Варвара Вовина - Патриарх Филарет(Федор Никитич Романов)

• Название: Патриарх Филарет(Федор Никитич Романов)
• Автор: Варвара Вовина
• Жанр: История
• Год: 1991

Вовина Варвара Гелиевна — кандидат исторических наук, Ленинградское отделение Института истории СССР АН СССР. Статья написана для цикла Исторические портреты и опубликована в журнале Вопросы истории, 1991.,№ 7–8.

---

И уже не «воровской» патриарх, а законный, венчанный 24 июня Константинопольским патриархом Феофаном, Филарет сразу стал более чем главой церкви. Он стал официально именоваться великим государем — формально соправителем своего сына. На деле же — сосредоточил все в своих руках. Теперь, на 64-м году жизни, что по меркам XVII в. означало глубокую старость, Филарет наконец получил власть. Он был хвор телесно, но дух его закалился в испытаниях. У него был свой план государственной политики. Этот план преследовал определенные цели: свести счеты с Сигизмундом.

Но вначале необходимо было привести в порядок государственные дела. Избрание православного царя Михаила Федоровича явилось апогеем единения сословий во времена Смуты, которое продлилось, однако, недолго. Неспособный по молодости лет к самостоятельному правлению, царь шесть лет находился под влиянием «сильных людей» из своего окружения. Прежде всего это были его двоюродные братья по матери Борис и Михайло Михайловичи Салтыковы. Вместе с матерью Михаила Федоровича, «великой старицей» Марфой Ивановной, они царствовали во дворце. Кроме того, к власти пришли люди из романовского клана: дядя царя Иван Никитич, двоюродный брат — И. Б. Черкасский, родственник последнего Ф. И. Шереметев, Б. М. Лыков. Не последнюю роль играли в Думе и люди вроде Д. М. Пожарского, Д. М. Черкасского и других, выдвинувшихся в то тревожное время благодаря своей службе, главным образом военной.

Смута, во время которой неоднократно происходили с разных сторон пожалования, основательно запутала самый жгучий вопрос эпохи — земельный. Государственная власть, не признавая земельные «дачи» самозванцев и Владислава, тем не менее не вполне контролировала распределение земельного фонда. Сложилась благоприятная обстановка для разного рода махинаций со стороны «сильных людей» — московских чинов, имевших многочисленные связи в столице, да и просто более богатых. Мелкое и среднее землевладение наиболее пострадало за предшествующие десятилетия; многие помещики были вынуждены утаивать свои запустевшие поместья и вотчины, требуя взамен новых, тем более что документы на землю часто были утрачены. Определенные шаги правительством предпринимались. Но, пока шла война, ни один из запутанных вопросов, доставшихся в наследство от Смуты, серьезно не начал изживаться. И это обостряло уже давно искавшую себе выхода обиду городового дворянства на московскую знать, которая пользовалась в корыстных целях своей «силой».

Обострился и крестьянский вопрос. Плачевным было состояние финансов. Старая система обложения — «сошное письмо» — перестала давать желаемые результаты и нуждалась в пересмотре. Кроме того, у тяглецов из среды городского «черного» люда назревало раздражение против «беломестцев», не плативших вместе с посадом тягла. Многие посадские «перебегали» на дворы, принадлежавшие «сильным людям», и скрывались там, не разделяя финансовые тяготы своего «мира». Да и многие другие, не менее запутанные вопросы сразу встали перед Филаретом.

В тот момент в Москве вновь появился Исаак Масса, который когда-то любовался наезднической ловкостью юного Федора Никитича. До приезда Филарета в приказных верхах проявилось враждебное отношение к голландцу, поэтому тогдашнему окружению Михаила в его донесениях дается весьма нелестная характеристика: «В это время почти все чины великой канцелярии были преданы англичанам и чрезвычайно корыстолюбивы… Всем было известно, что его ц. в. не только терпел хладнокровно, что делалось в разных областях государства, но смотрел сквозь пальцы и на действия придворных и прочих служителей с великой кротостью… до возвращения родителя своего, которому он намерен был вверить управление целым государством как мужу, который один был в состоянии поддержать достоинство великокняжеское»[52].

И. Массу нельзя, конечно, считать лицом беспристрастным, а его взгляд — полностью «сторонним». Безуспешно пытаясь до этого конкурировать с англичанами в русской торговле, голландцы вообще возлагали большие надежды на приезд Филарета и возможное в связи с этим изменение курса в государственных делах.

Эти ожидания оправдались. 22 июля, то есть сразу по приезде, Филарет в своей келье созвал «совещание» с царем и боярами. В результате голландцы были допущены к персидской торговле. Оценка же того положения в верхах, которое царило до лета 1619 г., была навеяна И. Массе, очевидно, И. Н. Романовым, покровительствовавшим голландцам. «Для меня всего лучше было обождать перемен, которых одни ожидали с надеждою, а другие опасались и которые действительно произошли с возвращением родителя царского и прочих государственных мужей, которые содержались 8 лет в плену у поляков». При том, что во всех приказах были «переменены штаты и сменены служащие» и «все сделано по приказанию самого родителя царского, но все заранее уже было назначено и определено»[53].

Действительно, Филарет начал с «перемен». И о 1620-х годах даже пишут иногда как о времени «реформ Филарета». Однако вряд ли можно называть действия, предпринятые им для спасения государства, реформами. Филарет делал шаги под давлением обстоятельств и поэтому не выработал, да и не мог выработать, какого-то нового курса, отличного от предыдущего. Хотя его действия были более последовательными и продуманными, можно согласиться с Е. М. Сташевским, писавшим, что «Филарет не реформатор, но он очень энергичный организатор и систематик», а отличительные черты его правительственной политики — это «умелое приспособление и система»[54]. Вообще его идеал, как и всякого человека той эпохи, лежал в прошлом, в данном случае — во времени до «всеобщего разорения». Филарет хотел, очевидно, не преобразовать жизнь Русского государства, а лишь повернуть ее в «нормальное» русло, навести порядок, погасить всеобщее раздражение и, удовлетворив по возможности требования основной служилой массы, укрепить поместную армию, готовясь к дальнейшей борьбе с Сигизмундом.

Однако по принадлежности к романовскому клану, пришедшему к власти в результате Смуты, он был кровными узами связан с теми самыми «сильными людьми», которые нажились в последние годы. Возможно, чувствуя это, он с самого начала провозгласил борьбу с «сильниками». Соборный приговор, составленный не позднее 3 июля 1619 г., то есть вскоре после венчания Филарета на патриаршество, выдвигает как первоочередные три задачи. Во-первых, проведение нового описания земель с целью ввести единообразие и справедливость при распределении податей и устранить такое положение, когда «емлют с ыных по писцовым книгам, а с ыных по дозорным книгам, а иным тяжело, а иным лехко». Решено было послать «во все городы» писцов либо дозорщиков, «дав им полные наказы, чтоб они писали и дозирали все городы вправду, без посулов». Во-вторых, был провозглашен сыск посадских и уездных людей, заложившихся «за бояр и за всяких людей», в том числе за монастыри и митрополитов. И кроме того, поскольку «многие люди бьют челом на бояр и всяких людей в насилстве и обидах, чтоб их пожаловать, велети от сильных людей оборонить», было указано «на силных людей во всяких обидах… сыскивать и указ по сыску делати бояром своим князю Ивану Борисовичу Черкасскому да князю Данилу Ивановичю Мезетцкому с товарыщи»[55].

Нетрудно заметить, что красной нитью в этом приговоре проходит стремление объявить об окончании «насильств» и несправедливостей. Верховная власть выступала гарантом справедливости и порядка, защитницей слабых и сирых от сильных. При этом ставка делалась на моральную поддержку таких начинаний «землею». «А из городов изо всех для ведомости и для устроенья указали есмя взять к Москве, выбрав изо всякого города: из духовных людей по человеку, да из дворян и из детей боярских по два человека добрых и разумных, да по два человека посадцких людей, которые бы умели розказать обиды, и насилства, и разоренья, и чем Московскому государству полнитца, и ратных людей пожаловать, и устроить бы Московское государство, чтоб пришли все в достоинство»[56].

Обращаясь за поддержкой к «земле», Филарет продолжал пока линию, начатую правительством в 1613 году. Как известно, с этого времени «земские соборы» действовали почти непрерывно. Но при всем том он не собирался делить с другими ответственность за эти шесть прошедших лет. Новый летописец главной заслугой патриарха считает то, что он «не токмо что слово Божие исправляше, но и земская вся правляше, от насилья многи отня; ни от ково ж в Московском государстве сильников не бысть опричь их государей»[57]. Разумеется, следует помнить, что к такой позиции побуждал патриарха и его высший духовный сан.

Что же касается самой борьбы с «сильниками», то она была провозглашена не только на словах, но и вылилась в создание нескольких особых Сыскных приказов для сыска земельных окладов, вывода из посада «беломестцев» и т. п. Именно Сыскные приказы Филарета и должны были служить в значительной мере достижению тех целей, которые были изложены в Соборном приговоре июля 1619 года. Особо при этом следует выделить специальный приказ «Что на сильных целом бьют»[58].