Владимир Лесин - Генерал Ермолов

• Название: Генерал Ермолов
• Автор: Владимир Лесин
• Издательство: Вече
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9533-5394-6

Генерал Алексей Петрович Ермолов — блистательный полководец, герой Отечественной войны 1812 года, успешный дипломат и суровый администратор. Его боготворили солдаты, им восхищались друзья и ненавидели враги, на него сделали ставку декабристы и… ошиблись. Он был человеком власти и порядка, но власть не доверяла ему. Почему? На этот и многие другие вопросы читатель найдет ответ в новой книге В.И. Лесина, представляющей собой самое полное на сегодняшний день жизнеописание этого выдающегося русского человека.

---

Паскевич понимает, что эта характеристика Мадатова, как, впрочем, и других соратников Ермолова, коренным образом отличается от тех, какие он давал им, представляя к награждению очередными чинами и орденами. Ничего страшного, «это произошло оттого, — оправдывается он перед Дибичем, — что я о них ничего не знал и после уже получил сведения…».

Не от Карганова ли?

Николай I отправил Дибича на Кавказ для разрешения конфликта между двумя генералами. «Да поможет вам Господь и да вразумит Он вас, чтобы быть справедливым», — наставлял император начальника штаба. Только как-то своеобразно государь понимал эту справедливость. «Надеюсь, — писал он, — что вы не позволите обольстить вас этому человеку [Ермолову], для которого ложь составляет добродетель, если он может извлечь из неё пользу…»{682}

Мог ли Ермолов рассчитывать на справедливую оценку своей десятилетней деятельности на Кавказе при таком отношении к себе главы государства? Вряд ли…

Алексей Петрович не исключал, что в годы управления Кавказом мог что-то упустить, недоглядеть из-за обширности территории подчинённого ему края, принять ошибочное решение, в силу которого не достигал цели, поставленной перед ним высшей властью, но никогда при этом не преследовал личной выгоды. Это, по его мнению, является лучшей оценкой его поступков. Он писал Дибичу, что лишь «одна ожесточённая злоба подлейшего доносчика могла изобрести и приписать» его «намерениям за-конопротивные действия, никогда не существовавшие» или до сведения его не доходившие.

Там, где Ермолова трудно было обмануть, вспоминал современник, служивший при обоих главнокомандующих, «там легко было пустить туман в глаза Паскевичу». Поэтому при нём злоупотреблений было значительно больше. Предъявленные обвинения Алексей Петрович разбил в пух и прах и потребовал назначить судебное следствие над ним и доносчиками, но дело это не получило продолжения, ибо Николай Павлович и не ставил перед собой задачу найти истину. Предвзятость императора здесь очевидна.

В этом противоборстве двух «старших генералов» даже ближайшие сотрудники Ермолова не сразу сделали свой выбор. Колебался, по-видимому, адъютант главнокомандующего Шимановский. В противном случае непонятно, почему Грибоедов буквально кричал ему в лицо:

— Как, Николай Викторович, вы хотите, чтоб этот дурак, которого я хорошо знаю, торжествовал бы над одним из умнейших и благороднейших людей России! Верьте, что наш Алексей Петрович его проведёт, и Паскевич… уедет отсюда со срамом{683}.

Александр Сергеевич ошибся: Иван Федорович никуда не уехал, хотя и угрожал отставкой. Государь Николай Павлович сделал свой выбор. В условиях военного времени он «дела здешнего края поручил человеку, не имеющему ни довольно способностей, ни деятельности, ни доброй воли», как считал Алексей Петрович и пытался убедить в этом императора{684}. Не удалось.

12 марта государь подписал рескрипт о смене главнокомандующего. На шестнадцатый день фельдъегерь вручил его Дибичу, а тот ознакомил с ним Ермолова: «По обстоятельствам настоящих дел в Грузии, признав нужным дать войскам, там находящимся, особого главного начальника, повелеваю вам возвратиться в Россию и оставаться в своих деревнях впредь до моего повеления».

«Обстоятельства» эти — война с Персией.

Сколько сменилось на Кавказе главнокомандующих! Но ни одна отставка не произвела такого впечатления на общество, как увольнение Ермолова. «Друзьями его, — свидетельствует современник, — были все честные, правдивые трудящиеся и бескорыстные люди, а врагами — люди с нечистой совестью. В отношении с ними у него не было обыкновенной середины: он первых любил по-братски, а вторых — гнал, как врагов отечества»{685}.

ЕРМОЛОВЦЫ ПЕРЕД ВЫБОРОМ

В связи с отставкой прославленного генерала Александр Христофорович Бенкендорф писал Павлу Дмитриевичу Киселеву:

«Надо было иметь в руках сильные доказательства, чтобы решиться на смещение со столь важного поста и особенно во время войны человека, пользующегося огромной популярностью и который в течение двенадцати лет управлял делами лучшего проконсульства империи».

Однако это скорее похвала решительному императору, чем талантливому администратору и блистательному полководцу Ермолову, хотя этого Бенкендорф не отрицает, но и не утверждает. Алексей Петрович слишком не любил немцев, чтобы его по достоинству мог оценить Александр Христофорович, человек, бесспорно, умный, и немец самый настоящий) а не выкрест какой-нибудь, каких немало было в империи.

В рапорте на имя царя начальник Главного штаба подчеркнул, между прочим, что Алексей Петрович «принял высочайшее решение с величайшею покорностью и без малейшего ропота»{686}. Думаю, что царь с удовлетворением прочел эти слова…

Какие странные слова… Похоже, государь и начальник его штаба не исключали, что Ермолов окажет сопротивление. Не оказал. Не мог оказать. Больше того, удовлетворяя просьбу Дибича, он отказался от прощания с войском, несмотря на настойчивые просьбы офицеров Ширванского полка, уходившего на театр войны с Персией. Алексей Петрович не хотел устраивать демонстрацию протеста. После высочайшего приказа от 28 марта генерал уступил Паскевичу начальство над Кавказским корпусом без борьбы, которой так опасались в Петербурге, особенно в Зимнем дворце{687}.

Итак, Иван Федорович Паскевич — главнокомандующий Кавказским корпусом. Талантливый Юрий Николаевич Тынянов, представляя его читателю, писал:

«…Все говорили о нем: он выскочка, бездарен и дурак… Никто не принимал его всерьёз. Только у купцов висели его портреты, купцы его любили за то, что он был на портрете кудрявый, толстый и моложавый.

Есть люди, достигающие высоких степеней или имеющие их, которых называют за глаза Ванькой. Так, великого князя Михаила звали “рыжим Мишкой”, когда ему было сорок лет. Ведь при всей великой ненависти Паскевич ни за что не мог бы назвать Ермолова, всенародно униженного, Алешкой.

А его… так звали, и он знал об этом. И сколько бы побед он ни одержал, он знал, что скажут: “Какая удача! Что за удачливый человек!”

А у Ермолова не было ни одной победы, и он был великий полководец.

И Паскевич знал еще больше: знал, что они правы»{688}.

Вслед за Ермоловым ушли в отставку очень немногие. Большая же часть «ермоловцев» ужилась с новым начальником, в их числе и Грибоедов. В начале декабря 1826 года он откровенничал с другом Бегичевым:

«С Алексеем Петровичем у меня род прохлаждения прежней дружбы. Денис Васильевич этого не знает: я не намерен вообще давать это замечать, и ты держи про себя. Но старик наш человек прошедшего века. Несмотря на все превосходство, данное ему от природы, подвержен страстям, соперник ему глаза колет, а отделаться от него он не может и не умеет. Упустил случай выставить себя с выгодной стороны в глазах соотечественников, слишком уважал неприятеля, который этого не стоил…»{689}

Соперник Алексея Петровича сначала колол глаза и нашему комедиографу. В противном случае писатель не назвал бы его «дураком». Александр Сергеевич Грибоедов понимал, что вместе с «потеплением» его отношений с Иваном Федоровичем Паскевичем он понесет огромные нравственные потери, поэтому и просил Степана Николаевича Бегичева сохранить содержание адресованного ему письма в тайне.

Вот так: Ермолов-главнокомандующий — старик чудесный, любимый начальник, патриот, высокая душа, замыслы и способности у него точно государственные; Ермолов в отставке — уже человек прошедшего века, то есть устаревший, уважающий неприятеля сверх всякой меры, то есть боящийся его, а он, неприятель-то, совсем того не стоит.

А кто же знал до Елизаветпольского боя, что неприятель того не стоил. Мазарович сумел убедить Ермолова, что персидская армия, подготовленная английскими инструкторами, далеко не такая, какой была до Гюлистанского мира. Вот и осторожничал Алексей Петрович, опасаясь навредить делу и репутации своей и его величества.

Еще недавно, каких-то полгода назад, наш Александр Сергеевич квалифицировал Ивана Федоровича «дураком». Теперь же он смотрит на Алексея Петровича глазами своего недалекого родственника и оценивает деятельность Ермолова на Кавказе в стиле доносов Паскевича, в которых, правда, теперь расставлены запятые. Странно? Да. В жизни Грибоедова вообще много необъяснимых странностей…

И далее в том же послании Бегичеву Грибоедов писал:

«Кто нас уважает, певцов истинно вдохновенных, в том краю, где достоинство ценится в прямом отношении к числу орденов и крепостных рабов. Все-таки Шереметев у нас затмил бы Омира, то есть Гомера, скот, но вельможа и крез. Мученье быть пламенным мечтателем в краю вечных снегов. Холод до костей проникает, равнодушие к людям с дарованием; но всех равнодушнее наш сардар; я думаю даже, что он их ненавидит. Посмотрим, что будет. Если ты будешь иметь случай достать что-нибудь новое, пришли мне в рукописи. Не знаешь ли чего о судьбе Андромахи [то есть о Павле Александровиче Катенине, авторе трагедии «Андромаха»]. Напиши мне. Я в ней ошибся, как и в Алексее Петровиче»{690}.