Михаил Азаров - Зазнобы августейшего маньяка. Мемуары Фанни Лир

• Название: Зазнобы августейшего маньяка. Мемуары Фанни Лир
• Автор: Михаил Азаров
• Издательство: СИ
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2013

«Самый загадочный человек из династии Романовых» — так говорят историки о великом князе Николае Константиновиче. Он был племянником Александра II, кузеном Александра III и двоюродном дядей императора Николая II. Несмотря на такое родство правящая династия от него отреклась. Она считала Николая Константиновича своим позором, преследовала его и замалчивала.

Не писали о великом князе и при советской власти. А потом о нём забыли. Лишь в последние годы покров тайны был приподнят.

Книга рассказывает об этом незаурядном человеке, прожившем бурную, полную приключений жизнь.

Одной из литературных сенсаций судьбоносного 1917 года стала публикация «Главы «Августейшего» романа» в петроградском журнале «Аргус». Достоянием общества стала скандальная страница истории только что свергнутой династии. Россия узнала о «железной маске» Романовых.

Вот что писала редакция «Аргуса»:

«О нем мало, кто помнит. Имя его давно не упоминалось в хронике придворной жизни. Только после событий 27 февраля он напомнил о себе телеграммой, о подчинении власти нового правительства.

А между тем его характер, положение в августейшей семье, его отношение к ней и придворным кругам были исключительны.

И раньше многим были известны некоторые обстоятельства из жизни великого князя: фантастическая история похищения драгоценных камней, признание князя сумасшедшим, жизнь его в Туркестане под надзором жандармских генералов…

Известная в свое время американская авантюристка Фанни Лир, кружившая головы многих высокопоставленных особ в Европе, приехав в Россию, увлеклась старшим сыном великого князя, генерала-адмирала Константина Николаевича. Роман этот для молодого великого князя окончился трагически — ссылкой в Туркестан, где он находится и поныне, а, изгнанная из России, Фанни Лир, желая реабилитировать себя от нелепых обвинений и слухов, подробно описала свою жизнь с августейшим покровителем.

И личность героя всех этих приключений, и обстановка, в которой они протекали, изображенные одним из действующих лиц, должны заинтересовать каждого, кто захотел бы взглянуть на жизнь двора, лишенную густого лака официальности.

Некоторые из рассказанных эпизодов кажутся фантастическими, но не следует забывать, что истина часто бывает невероятнее выдумки».

А теперь предоставим слово женщине, которую он любил и помнил всю жизнь.

---

Через несколько минут я уже скакала мимо кареты, где сидел мой князь с своей матерью. Увидя меня, он побледнел, как смерть. Когда же я возвратилась домой, то застала его в обмороке, а перед ним испуганного слугу. Я привела его в чувство, и он сказал:

— Друг мой, ведь я думал, что ты меня покидаешь; случись это, я сошел бы с ума.

Я успокоила его, говоря, что и не думала покидать его, хотя это и не помешало бы ему жить в свое удовольствие.

На другой день мы поехали в Павловск. По обыкновению, не заходя к себе, он пошел к матери, а я, придя, домой не узнала своей комнаты. В ней не было ни кровати, ни цветов, ни картин — ничего, кроме обычной мебели.

Оказалось, что великий князь, пораженный мыслью, что я покидаю его, телеграфировал в Павловск, чтобы вынесли из моей квартиры некоторые вещи, которыми, как он хорошо знал, я особенно дорожила, а прислуга, по недоразумению, произвела полное опустошение.

Мы много хохотали над этим приключением. На другой день все похищенные вещи были мне возвращены с прибавкой прекрасного ожерелья из жемчуга. Таков был его характер; сознав свою ошибку, он заглаживал ее щедростью. Говорят, что это типическая черта в семье Романовых. Недаром же при их дворе рассказывается старинный анекдот о боярине, который в пору безденежья старался навлечь на себя царский гнев, чтобы воспользоваться милостью, когда царь вслед за тем будет каяться в своем гневе.

Заграничное путешествие. Похищение. Письмо великого князя. Возвращение в Вену

12 августа 1872 г. мы предприняли большое путешествие с намерением побывать в Вене, Италии, Греции и Египте. Я села в поезд, отходивший днем, а великий князь, сопровождавший свою мать, вечером. Остановившись ненадолго в Варшаве и Дрездене, я прибыла в Вену, в окрестностях которой должен был водвориться великий князь. Вена — самый веселый город после Парижа. Я каталась в карете, гуляла пешком, привлекая нескромное внимание эрцгерцогов, и бравируя укоризненные взгляды, целомудренных дам. Все сулило мне счастливую и приятную жизнь, но судьба распорядилась иначе.

Однажды, забравшись по глухим тропинкам парка в одно из укромных местечек, увидела вдали красивую, но грязно и плохо одетую, цыганку под руку с мужчиной, показавшимся мне знакомым. Я стала следить за ними и услышала, как цыганка назначила свидание своему кавалеру, оказавшемуся моим великим князем.

Я вернулась домой с разбитым сердцем, и между мною и августейшим покровителем произошла страшная ссора. Я упрекала его в неблагодарности, а он меня в шпионстве; ссора кончилась тем, что он дал мне пощечину и ушел, сказав, что покидает меня навсегда.

Обливаясь слезами, я приказала уложить вещи, расплатилась в гостинице и стала писать письмо за письмом великому князю. В этот критический момент ко мне зашел один очень любезный русский. Узнав о моем приключении, он предложил мне следовать за собой, обещая сделать меня счастливейшей из женщин, если я склонюсь на его мольбу. Сгоряча я согласилась ехать с ним в Вену, но, когда мы подошли к вокзалу, и раздался последний звонок, я одумалась и повернулась чтобы убежать.

Заметив это, он взял меня на руки и, невзирая на мои протесты, усадил меня в вагон, как раскапризничавшегося ребенка.

— Оставьте меня, я вас не люблю, я люблю великого князя, — кричала я.

— Это мне совершенно все равно, — отвечал он хладнокровно: — я уже целый год люблю вас и не выпущу из своих рук.

В Вене я очутилась в его квартире, как птица в клетке. Поплакав часть ночи, я утром попросила его отослать два письма — одно великому князю, а другое в американское посольство, но он не только не отослал их, но и перехватывал все письма великого князя ко мне.

Я притворилась, что покоряюсь, и отправилась с ним в Краков, который лежал на его пути. В Кракове я прожила с ним неделю, почти всегда под замком. Наконец, мне удалось внушить ему такое доверие к своей покорности и любви, что он решился отпустить меня одну в Париж и, проводив меня до Дрездена, уехал в Россию в надежде, что я приеду к нему туда. И он был не совсем не прав. Как бы там ни было, а я видела в нем друга, потому что это был мягкий, симпатичный и умный человек и, может быть, я была бы счастлива и спокойна с ним.

Устроив свои дела в Париже, в конце сентября уже собралась ехать к нему в Россию, как вдруг ко мне явился человек с письмом от великого князя.

Вот, что он писал:

«Не могу помириться с мыслью о дурном впечатлении, которое произвел на Вас перед нашей последней разлукой.

Мой невозможный характер часто причинял Вам ужасные страдания, и я даже удивляюсь, как Вы могли так долго переносить его. Позвольте изложить Вам причины моих безумных вспышек и столь частых расставаний.

Я люблю и обожаю Вас всеми силами души и, Бог знает почему, стыдился этого чувства, думал, что оно недостойно мужчины, и таил его от Вас, как оказывается, слишком удачно. Никогда я не думал покинуть Вас, я дрожал при одной мысли о разлуке, мечтая о союзе с Вами до смерти. Не думайте, что эти строки внушены мне минутным капризом или желанием заставить Вас жить со мной.

Клянусь честью, они выражают самые священные чувства, которые я не переставал испытывать с тех пор, как увидел Вас. Не смейтесь, читая эти строки, но загляните в свое сердце и, если найдете там хоть искру любви ко мне, то дайте еще раз случай прижать Вас к моему сердцу, исполненному печали.

Я захворал от разлуки с Вами, доктор сказал, что в моем положении лекарства бессильны. Вы одна можете помочь мне…

Приходите же хотя на один день; пожмём друг другу руки и разделим всё, как друзья. Слезы душат меня, когда я вспоминаю о печальном конце нашей связи, в которой было столько очарования. Не откажите в этой моей единственной и последней просьбе. Желал бы назвать Вас по-прежнему Фанни Лир и писать Вам ты; но я не имею этого права. Тысячу раз целую Ваши ручки. Ваш верный Н.».

Я рыдала, читая эти строки, и поехала в Вену. Он встретил меня у вокзала в карете, бледный взволнованный и чуть не задушил в своих объятиях. Жизнь с ним в Вене была продолжением моего медового месяца. Рука об руку мы исходили все улицы города, осматривая все его достопримечательности. Мы были счастливы, но в то же время какое-то тяжелое предчувствие смущало его покой. Однажды, во время представления «Травиаты», при сцене расставания влюбленных, я прочла на его лице выражение жестокой муки и спросила:

— «Что с вами?»

— Друг мой, — отвечал он, — я предвижу, что мы будем разлучены, и эта мысль терзает меня.

Путешествие по Италии. Визит греческой королеве. Корфу.

Из Вены мы поехали в Мюнхен, провели несколько дней в Тироли, а оттуда через Верону прибыли в Турин. В свите великого князя были следующие лица: его доктор и воспитатель Г. (лейб-медик Иван Самойлович Гауровиц.), маленький, толстый круглый немец в очках, с бриллиантовыми перстнями на белых руках (подарки отца великого князя), которыми он постоянно любовался.

Я чуяла в нем фальшь и не обманулась. По приезде в Петербург, он не замедлил рассказать государю все, что знал о нашем романе, чем не мало способствовал последующему осуждению несчастного великого князя; адмирал из малороссов (генерал-майор Александр Федорович Миркович.), другой воспитатель великого князя, очень привязанный к своему бывшему ученику. Он поражал меня своей невозмутимостью, и во все время пути только однажды разгорячился, бросив на станции тарелку в голову слуги за то, что тот не дозволил ему взять в вагон остатки недоеденного обеда; адъютант великого князя, человек полуслепой и недалекого ума, вечно суетившийся, особенно во время обедов, к которым он был очень неравнодушен; старый камердинер Савелов, приставленный к великому князю за то, что однажды спас ему жизнь. Он был казначеем великого князя и, ведя записи расходам, ворчал на его расточительность и порицал железные дороги за то, что великий князь не мог ездить по ним даром.

Другой слуга, подначальный первому, был так безобразен, что великий князь часто приписывал на его паспорт: «Прошу не принимать этого человека за обезьяну».

Прибавьте к этому слугу доктора, столь же напыщенного, как и его господин, и мою верную Жозефину; таковы были наши спутники.

Из Турина мы переехали в Болонью, где нам, за недостатком комнат, отвели салон, а оттуда в Рим, где провели неделю, в течение которой великий князь настолько отдался своей страсти к приобретению разных вещиц, что мне стоило большого труда удерживать его. Он набил ими целые чемоданы, а в нашем багаже и без того было 47 мест.

Из Рима мы поехали в Бари, где посетили хранящиеся там мощи патрона России св. Николая Чудотворца, за которые император Николай предлагал папе Григорию XVI баснословные суммы; а ночью прибыли в благословенный природой живописный городок Бриндизи. Чтобы вечером отплыть оттуда на Корфу. Живо вспоминаю это восхитительное плавание.