Марина Друбецкая - Продавцы теней

• Название: Продавцы теней
• Автор: Марина Друбецкая
• Издательство: КоЛибри, Азбука-Аттикус
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01757-3

Захватывающий рассказ о России, которой не было… 20-е годы прошлого века, большевистский заговор раскрыт, стране удалось избежать революционных потрясений. Однако мятежные страсти XX столетия разыгрываются на площадке кинематографа — новейшего и грандиозного искусства, оказавшегося в эпицентре событий эпохи.

В романе «Продавцы теней», словно в неверном свете софитов, затейливо переплетаются жизнь и киноистории, вымысел и отражение реальности — строительство «русского Голливуда» на Черноморском побережье, образы известнейших режиссеров и артистов. Увлекательное чтение, призывающее задуматься об истории страны, о сущности власти, о природе таланта, о совместимости гения и злодейства и, конечно, о всепобеждающей силе любви.

---

Подошел мрачный Грин.

— Господин Ожогин предложил вам сыграть Ассоль?

Ленни растерянно кивнула.

— Я сам об этом думал.

— Но, господа… Однако… — еще больше растерялась Ленни. — Это, в конце концов, непрофессионально! К чему тогда актрисы учатся на курсах Художественного театра?..

— Но кто же раскрасит паруса в алый цвет? — вклинилась в разговор поэтесса со стрижкой под Сару Бернар. — Какой толк в фильме, если на экране паруса цвета тюремного белья? — Она запрокинула голову и сделала два приличных глотка из бутылки. Лицо ее побледнело, она прижала руку ко рту и перегнулась через борт. Ее рвало. Корабль резко качнуло, поэтесса нелепо взмахнула руками, и бутылка полетела в море. Вслед за ней и дамочка кувыркнулась через борт. Толпа охнула. В воду полетели спасательные круги.

Стриженая голова появилась на поверхности воды и снова скрылась. Ожогин выругался, скинул ботинки… секунда — и он в воде. Нырнул, выскочил, отфыркиваясь и озираясь по сторонам, на поверхность. Над гребнем волны показалась рука поэтессы. Ожогин сделал несколько гребков и снова нырнул. Еще минута — и он потащил поэтессу к трапу, где сдал на руки матросу.

Мокрый Ожогин, отряхиваясь, поднялся на палубу. Публика встретила его аплодисментами. Испуганный Петя несся с пледом. Ожогин махнул рукой в сторону полубездыханной поэтессы, мол, тащи туда, я обойдусь. Ленни во все глаза глядела на него и вдруг смутилась, отвернулась. «Вот ведь каким гоголем перед ней ходит! Прямо спортсмэн, черт возьми!» — думала Нина Петровна, холодно глядя на происходящее.

Ударили металлические тарелки, и оркестр принялся наяривать модный танец «шимми». Толпа отхлынула от Ожогина, вмиг забыв и об утопленнице, и о спасителе, и устремилась на звуки саксофона, приплясывая на ходу. Ленни, влекомую Кторовым, тоже несло в толпе.

Ожогин остался один. Холод продирал его насквозь. Зубы стучали все сильнее.

— Александр Федорович, вы с ума сошли! Воспаление легких хотите получить? Быстрей в павильоны! Я вызову авто! — кричал Петя, подталкивая Ожогина к трапу. А тот, оглядываясь назад, на сияющий сотнями разноцветных лампочек, пляшущий и улюлюкающий корабль, нехотя спускался на берег.

Прозвучал залп. Петарды взмыли в небо и рассыпались на мелкие сверкающие осколки, осветив все вокруг, и Ленни на долю секунды увидела медленно бредущую по прибрежной гальке, слегка сгорбившуюся фигуру Ожогина.

Зарецкая, приехав домой, услала горничную и закружила по кабинету, нервно хватая со столов и каминной полки безделушки, вертя их в руках, бросая раздраженно на ковер, присаживаясь на диван, где они с Сашей… так недавно… она прерывала себя на этой мысли, вскакивала и снова начинала круженье. Потеряла. Потеряла. Потеряла. Вдруг она замерла. Потеряла? Кто сказал? Ну нет! Она так просто своего не отдаст! Девчонку — вон со студии! Или она, Нина Петровна Зарецкая, не хозяйка? Или она не вправе? Вон! Да так, чтобы Ожогин ни о чем не заподозрил. Уж она придумает, как это сделать! А для начала поболтать с нахалкой, так сказать, прощупать. Найти слабые струнки и пробежаться по ним. Завтра же и идти. Зарецкая успокоилась.

На следующее утро она постучала в ротонду к Ленни.

— Здравствуйте, милочка, вот решила заглянуть, узнать, как продвигается ваша работа, — улыбаясь, пропела она грудным голосом, который вводил в экстаз не одно поколение студентов, торчавших на галерке Малого театра. — Вся студия только и говорит о том, что вы делаете нечто потрясающее.

— А откуда вся студия знает? — спросила Ленни, удивленная и польщенная визитом Зарецкой.

— Видимо, Александр Федорович не устает вас рекламировать. Вот и меня разобрало любопытство. Так когда мы сможем увидеть ваш шедевр?

— Ну уж и шедевр! — хмыкнула Ленни. — Не знаю, Нина Петровна. Честное слово, не знаю. Пленки почти смонтированы, но надо ехать в Москву, кое-что доснять.

— Конечно, ехать! Непременно ехать! — горячо воскликнула Зарецкая, всегда считавшая прямые реакции самыми действенными.

— Но… — Ленни замялась.

— Вас что-то смущает, милая?

— Вы же знаете, Нина Петровна, что съемки — дорогое удовольствие.

— Вот уж о чем вам совсем не следует тревожиться! — Зарецкая материнским жестом приобняла Ленни за плечи, зная, что в подобной позиции она олицетворяет более сильное начало и ей трудно будет возражать. — Новый Парадиз возьмет финансирование на себя.

— Нет-нет! — Ленни высвободилась из ее рук. — Александр Федорович и так уже…

— Ваша щепетильность, милая, делает вам честь, — перебила ее Зарецкая. — Не бойтесь, вы ни в коей мере не будете обязаны. Мы подпишем деловое соглашение. Вы продадите нам будущую фильму для проката, на полученные деньги сделаете съемку, ну а если будет прибыль — а она, уверена, будет, — мы выплатим вам процент. Так вас устроит? — Ленни кивнула. — Когда же вы сможете… начать съемки? — спросила Зарецкая, чуть было не обмолвившись: «Когда же вы наконец отсюда уберетесь?»

— Через недельку-другую, — простодушно ответила Ленни. — Надо кое-что доделать.

— Значит, через недельку. Билеты будут вам куплены. А подписать соглашение можно завтра. Зайдите утром в конто… — «Осторожно, там Ожогин!» — в голове у Зарецкой вспыхнул красный свет. — Впрочем, я сама к вам зайду.

— Спасибо! — Ленни с горячностью схватила ее за руку. — Спасибо! Я не ожидала… так легко… Нужна будет камера и пленка…

— Заказывайте все, что нужно, милая. Не стесняйтесь. Если хотите, мы можем снять в Москве монтажную. К чему терять время на переезды!

И она выплыла из павильона. Как легко все получилось! Она-то думала, что девчонку придется выставлять со скандалом. А та оказалась просто дурой.

Зарецкая улыбалась.

И Ленни улыбалась. Она стояла перед монтажным столом, дрожа от радости и так и не задав себе вопроса, с какой стати Зарецкая, с которой они раньше ни разу не перемолвились словом и которая не удосужилась даже взглянуть на пленки, сделала ей такое щедрое предложение.

Глава V. Московская гастроль Жоржа Александриди

Александриди выехал из Бомбея на неделю раньше Эйсбара, а в Москву приехал позже. Вышел на берег в Италии и застрял — как присел у деревянного столика под оливковым деревом, вписанным в беззаботную синеву неба, как ухватился рукой за стаканчик красненького, будто это не стаканчик, а ручка дверки в тихий уголок, так и застыл. Темнело. Хозяйка вела его спать. Как солнце начинало припекать, он снова устраивался под оливой — ждал хлеба, масла, кофе,*' а потом снова стаканчик. Дня через три Жоринька сбыл пару коробочек гашиша, коих вывез из Индии в избытке, в одной из сумрачных каменных подворотен покутил с осевшими в городке русскими, накупил шелковых шарфов и сел на поезд.

В Москве с вокзала поехал к Лизхен.

— Ее нет, — сообщила горничная, не признавшая «короля экрана» в худом и будто ставшем ниже ростом Жориньке. Тот по-хозяйски прошел в гостиную, бросил на кресло пальто. — Елизавета Юрьевна нечасто здесь бывает, — залепетала горничная.

— Так ты, милочка, позвони ей туда, где она бывает часто! И скажи, что друг сердечный Жорж явился для лобызанья ее чресел, — ответствовал Жоринька, с любопытством глядя, как деваха среагирует на его скабрезность: та покраснела и сжалась. — Погорячей ванну наполни, милая.

Он ненадолго забылся в пене, а когда проснулся, Лизхен была дома — по комнатам плыл ее ласковый голос.

— Душа моя, сюда-сюда иди скорей, — пропел из ванной Жоринька.

— Сколько же ты напустил пару, — сладко пропела в ответ Лизхен, открывая дверь, впрочем, через порог не переступила, оставшись в коридоре, и тут же вскрикнула: — Ах, до чего же ты стал страшен, Жорж! Что с тобой?!

Жоринька двусмысленно, как-то незнакомо, хихикнул, ушел с головой под воду и снова появился, протягивая Лизхен мокрую руку:

— Да что ты, мамочка, трусишь! Забирайся ко мне.

Лизхен отскочила в глубь коридора. Вид Жориньки испугал: вместо кудрей — крашеные черные лохмы, кое-где седоватые, глаза почернели, запали, и он будто озирался все время, хотя кто в горячем тумане ванной комнаты мог его преследовать. Неприятный колкий взгляд и худ до невозможности. Костистый, когтистый — вот уж действительно стал похож на «ворона», каковым Эйсбар снял его два года назад.

— Не пойдешь? Ах ты, боже мой, она не хочет в жаркие воды греха! Ну и пожалеешь, тетеха! Я тебе такое мог бы показать! — расхохотался Жоринька и стал вылезать из ванны.

Лизхен отвернулась:

— Жду тебя в гостиной.

Он появился в белом махровом халате, босиком, разлегся на диване.

— Кто на свете всех милее, всех румяней и белее? Ты, моя радость! И так нежно пахнешь. Хоть посиди рядом.

Лизхен демонстративно села в кресло в дальнем углу. Скрестив изящные ноги в шелковых туфлях, журчащим голосом Лизхен сообщила Жориньке, что «одной ногой замужем», что «его появления нежелательны», что «есть знакомые врачи, и если он…» Он кивал в такт ее словам, пожевывая кусочек гашиша, и ему виделось, что беседа с огромным, размером со шкаф, персиком вполне клеится. Персик манил нежным пушком, на розовом его боку то и дело возникала ямочка. Жоринька блаженно улыбался. И засмеялся, когда вся эта нежная плоть, едва сдерживаемая бархатистой кожицей, покатилась ему навстречу. И расставил руки…