, пересеките ее, и прямо перед вами через пустошь будет Зиллан.

— Спасибо.

К этому времени мы уже были в холле, и она открывала переднюю дверь. Когда она опять повернулась ко мне, я протянул ей руку, и после секундного колебания она вложила в нее свою. Ее пальцы были длинными и тонкими. Я представил себе их прикосновение в других обстоятельствах и, поскольку картина была очень живой, задержал их так надолго, что ей пришлось отдернуть руку, чтобы соблюсти приличия.

Я сказал неловко:

— Можно мне еще раз вас навестить?

— Разумеется, — ответила она, — если окажетесь в этих краях. — Это был вежливый ответ без капли радушия. — Лучше всего утром, — добавила она в тот момент, когда я начал ощущать, что за таким приглашением скрывается отказ, — потому что днем я отдыхаю, шью или глажу, а потом готовлю ужин. Но не приходите в четверг. По четвергам в Пензансе большая ярмарка, и я там целый день торгую продуктами с фермы.

Я почувствовал себя утешенным. Когда мы расстались, я пошел к тропинке и взглянул через плечо, но она уже вошла в дом и закрыла дверь. Дойдя до тропинки, я оглянулся во второй раз, словно не мог поверить, что она больше на меня не смотрит, и, к моему удивлению, инстинкт меня не обманул. Занавеска окна гостиной чуть шевельнулась: она все время на меня смотрела.

3

Я был настолько взволнован этой встречей, так беспокоен, что в ту ночь не смог заснуть и на следующее утро проснулся, чувствуя острейшее нежелание сопровождать отца в зилланскую церковь, а затем на обед в приходском доме в компании с мистером, миссис и мисс Барнуэлл. Но не мог же я объяснить отцу, что с гораздо большим желанием сходил бы в Пензанс и облегчил свое невыносимое напряжение, купив потайной список женских имен и адресов у портье гостиницы «Метрополь». С трудом взяв себя в руки, я послушно проследовал за ним в двуколку и доехал до церкви, где, должен признаться, на протяжении всей службы представлял себе, что бы случилось, окажись миссис Рослин и я наедине друг с другом за закрытой дверью в темной комнате. Не то чтобы я был безбожником; напротив, в то время я был гораздо более религиозен, чем теперь, потому что отец еще в раннем возрасте привил нам с Найджелом привычку ходить в церковь; к тому же религиозность настолько тесно переплеталась с жизненными ценностями отца, которыми я так восхищался, что я принимал церковь безоговорочно. Несмотря на постдарвиновские течения, с которыми я столкнулся в Оксфорде, и независимость мысли, лелеемую в академической среде, мне никогда не приходило в голову перестать верить в Бога и прекратить прилежно ходить на службу каждое воскресенье. Даже позже, когда я стал проповедовать агностицизм, регулярное посещение церкви давало мне ощущение защищенности. Наверное, такую позицию можно назвать ханжеством, но в двадцать лет я этого не понимал. Отец был верующим, а значит, и я тоже.

Во время первого псалма я оглянулся и чуть не выронил Псалтырь, потому что на задней скамье заметил миссис Рослин. Я не видел, как она вошла, и не ожидал ее увидеть. Когда мне удалось посмотреть на нее во второй раз, я заметил рядом с ней сгорбленную старую уродину и с ужасом понял, что это, должно быть, та самая таинственная Гризельда, которая приехала в Зиллан с миссис Рослин после ее замужества. Старуха была похожа на торговку рыбой. Интересно, что общего может быть у этих двух женщин, подумал я и уже не впервые задумался о жизни миссис Рослин в Сент-Ивсе.

Заутреня наконец закончилась, но возможности перемолвиться словом с миссис Рослин не представилось, так как они со старухой сразу же покинули церковь, а меня задержали в проходе, чтобы познакомить с женой и дочерью священника, а потом мы пошли к ним домой обедать. Как я и подозревал, обед оказался ужином, поданным рано, чтобы избавить слуг от излишней работы в субботу, и, разглядывая хозяина и его семью, я с жадностью накинулся на еду. Миссис Барнуэлл оказалась сплетницей с длинным носом, который она очень любила совать не в свои дела. Я был удивлен, что священник, довольно представительный мужчина, выбрал себе в спутницы такую неинтересную женщину. Их дочь поначалу показалась мне такой же ужасной, хотя мать была болтлива и несдержанна, а Мириам молчалива и спокойна. После ужина миссис Барнуэлл застенчиво предложила дочери взять меня «в большое турне по саду», и я обнаружил, что мисс Мириам вовсе не так неприятна. Я проникся к ней сочувствием, зная, насколько сложно дочерям священников встретить подходящего молодого человека, и подумав, что этой девушке, должно быть, одиноко живется в отцовском доме, однако вскоре понял, что она не только не нуждается в моем сочувствии, но и не рассматривает меня как потенциального кавалера. Сначала я подосадовал, поскольку был для нее хорошим женихом и мог рассчитывать на соответствующее отношение, но вскоре чувство юмора позволило мне увидеть смешную сторону ситуации, и я начал лениво размышлять, кем такая девушка может интересоваться. Присмотревшись, я с удивлением обнаружил, что Мириам недурна собой. У нее были темные, в отца, глаза, густые, мягкие каштановые волосы и те тонкие черты лица, которые мужчины, любящие фарфор, находят неотразимыми.

— Я очень хорошо знаю ваших двоюродных братьев и сестру, — небрежно говорила она, пока мы гуляли среди кустов гортензии в дальнем конце лужайки. — Вам папа не говорил? Мы вместе занимались с учителем в Пенмаррике.

— Нет, он об этом не говорил.

— Я их уже давно не видела. Бедный Реймонд перед своей смертью в Каире какое-то время жил за границей, а Кларисса была очень занята своим прошлогодним дебютом в Лондоне и в Пенмаррике бывала мало. Меня пригласили на ее бал, но я не поехала. — Неприязнь, вежливая, но от этого не менее отчетливая, промелькнула в ее голосе. — Харри я иногда вижу, но он стал часто ездить в Лондон… Вы, наверное, теперь будете регулярно навещать Пенмаррик, мистер Касталлак? Ведь после того, как мистер Пенмар сделал вас своим наследником… — Она резко остановилась и, закусив губу, с минуту зло смотрела на куст гортензии.

— Вы меня заинтриговали, мисс Барнуэлл! — сухо сказал я, оправившись от удивления. — Откуда вам известно, что я наследник Жюля Пенмара? Это, конечно, не секрет, но и не достояние общественности! Вы, случаем, не умеете читать мысли?

Она засмеялась и очень мило покраснела. Теперь я сочувствовал ей гораздо меньше. Мне пришло в голову, что эта молодая женщина вполне в состоянии за себя постоять, и я решил, что, будь она гувернанткой, неженатый хозяин дома сделал бы ей предложение прежде, чем мистер Рочестер успел бы поздороваться с Джейн Эйр[4].

— Мисс Барнуэлл, — настаивал я, развеселившись, — не дайте мне умереть от любопытства, умоляю, просветите меня. Как вам удалось так быстро об этом узнать?

— Видите ли… — начала она объяснение.

Недавно она познакомилась с неким мистером Майклом Винсентом, молодым человеком из Лонсестона, их родители давно знакомы. Он приехал в Пензанс, чтобы работать в компании «Холмс, Холмс, Требарва и Холмс»…

— Юристы Пенмаров, — сказал я. — Теперь я начинаю понимать.

Мне пришло на ум, что молодой юрист для этой девушки — очень хорошая партия, и я понял, почему она не проявила интереса ко мне.

— Мистер Винсент ужинал у нас вчера, он у нас довольно часто ужинает, и он упомянул — конечно, вскользь, я уверена, что он не сделал ничего неподобающего…

— Конечно ничего, — сказал я успокаивающе.

— Мистер Винсент часто бывает в Пенмаррике. По делам. — Но по ее тону было ясно, что дела — это только предлог для визитов в Пенмаррик.

— Вот как? — сказал я. — Он друг Харри?

— Нет, — сказала Мириам, мгновенно превращаясь в злобную кошку с выпущенными когтями, — он одержим Клариссой. А она считает это отличным предметом для шуток.

Так вот в чем дело, подумал я. Мириам влюблена в молодого стряпчего, который одержим моей невероятно красивой двоюродной сестрой. Не удивительно, что Мириам с неприязнью говорила о Клариссе. И я вспомнил тот единственный случай четырехлетней давности, когда видел Клариссу в Пенмаррике, вспомнил ее блестящие темные глаза и большой страстный рот. Я не был в Лондоне прошлым летом, когда Кларисса впервые показывалась в обществе, но слава об ее успехе до меня дошла. Один из моих оксфордских друзей познакомился с ней и посылал ей в день по сонету до тех пор, пока у него не иссякло вдохновение; говорили, что она вот-вот выйдет замуж не то за герцога, не то за графа, не то за богатого американца. Представительницы ее собственного пола, особенно такие же, как она, дебютантки, были ошеломлены этим незаслуженным успехом; незаслуженным потому, что Кларисса не отвечала стандартным канонам женской красоты, и пришли в восторг, когда она по какой-то необъяснимой причине не вышла замуж ни за кого из своих пылких поклонников и вернулась в Корнуолл по окончании светского сезона. Скандал разразился вскоре после этого. Все гадали о том, почему угас пыл ее поклонников; поговаривали даже, что она вернулась в Корнуолл опозоренная. Я не знал, насколько эти слухи были правдивы, но то, что у Клариссы теперь была «репутация», а молодой поверенный Майкл Винсент стал одним из длинной вереницы мужчин, которые находили ее необычную внешность неотразимой, — походило на правду.