Марина Друбецкая - Продавцы теней

• Название: Продавцы теней
• Автор: Марина Друбецкая
• Издательство: КоЛибри, Азбука-Аттикус
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01757-3

Захватывающий рассказ о России, которой не было… 20-е годы прошлого века, большевистский заговор раскрыт, стране удалось избежать революционных потрясений. Однако мятежные страсти XX столетия разыгрываются на площадке кинематографа — новейшего и грандиозного искусства, оказавшегося в эпицентре событий эпохи.

В романе «Продавцы теней», словно в неверном свете софитов, затейливо переплетаются жизнь и киноистории, вымысел и отражение реальности — строительство «русского Голливуда» на Черноморском побережье, образы известнейших режиссеров и артистов. Увлекательное чтение, призывающее задуматься об истории страны, о сущности власти, о природе таланта, о совместимости гения и злодейства и, конечно, о всепобеждающей силе любви.

---

— Спасибо! Спасибо огромное! Рад, что фильма произвела на вас впечатление! Это все Вася. — Он выдвигал вперед Чардынина. — Он запустил эту серию. Но у меня есть план… И для музыкальной линии я имел бы честь… Хотел бы… вас пригласить, — сбивчиво говорил Ожогин. — Есть прекрасная повесть Александра Грина «Алые паруса». Видите, около розового куста стоит мадемуазель Оффеншталь… она… она отчасти немка… впрочем, это не важно… она скоро будет известным режиссером, но я прошу ее сняться в фильме… я говорил вам, что хочу делать фильму?.. в роли Ассоли… ведь она настоящая Ассоль, и гримировать не надо… правда, правда?

Ленни заметила, что вся компания обернулась в ее сторону, смутилась и от смущения очень решительно приподняла в приветствии бокал с шампанским.

— Но она отказалась… наотрез… — горестно заключил Ожогин и жалобно посмотрел на Лямских. — Загипнотизируйте ее! Пожалуйста!

— Но, мой капитан, это не так просто, — вздохнул виолончелист.

— Александр Федорович, прошу вас, сюда, — раздался из сада чей-то голос.

— Простите, я на минуту. — И Ожогин, откланявшись, ушел.

Лямские и Кторов остались втроем. Изольда выстукивала на рояле ля и соль самой высокой октавы — выходило тревожно и жалостливо.

— Я могу предложить только волшебный пиджак, — сказал Кторов в наступившей паузе.

— Волшебный пиджак? Что это такое? — удивился виолончелист.

— О, это лучший номер моего отца. Пиджак со свистом, фейерверком, мыльными пузырями и тройкой розовых бутонов. В свое время сногсшибательно действовало на дам самых разных возрастов и взглядов. Я захватил его на всякий случай — вдруг придется демонстрировать трюки, — и вот всякий случай подвернулся.

— Вы хотите, чтобы с помощью циркового пиджака Александр Федорович загипнотизировал свою маленькую Ассоль? — спросила Изольда.

— Предприятие кажется вам сомнительным?

Изольда пожала плечами.

— Попробовать, наверное, стоит.

— Что ж, тогда я отправляюсь за пиджаком. Не знаю, впрочем, насколько он будет впору господину Ожогину и согласится ли он его надеть…

— Можно вылить на него красное вино и предложить ему волшебный пиджак взамен испорченного, — с видом заговорщика предложил Лямский, глядя на Кторова снизу вверх.

Изольда посмотрела на мужа с сомнением.

— Глупо, милая?

Она кивнула.

— Но как иначе, чтобы он ничего не заподозрил? Давайте, Кторов, несите ваш пиджак.

— Это будет упрощенный вариант волшебного пиджака — без кролика и голубей, — серьезно заметил Кторов.

Ожогин между тем уже возвращался на веранду, ища глазами Ленни. Она стояла тут же, за колонной, но не вышла ему навстречу. Ей показалось, что он чем-то озабочен, и она постеснялась его отвлекать.

Застреляли пробки шампанского — единственный фейерверк, на который согласился Ожогин. Вылетели — «как в русском балете», заметил кто-то из гостей, — официанты с закусками. Реприза с пролитым вином была исполнена довольно бойко. Кторов толкнул официанта, поймал с подноса падающую бутылку, Лямский подставил бокалы, но тут заговорщики будто случайно налетели на Ожогина, и струя из бутылки вместо стаканов хлестнула на его белый сюртук. Ожогин растерянно топтался на месте, пытаясь стряхнуть с себя капли вина. Кторов суетился рядом, делая вид, что помогает, а вино все лилось и лилось на Ожогина. Через зал к ним уже бежала Изольда с чесучовым пиджаком в руках.

— Александр Федорович, переоденьтесь! Вот, прислуга принесла.

— Почему-то я на каждой вечеринке оказываюсь мокрым, — смущенно бормотал Ожогин, влезая в рукава пиджака и оглядываясь. «Ну где же она?! Что за мучение такое!»

— Петя, ты не видел мадемуазель Оффеншталь? — спросил он довольно громко у проплывающего мимо секретаря.

— Была здесь. Мы обсуждали…

— Я здесь, Александр Федорович! — крикнула Ленни из толпы, услышав его голос и свое имя. — Сейчас…

Но только она успела к нему пробраться, как началось невообразимое. Из-за шиворота пиджака Ожогина полетели мыльные пузыри. Он нелепо начал отмахиваться от них, молотя руками по воздуху. Пузыри полопались. Ожогин одернул рукава, желая приосаниться, и из кармана выстрелила хлопушка, засыпав всех конфетти.

— Браво! — неуверенно произнес Петя. И из нагрудного кармана Ожогина словно по приказу выскочил букет бумажных цветов. Затем пиджак засвистел. У Ожогина из-за шиворота забили фонтанчики воды.

Публика захохотала.

Ожогину показалось, что выключили звук. Он стоял в кругу хохочущих гостей, мрачный, насупившийся, чувствуя себя голым, испытывая мучительную неловкость, оглядывая толпу сумрачным взглядом из-под сдвинутых бровей и не зная, как уйти, чтобы снова не оказаться смешным. Взгляд его упал на Ленни. Она не смеялась. Стояла, тоже насупившись, и смотрела на него. «Я не только смешон, но и жалок», — промелькнуло у него в голове.

«Как же ему помочь? — думала Ленни, испытывая такую же мучительную неловкость, что и Ожогин. Ей казалось, что не он, а она стоит посреди гостиной, выставленная на всеобщее обозрение. Это чувство было внове для нее: первый раз в жизни она ощущала состояние другого человека как собственное. — Подойти? Взять за руку и увести? Неудобно…»

Раздался фортепианный пассаж — от высоких нот к низким — одним махом, кубарем. И еще один. Потом взорвались несколько странных аккордов, копируя звук хлопушки, и, наперекор сумбуру клавиш, разбегающихся под пальцами Изольды, запела виолончель. Смычком по сердцу. Звуки путались, разбегались, терялись, соединялись, выстраивались и снова путались. Все замолчали, восторженно глядя на музыкантов.

Ожогин жалко улыбнулся, поняв, что представление происходит по его просьбе. Гипнотизируют. Спасибо. А он-то, дурак, растерялся. Ему-то, дураку, надо бы идти контракты смотреть. Надо бы с отчетами разбираться. А он вздумал в волшебство лезть. Он положил волшебный пиджак на кресло, взял бокал шампанского, пригубил — ну вот, уже теплое, — поставил на стол. Толпа переместилась к музыкантам, и на этой стороне веранды осталась только Ленни, по-прежнему глядящая на него. Он развел перед ней руками — дескать, вот так — и спустился по ступенькам в сад. Виолончель играла больно-больно, еще горше, чем было у него на душе. Ленни шла за ним, как загипнотизированная. И когда листва магнолий скрыла их от гостей, она погладила ладошкой его широкую спину. Он вздрогнул, но не повернулся. Она прислонилась к нему, прижалась щекой и вспомнила вчерашний сон: она знала, что он тоже боялся поворачиваться. Она просунула руки — так смешно, почти вокруг пояса, — обняла его и поцеловала спину сквозь сорочку.

— Ленни, — прошептал он, не поворачиваясь. — Ну что делать? Я люблю вас. Вы же видите, у меня толстый живот, а я люблю вас… — Он стоял, не шелохнувшись, боясь ее спугнуть, боясь, что вздрогнут стрекозьи крылья — вспорхнет, блеснет мерцание перепонок, исчезнет, — и только прикрыл ладонью ее руку. — Ленни, — снова зашептал он. — Несколько лет назад я хотел стрелять в человека, из-за которого погибла моя… — он вдруг испугался, что неправильно произносить сейчас слово «жена», — … погибла Лара Рай, но увидел с ним вас и ушел, выкинул пистолет… Это было так давно. Я сегодня просил виолончелиста вас загипнотизировать — какая глупость…

— Но он преуспел, — шепнула она.

Ожогин поднес ее руку к губам, будто закрывая себе рот, не давая говорить, но продолжал:

— Ленни, я люблю вас. Ваши летящие кудряшки. Ваши пальцы, рисующие в воздухе что-то невидимое. Ваши солнечные глаза и косточки, которые торчат сквозь одежду. Ну что делать, скажите? Вы ведь как… как мозаика… то распадаетесь на тысячи хрустальных кубиков, все сверкает, и я ничего не могу понять, то они снова соединяются, и вы уже немножко другая, знакомая, но немножко другая… И жди, что мозаика снова рассыплется на кусочки, и ветер унесет их, и где, когда они снова превратятся в Ленни? Иногда мне кажется, что я не вижу и половины тех кусочков, из которых вы состоите. Я не пойму, какая вы на самом деле… — Он целовал ее руки, а она гладила пальцами его лицо, глаза, волосы. Они все еще боялись посмотреть друг на друга. — Я люблю вас, — все повторял Ожогин.

А она с каждым словом прижималась к нему все сильней. И вдруг — проскользнула у него под рукой и будто вспорхнула, чтобы дотянуться до его лица и поцеловать. Немного левитации — и вот она пропала в поцелуе без начала и конца, как полет во сне. Он подхватил ее и теперь держал на руках, и оба не могли остановиться. Их поцелуй плыл над листьями магнолий, над разноцветными лампочками, над трепещущим белым экраном, на котором появлялись и исчезали тени — танцующей пары, смычка, летающего над грифом виолончели, и даже стайки неуемных светлячков.

Едва не задохнулись.