Александр Белаш - Сток

• Название: Сток
• Автор: Александр Белаш
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2014

Словосочетание «мёртвая деревня» обычно означает покинутые дома и заросшие бурьяном дороги. Но бывает, что жители в деревне остались а она тем не менее мёртвая — деревня-зомби. И вырваться из такого места ой как непросто.

ОБ АВТОРАХ

Супруги Людмила и Александр Белаш живут и работают в Пензе. Начали печататься с рассказами ещё в середине девяностых, преимущественно в сборниках и в периодической печати. В 2002 году в «Эксмо» вышла трилогия «Война кукол». История о том, как в стомиллионном мегаполисе началось противостояние государственной системы и беглых андроидов, осознавших себя личностями, вызвала у читателей интерес, и через несколько лег трилогию преиздали. А ещё годом позже появился новый цикл: «Капитан Удача», действие которого происходит в той же вселенной, но не в человеческом Сэнтрал-Сити, а на внешних мирах, в безграничном космосе. Также перу супругов Белаш принадлежит роман «Имена мёртвых» и цикл фзнтези-повестей «Альберта сокровенная».

---

Он огляделся с видом следопыта, но обзор мало помог. Когда выезжали с вокзала, солнце блестело, небо улыбалось. Но стоило электричке унестись дальше по звенящим рельсам, как синеву над головой стало затягивать белёсой мутной пеленой. Мартовская погода изменчива. Пропали тени; солнце превратилось в тускло светящееся пятно посреди сплошной серости. Пока навигатор указывал путь, идти было уверенно и весело — с Катюшей-то! — а потом голый пейзаж стал растворяться в туманной дымке.

— Мы не там свернули, — признался он сквозь зубы.

— Угу. Поворот не туда. — Настроение подруги изменялось в лад погоде. Скоро примется язвить всерьёз.

— Я помню — пруд, речка Шумка, дальше Даниловка, а за ней…

— К вечеру-то доберёмся? А то я уже мёрзну.

— Возьмём левее, через час будем у Лариски.

— Шашлыки без нас съедят. Где ты навигатор брал? Он чисто городской, одни улицы знает. Спутника не видит. За окружной трассой погас… ему домой надо, погреться, как коту…

— Ладно, нечего болтать — ходу! Вот низина, значит, там пруд, а от пруда вдоль речки до моста, как раз к Даниловке.

Пологий склон вёл в гущу тумана, из которого там и сям выглядывали крючковатые безлистные кусты. Поднимались вверх лысые деревья со вскинутыми к небу гнутыми ветвями. Тропа то проступала, то терялась под пластами подтаявшего снега и полёгшими за зиму серыми травами. Слева глухо всхлипывал мутный ручей, унося бумажки, обёртки и прочий сор, похожий на жёваные тряпки.

Всё ниже и ниже шёл склон. Начало сыро хлюпать под ногами, но прудом не пахло. Чем дальше двое продвигались внутрь тумана, тем плотнее становилась тишина, даже шум машин и поездов сюда не доносился. Катюша захотела ещё раз вслух помянуть Сусанина, когда послышалось едва уловимое журчание. Впереди в туманной мути проступил тёмный контур моста.

— Вот, а ты боялась!.. Считай, дошли — отсюда до Даниловки рукой подать. Выше нос, хвост пистолетом, готовь пузо к шашлыкам…

Это был старый, заброшенный мост — деревянный, ветхий, дырявый. Однако им явно пользовались — тропы со склона сходились к нему лучами, сюда же тянулся след колёс.

— УАЗ, — присев на корточки, определил Игорёк. — Экстремальные грязевые шины, протекторы заметно стёртые.

— И не провалился? — Катюша с сомнением потрогала доски ступнёй.

— Значит, нас мостик точно выдержит.

— Мне так не кажется.

— Давай я первый пойду.

— Нет уж! Буду за тебя держаться.

Настил скрипел и кряхтел под ними как живой. Доски ощутимо гнулись и опасно потрескивали. Снизу, от чёрно-зелёной воды, тянуло тяжким смрадом, будто от канализации. Выглядела речка так, словно сюда стекались все отбросы города — плыли мятые банки, полузатопленные бутылки, огрызки, ошмётки. Покачиваясь, по реке ползла к мосту рваная детская коляска — внутри Кате почудился свёрток, по форме схожий с ребёнком. Коляску догонял, норовя ужалить, одноразовый шприц, на треть налитый тёмной кровью.

— Помойка это, а не Шумка, — выдохнула Катюша, когда они, наконец, перебрались на другой берег. — Зря воды с собой не взяли. Если Лариска берёт отсюда для питья…

— Сказала, из артезианской скважины.

За речкой туман поредел, стал походить на стоячий, неподвижный дым, с таким же горелым привкусом. Солнца совсем не стало видно. Здесь было заметно теплее, почти по-апрельски, хотя эта теплота отдавала сухостью. Катя лаже развязала шарфик и расстегнула верх курточки. На пустой, растрескавшейся земле то и дело виднелись пятна-кляксы, липкие, будто капли гудрона.

Показались приземистые деревенские дома — словно чёрные ящики, разбросанные между клонящихся в разные стороны деревьев. Покосившиеся заборы, за ними тень обезглавленной церкви и накренившаяся водонапорная башня. Над просевшими крышами криво высились печные трубы. На огородах, где густо торчал сухой бурьян, в паре мест что-то вяло курилось. Вверх тянулись зыбкие струйки дыма.

Не но сезону рано проснулись мухи — их жужжание хорошо слышалось в тумане. Порой одна-две пролетали мимо по своим делам — жирные, крупные.

— Кошерное местечко для гулянки с шашлыками, — сдержанно заметила Катюша. — Дестройная деревня… наверно, хата здесь копейки стоит. Давай поедим — и в город, мне тут ночевать не хочется.

Мысленно согласившись с ней, Игорь кивнул на ближний дымок:

— Похоже, это они там жарят. Идём, проверим.

Поодаль между заборами шёл, покачиваясь, человек — головастый, сгорбленный.

— Спросим, куда дачники приехали. Эй! Э-эй, мужчина!..

— Игоряш, не надо, — шепча, подёргала его Катюша за рукав. — Он весь пьяный.

— Зато местный.

Заслышав голос Игоря, местный замер и поднял большую голову, а потом двинул на звук. Всё так же враскачку, нетвёрдо, но куда бодрей, чем раньше. Ломился напрямую, с треском повалил трухлявый штакетник, оказавшийся на пути. Чем ближе он подходил, тем больше Игорь сожалел о том, что окликнул его. Лицо деревенского жителя было землистого цвета, одеревеневшее в гримасе, с мутными глазами навыкате. На ходу он сипел или хрипел. Издавая с перерывами тоскливое «Эээааа… Эээааа…», он неуклюже загребал руками, будто плыл сквозь вязкий воздух. Пяток мух вился над ним, как живой чёрный нимб, даже издали слышалось их угрюмое гуденье — бууувввв…

Завидев его вблизи, Катюшка заскулила и спряталась за Игорька:

— Пойдём отсюда! Скорее!

Попятился и Игорь, спешно распахивая куртку, чтоб достать травмат:

— Мужик, ты полегче… Стой! Не подходи!

Какое там — голован шёл на ствол. Смотрелся он гаже некуда — рванина на рванине, в такой ветоши, что ботинки стыдно вытереть. А ноги вообще босые, покрытые коростой грязи и глубокими язвами. С рукавов, со штанин, изо рта — отовсюду стекала по каплям какая-то бурая слизь.

Первый выстрел — холостым — он словно не слышал. Ближе подпускать нельзя: убьёшь — отвечай за него после. Передёрнув затвор, Игорь метился с дрожью — в человека! — а дистанция уже такая, что в живот стрелять опасно. Тогда в колено.

Катюшка тонко завопила. Голован припал на ушибленную ногу и повалился набок, однако сразу начал подниматься. Ни крика, ни выражения боли на лице. Одно тягучее бессмысленное «Эээ», выпученные глаза устремлены на перепуганную парочку.

— Бежим к мосту, — держа его на прицеле, бросил Игорь. — Будь рядом, не отрывайся.

— Что это? Почему он такой? — жалобно скулила Катюша, вцепившись в куртку дружка. — Смотри, вон ещё один!.. и ещё!

При всём упорстве голован не мог их догнать своим ковыляющим шагом. Должно быть, поняв это, он вскинул руки с растопыренными пальцами, запрокинул голову и завыл. Гортанное протяжное «Ыыыааа!» разнеслось над деревней, заглушив гуденье мух, которые слетались отовсюду.

Бежать Игорю было трудно — ноги подружки ослабли, она висела на нём как рюкзак. Но Катя огляделась быстрее приятеля и больше заметила. Из-за заборов и сухих зарослей появлялись, словно вырастая из земли, новые сутулые фигуры. И тотчас с шорохом, с треском начинали двигаться к ним, отзываясь на вой голована карканьем и клёкотом. Медлительные, словно заводные игрушки, они шагали напролом, только заборы ненадолго их задерживали.

Когда выбежали на дорогу, Игорю стало совсем не по себе. Со стороны моста брели трое — кошмарная пародия на рыбаков, с удочками и вёдрами. Даже издали было ясно, что они такие же, как первый. Как все. Каждый со вьющимся венцом из жирных мух, в сопровождении бесконечного «Вжжыыыууу…»

— Ну, сделай же что-нибудь! — запричитала Катя, присев от страха.

— Бери меня за руку. Соберись. Молчи. — Игорь рассчитывал, как рвануть и в кого стрелять. — Мы прорвёмся. На счёт «три» вместе, с места, и не останавливаться… Раз, два…

— Вы! — громко и злобно окрикнул мужской голос. — Почему вы тут?

Оборачиваясь, Игорь снял палец со спускового крючка — «Голос вроде нормальный!» — и тут же раскаялся. Верзила, державший за ремень что-то, похожее на садовый опрыскиватель с брандспойтом, выглядел немногим лучше прочих. Одет в целый камуфляжный комбез — а лицо такое же. Разве что мимика была. Но безобразная. Изумление и гнев, едва ли не ярость — на бурой рубленой физиономии с грубым ртом и мелкими глазами.

— Как вы перешли Смрадину? — длинно шагнул вперёд верзила. Связка из баллонов качнулась в его руке. — Зачем?

— Мы на шашлыки!.. К Ларисе! — плаксиво запричитала Катюша. — В Даниловку!

— Это не сюда, — ответил здоровяк, закидывая ремень на плечо. Правой рукой он расценил проволочную стяжку и взял брандспойт за рукоять, как оружие. — В сторону. Оба!

И «рыбаки», и ломившиеся сквозь заборы были метрах в десяти. Они подходили, охватывая ребят и верзилу вкруговую, взмахивая руками и нестройно выкрикивая:

— Охотник!.. Дай! Дай!.. Мне! Аы-ы-ы!

Среди них Катя заметила и женщин — чумазых, патлатых, оборванных. Одна была молодая и почти чистая, но её лицо выражало только свирепость и голод. Такой голод, что звук, с которым она облизывала губы, мокро и жутко отдавался в ушах. Спрятаться было негде; Катя забилась между верзилой и готовым стрелять Игорем.