Николай Окунев - Дневник москвича. 1920–1924. Книга 2

• Название: Дневник москвича. 1920–1924. Книга 2
• Автор: Николай Окунев
• Издательство: Воениздат
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1997
• ISBN: 5-203-01823-5

В своих мемуарах автор воспроизводит картину московской жизни в дни двух революций 1917 года, гражданской войны, новой экономической политики советской власти. Он показывает, как разрушались устои Российского государства: экономика, культура, религия, мораль, быт. «Утомительным однообразием безобразий» считает Окунев то «новое», что входило в русскую жизнь…

Воспоминания автора иллюстрируются фотографиями прежней Москвы и ее обитателей.

---

Из театра — прямо в казармы, то бишь в общежитие комендантского управления, а утром на пристань, и 7-го октября в 9 ч. утра «Луначарский» повез нас в Муром. Ока от Рязани до Мурома не очень красовита. Берега невысоки, не лесисты и мало населены. Самое красивое — поистине красивое — плес Касимовский, и то — не более как на 20 верст. Не доезжая Касимова, на правом высоком берегу Оки — бывшее имение моего приятеля Петра Алексеевича Оленина-Истомина, своего рода «монрепо». Можно было жить там не без приятности. А от самого города Касимова я прямо в восторге: типичное русское захолустье, а ведь какое изящное, как посмотришь на него с реки. По берегу, т. е. на возвышенностях его, выстроились 7 или 8 церквей одна другой красивее. Древности как будто нет, но далеко не новы они, и — что-нибудь одно: либо всех их строил один высокодаровитый архитектор, показывая благочестивым христианам: смотри-ка, мол, какой я мастер — вот тебе семь церквей, и все одна другой краше, и ни одна на другую не похожа. Или строило их 7 архитекторов, стараясь перещеголять друг друга и ни на минуту не забывая образцов своих коллег, то и дело посматривая на них и чего-нибудь похищая и разнообразя по своему разумению. Есть какой-то особый стиль в общем. И нет такого, что бы я видел, скажем, в Москве, на Волге или на той же Оке. В особенности хороши колоколенки. Грандиозных нет, но при всей своей несложности они так и рвутся к небу. Уж не из минаретов ли их перестроили? Когда-то столица татарского царства, да и теперь еще город татар, — но почему же там мало мечетей? Я видел с парохода только одну. Кроме церквей и колоколен с берега видно несколько великолепных зданий и особнячков столетней давности — и все кутается в зелень. Да! Тут могли родиться и художники, и артисты, и писатели, и музыканты. (Слышишь ли, Петруха, гимн свой родине?)

В Муром приехали рано утром 9-го октября (26 сент.). Был там в Соборе, в Женском монастыре, на базаре, в советской столовой, в конторе водного транспорта и у райуполсплава (не пугайтесь, читатель, это не зверь какой-нибудь, а хороший человек И. И. Поляков, районный уполномоченный по сплаву леса. То ли еще есть на «советском языке». Например, «Начхозупрштаокр» — это есть Начальник хозяйственного управления Штаба Округа; есть еще «Упрбронесиларм», есть «Завинженснабдив», есть и «Начполитупреввоенсоветарес» — все это не допотопные, а наши современные управляющие, заведующие или начальники чего-нибудь. Но, с другой стороны, есть и такие коротышки: «Пс», «Ох», «Цап», «Зрак» и т. д. Знаю я теперь всю эту литературу. Иногда запалю такую деловую речь с упоминанием этих диких слов, что после до самого утра язык болит.)

«Райуполсплав» меня не утешил. Я приехал «продвигать» дрова по воде, а они еще в лесу. Приходится ехать обратно в Рязань, к другому «Райуполсплаву», не найдется ли в его районе нужных нам дров.

Выехал из Мурома 27 сент. (10 окт.) в 12,5 дня на пароходе «Ерахтур» (назван в честь той деревни, в которой родились Качковы, бывшие пароходчики). Не столько стар пароход, сколько изношен и загрязнен. А впрочем, где и что теперь в порядке и в чистоте?! Затем, на обратном пути, погода была невеселая. 10-го и 11-го с утра морозцы, днем слякоть. На пристанях — не как в первом пути — ни молока (от 150 до 200 р. за бутылку), ни яиц (по 100 р. штука), ни яблок (от 30 до 100 р. за шт.). Пришлось довольствоваться хлебом, полученным в Муромской и Касимовской судоходке, и обедами из буфета (небольшая тарелка щей с кусочком мяса за 450 р. — без хлеба). В Кочемарах (по реке 570 верст от Москвы) все-таки удалось купить при содействии пристанщика у местного милиционера 1 пуд картошки за 3.000 р., а в Москве она теперь 6.500 р. за пуд. Это мой дебют и главный подвиг «по мешочничеству», — затем все покупки — картошки, лука, моркови и масла — производились вдробь, т. е. по фунту, по два и т. д. Всего набралось с рязанскими покупками пуда два с половиной.

В Рязань приехали 29 сент. (12 окт.) в 8,5 ч. вечера, и я ночевал на том же пароходе. На другой день был в Рупводе и у райуполсплава. И этот не утешил. Зашел с горя в советскую парикмахерскую, где по-советски, но без совести слупили с меня за стрижку и бритье 600 р.

Вечером был за всенощной в Соборе и в церкви, стоящей около Собора. Хотел было зайти в Монастырь, но туда не пустил красноармеец. «Какой гут монастырь!» — сердито сказал он. Я уж не решился спросить его о том, не театр ли тут теперь, и отправился опять в городской театр, где шла пьеса Н. Лернера «Минувшие дни», или «Нина Трауцкая». Пьеса оказалась нового революционного репертуара, порочившая дореволюционное время, закончившаяся виселицами и пением интернационала. Впечатление вдвойне тягостное и от того, что было, и от того, что все, что было, то и теперь есть и, кажется, в более ужасающих размерах… Участвовал и Андреев-Бурлак, на этот раз в роли какого-то провокатора, что было у него удачнее, ибо изображаемый им субъект был, по-видимому, сроднее Чацкину. Хорош был опять Добролюбов в роли жандармского генерала, а в особенности великолепно Н. Г. Липкин играл сторожа тюрьмы Падалку.

Ночевал опять в комендантском общежитии. На другой день, 1/14 октября, зашел в Семинарскую церковь, а потом на базар. Купил немного муки по цене 5.000 р. за меру, мыла простого (и, вероятно, очень плохого) по 1.700 р. за ф. и масла сливочного от 3.500 до 3.800 р. за ф.

В 4 ч. дня выехал на пароходе «Марчуги» по p.p. Оке и Москве прямо в Москву. Этот пароход хоть и меньше «Ерахтура», но немного почище, да и ходит он лучше, чем тот. Выше Рязани по Оке тоже не очень красиво. Зато по Москве-реке (там я езжал и раньше) есть великолепные берега, барские и купеческие поместья (бывшие, а теперь либо детские колонии, либо какие-нибудь санатории).

В Москве пришлось с пристани на квартиру совершить в день приезда два «рейса» — в один раз не мог дотащить своего добра, а если бы нанять извозчика или тележку, то пришлось бы проститься с той разницей, которая получилась между провинциальными и московскими ценами на картошку, лук и масло. Во время путешествия по рекам встречались караваны с сеном и с дровами. Других грузов — ничтожество. Не один раз стояли понемногу на мели. Воды от 5 до 7 четвертей; в воде 5, а потом — 4 гр. тепла. Одни говорят, что навигация закончится на днях, другие пророчествуют, что она продлится «до Казанской», т. е. до 22 окт. ст. ст.

Забыл отметить странное совпадение. Я был в Рязани в 1904 году, в августе месяце, и там купил свежую телеграмму об разбитии нас под Ляояном японцами. В эту поездку я совершенно неожиданно в этой же Рязани прочел о том, что Домбский и Иоффе подписали соглашение о перемирии с 18-го октября. То и другое сведения касаются войн, и притом — самых крупных эпизодов этих войн.

В Рязани же я вычитал в настенной газете, что в Москве, в Рыбном переулке, на автомобиль, везший из банка 257 млн. р., напал другой автомобиль и экспроприировал их. А еще за всю дорогу ничего не читал и не слыхал, что делается на белом свете.

Проехал, значит, по жел. дор. 180 верст, по воде от Рязани до Мурома 474 версты и от Мурома до Москвы 796 верст, всего 1.450 верст, и везде слышал только охи, вздохи, сетования, ропот и ругань. А народ, серый, сермяжный, — он, может быть, и сыт теперь, но зато какой рваный, какой грязный, какой злой, — не дай Бог!

8/21 октября. Приехав, все только хожу по Москве по Рупводам, главводам, главтопам, москватопам, цупвосам и полевым штабам. Продолжаю «продвигать дрова», теперь уже не реальным, а бумажным путем. Если будет успех, то получу дров на зиму и для себя, а больше мне за этот труд ничего и не надо.

Третьего дня ночью арестовали начальника морского управления Главвода Н. И. Игнатьева, его некоторых помощников, начальника Цусвода (главводское снабжение) Г. Я. Седова и многих других морских бывших офицеров. Что делается в Москве — доподлинно неизвестно, но появилось правительственное сообщение, наводящее на предположение, что где-то не совсем спокойно. Объявлено военное положение (уличная жизнь позднее 12 ч. ночи воспрещена), и Дзержинский назначен председателем совета обороны.

Перемирие должно бы уже начаться, однако, в сегодняшней сводке все еще говорится о боях. Минск был взят поляками, а теперь опять перешел в советские руки.

Врангель взял Орешки, но сегодня есть статейки, которые предвещают скорый разгром его.

Вчера и третьего дня были морозы от 2 до 4 градусов со снегом, к вчерашнему вечеру усилившимся и крутившимся, как в зимнюю вьюгу. Но сегодня теплее и шел уже дождь.

От сына известий никаких нет. Зато я имею удовольствие получить в эти дни письма, которые я сам послал жене из Мурома и из Рязани. А еще отчетливее действует телеграф: я послал Кожевникову 9-го октября телеграмму из Мурома военным порядком, т. е. «по литеру», и несмотря на это (а может быть, только поэтому), она до сего дня не пожаловала еще в Москву. Вот так «продвижение»!

9/22 октября. В сводке за вчерашний день говорится, что на Западном фронте военные действия прекращаются, красные войска отходят на 25 км. восточнее государственной границы Польши.