Френк Слотер - Чудо пылающего креста

• Название: Чудо пылающего креста
• Автор: Френк Слотер
• Издательство: АРМАДА
• Жанр: Историческая проза
• Год: 1997
• ISBN: 5-7632-0170-1

Исторический роман Френка Слотера переносит нас во времена позднего Рима — первую треть IV века. На трон восходит Флавий Валерий Константин, сконцентрировавший в своих руках единоличную и абсолютную императорскую власть. Через сражения и кровь, смерть близких шел он к своей цели, стараясь возродить былое величие и мощь Римской империи. В увлекательном, захватывающем описании жизни этого человека, основателя Нового Рима — Константинополя, автор развертывает перед нами широкое историческое полотно, в котором много страниц уделено созданию Церкви и первым христианам, которых мощно поддерживал уверовавший в Бога император. И недаром церковные историки нарекли Константина Великим и провозгласили его образцом христианского правителя.

Френк Джилл Слотер родился в Вашингтоне 25 февраля 1908 года. Окончил Оксфордскую высшую школу в Северной Каролине и университет в Дархеме. Врач. Служил в армии США в медицинском корпусе. Женился на Джейн Манди в 1933 году. Два сына. Свою литературную деятельность начал в 1941 году романами «That None Should Die» и «In a Dark Garden». Френк Слотер разносторонний автор, пишущий и о медицине, и исторические произведения, но более всего ему удаются сочинения на библейские темы или смешанной формы. В 1959 году Слотер выпускает один за другим два романа: «Крест и корона, или Жизнь Христа» и «Иосиф Аримафейский», а через год роман о римском императоре Константине Великом «Чудо пылающего креста», который мы и предлагаем нашему читателю.

Слотер трудится в литературе почти 40 лет. За это время общий тираж его книг составил более 60 миллионов экземпляров. Один из последних романов 1987 года снова на медицинскую тему — «Transplant».

Текст печатается по изданию: Constantine: The miracle of the flaming cross, by Frank G. Sloughter. Doubleday and Company, Inc. New York, 1965.

---

Массивная громада дворца Диоклетиана на какое-то время стала преградой для глаз Константина, но когда на пути к казармам, где были расквартированы легионы, они обогнули ее, он увидел, что за дворцом, на фоне покрытого лесом холма, возведен ряд новых, блестящих строений, включая амфитеатр для игр, столь важных в жизни императорского Рима. Позади дворца стояли также казармы городского гарнизона, куда входили элитные части имперской гвардии.

Константин знал, что подобного рода части — знаменитые преторианцы — были расквартированы в Риме и не раз вершили судьбы царского двора, убивая неугодных им императоров и вместо них возводя на престол других. Но теперь, с перенесением столицы старшего августа на Восток, влияние преторианцев в Риме заметно поубавилось.

У ворот огороженной территории военного городка Марий осадил свою лошадь.

— Согласно желанию твоего отца, я не должен ехать дальше, — сказал он Константину, — Но я все-таки позабочусь о том, чтобы Диоклетиану стало известно о твоем прибытии. Управляющий его двором Плотин — мой старый друг, — Он слегка улыбнулся, — В конце концов, мы, иллирийцы, должны помогать друг другу. Уж слишком много подхалимов из Рима стараются приобрести влияние здесь, на Востоке.

— Я буду осторожен, дядя Марий, — пообещал Константин, — и за меня вам никому не будет стыдно.

— Я в этом уверен. Как войдешь, спроси центуриона Дация, и пусть тебя не обманут его манеры: он бы жизнь отдал за твоего отца. Подчиняйся ему беспрекословно, как бы ни тяжки были возложенные на тебя задачи, и в один прекрасный день ты заслужишь звание цезаря.

— Августа, — хмуро поправил его Константин.

Марий вгляделся в глубину мальчишеских глаз и улыбнулся, довольный тем, что он там увидел.

— Я очень удивлюсь, если ты когда-нибудь не будешь носить этот титул! Но тебе придется заслужить его как сыну цезаря, тебе будут чинить препятствия на нормальных путях служебного роста и, пока жив Диоклетиан, выше ранга трибуна прыгнуть не дадут. А после его смерти твоя жизнь может даже оказаться в серьезной опасности.

Наблюдая, как по улице, ведущей от дворца, удаляется по-военному прямая фигура его дяди, Константин вдруг почувствовал еще незнакомую ему доселе глубину своего одиночества. Желание вернуться по той же дороге в Дрепанум, где материнская любовь послужит ему, как в детстве, надежным щитом, было столь велико, что он едва справился с побуждением пришпорить лошадь и умчаться прочь от неласковых стен армейских казарм. Но этот импульс длился всего лишь мгновение; и вот, дернув повод, он направил лошадь в ворота.

3

По ту сторону ворот стоял, опершись на копье, часовой и разговаривал с другим солдатом. Он не обращал внимания на Константина до тех пор, пока тот не стал въезжать в ворота. Тогда копье быстро опустилось, да еще в такой близости от лошадиного носа, что животное встало на дыбы и сбросило бы своего седока, если бы тот не натянул поводья и моментально не прижал бы колени к седлу. В первое мгновение Константин в приступе гнева едва не спрыгнул со спины лошади на спину часовому, но вовремя одумался, сообразив, что этот поступок солдата был продиктован желанием показать, что и у малого должностного лица есть какая-то толика власти. Кроме того, за неделю, прошедшую с тех пор, как он проводил глазами уезжавшего из Наисса отца, Константин хорошо уяснил себе одну истину: с сына цезаря спрос велик, и главное, что спросится, — самообладание.

— Куда прешься, деревенщина? — грубо спросил часовой. — Здесь казармы императорской гвардии, и никто без разрешения сюда не допускается.

— Мне нужен центурион Даций.

— По какому делу?

— У меня для него письмо. — Константин достал лежавший на груди под туникой небольшой пергаментный свиток с кратким посланием, написанным Констанцием начальнику императорской охраны, ответственному за подготовку солдат для императорской гвардии.

— Дай-ка взглянуть на него. — Часовой потянулся за свитком, но Константин отвел руку назад, медленно повернул свиток таким образом, чтобы тот мог увидеть массивную восковую печать, закрепившую кончик пергамента на рулоне.

— Печать Констанция-цезаря! — Солдат, который беседовал с часовым, вдруг встал по стойке «смирно» и бросил своему товарищу, шевеля уголком рта: — За твою наглость, Марк, тебе когда-нибудь не сносить головы.

При виде печати часовой со стуком опустил копье на землю и больше не препятствовал въезду Константина на территорию городка.

— Центурион во втором здании справа, — доложил он, стоя прямо и жестко, как древко копья.

Центурион Даций сидел за столом в комнате, расположенной в конце длинного казарменного здания. От солнца и ветра его кожа приобрела дубленый оттенок, волосы были серо-стального цвета, а лицо покрывали шрамы от ран, полученных им в сотне военных кампаний. Стоя перед ним, мальчик чувствовал, как острый, проницательный взгляд серых глаз старшего центуриона проникает ему в самую душу, изучая и оценивая ее. На это пристальное внимание он, однако, не сказал ни слова, и наконец Даций развернул свиток. Читал он медленно, молча шевеля губами. «Да, письма — явно не самая сильная сторона седеющего командира», — решил Константин и тут же почувствовал к нему нечто вроде духовного родства, ибо и у него с письмами было неважно.

— Значит, ты потомство Констанция, — молвил наконец Даций. — Мы с ним бывали во многих походах, повоевали. Но небось теперь, когда он стал цезарем, ты ждешь, что я паду ниц пред тобою и увенчаю тебя шлемом с пером трибуна.

— Отец послал меня сюда учиться — учиться быть солдатом. Мне не нужно ничего такого, чего я не могу заработать себе сам.

— Похоже, что сказано сыном Констанция, — одобрил Даций. — Но это не вся еще правда. Тебя прислали сюда, потому что цезарь Галерий убедил императора в необходимости иметь заложника, чтобы Констанций, как только доберется до префектуры в Галлии, не объявил себя августом. Легионам уже известно, что твой отец — прекраснейший воин на службе империи.

— Надеюсь, что буду таким же, как он, командир.

И снова Даций долго изучал его, не говоря ни слова.

Затем сказал:

— Может, и будешь. Посмотрим. В настоящее время императорской гвардией и учениками командует Флавий Валерий Север. Ты увидишь, что он справедлив, но Север — близкий друг Галерия, тоже зятя императора, так что никакого покровительства ты здесь не найдешь. — На его обветренном, загрубелом лице промелькнула неприветливая улыбка. — Да в нем и не должен нуждаться истинный сын Констанция Хлора. Как приехал в Никомедию?

— Верхом на лошади.

— Ну что ж, по крайней мере, умеешь ездить верхом. Императорской почтой не пользовался? Ведь печать на этом свитке давала тебе такое право.

— Я… мы ехали на собственных лошадях.

— Твою я отправил в конюшни твоего дяди Мария, — сообщил ему Даций, — Кривая персидская сабля, которая его покалечила, отняла у Рима прекрасного командира, но и, вполне вероятно, оказала ему услугу. Ни один солдат никогда не становился богачом, если он не был высоким военачальником.

Он выкрикнул приказание, и в дверях появился раб в грубой домотканой тунике.

— Найди ученику Флавию Валерию Константину спальню, тюфяк и что-нибудь из одежды, — распорядился Даций и снова повернулся к Константину: — Твое обучение начнется завтра, а на сегодня упражнения закончены. — Снова промелькнула неприветливая улыбка. — Да пошлет Юпитер тебе удачу. Сдается мне, что она тебе понадобится.

4

Отведенная Константину спальня — кубикула — едва вмещала в себя соломенный тюфяк, который днем можно было свертывать в рулон, отчего жизненное пространство несколько увеличивалось, и военное обмундирование, вскоре доставленное ему рабом. В стены были вбиты деревянные колышки, чтобы вешать на них амуницию, а стенной шкаф позволял убрать в него привезенную им одежду. На столе в углу стояла лохань из обожженной глины, а рядом с ней — ведро, в котором можно было приносить воду из устроенного неподалеку резервуара, наполняемого трубой, соединенной с акведуком, по которому в Никомедию поступала вода из лежащего на холмах озера.

Константин не питал никаких иллюзий относительно жизненной программы, к осуществлению которой он теперь приступал. В семнадцатилетнем возрасте сильные и здоровые римские юноши принимали на себя обязательство нести военную службу до шестидесяти лет — с отпусками в периоды мирного затишья. Последние пятнадцать лет обычно посвящались гарнизонной службе, хотя и не всегда по соседству с домом. Кампании на севере в основном проводились летом, так что во время холодной погоды солдату частенько приходилось сидеть дома и перебиваться как может.