Василий Васильевский - Печенеги

• Название: Печенеги
• Автор: Василий Васильевский
• Издательство: Ломоносовъ
• Жанр: История
• Год: 2013
• ISBN: 978-5-91678-089-5

В конце IX века в восточноевропейские степи из-за Волги нагрянул кочевой народ, доселе в тех краях неизвестный. Кочевники дошли до Крыма, оттеснили за Дунай венгров и по-хозяйски распространились на огромной территории между Русью на севере и Византией на юге. Около двух веков наводили они страх на придунайские народы, разоряли русские города и заставляли трепетать византийцев. Но 29 апреля 1091 года весь этот народ, как написала византийская принцесса Анна Комнина, «превышавший всякое число, с женами и детьми погиб в один день». Сведения об этих кочевниках сохранились в византийских, арабских и западноевропейских источниках, где они носят разные имена; русские называли их печенегами. Об истории печенегов, их появлении на мировой арене и страшной гибели рассказывает эта книга. В нее включены работа академика В.Г.Васильевского «Византия и печенеги» и главы из книги П. В. Голубовского «Печенеги, торки и половцы до нашествия татар».

---

Нет ничего невозможного в том, что если не печенеги, то куманы или узы, занимавшие в X веке обширные страны на востоке, севере и северо-западе Аральского озера, именно в соседстве с областью турецкого манихеизма, принесли с собою более или менее темные воспоминания и более или менее искаженные обрывки учения Мани. О религии печенегов мы не имеем никаких положительных известий, но о куманах или половцах один арабский писатель[43] говорит, что они поклоняются звездам, верят в небесные влияния и предаются изучению астрологии. Итак, они сохранили еще предания сабеизма[44], от которого, как предполагается, манихеизм заимствовал свои основные принципы (не отвергая воздействия других родственных влияний), что, конечно, не исключает возможности и прямой памяти об учении Мани. На эту память, позволяем себе догадываться, указывает, между прочим, имя Маниаха или Маниака, которое, с одной стороны, носил князь Согда, живший в VI веке[45], с другой стороны — половецкий хан, с которым мы еще встретимся в нашей истории. Та легкость, с какою заключались родственные связи между христианскими русскими князьями и половецкими ханами, быть может, объясняется присутствием в азиатском манихействе хотя и очень затемненных христианских идей и обрядов. Во всяком случае, нельзя отвергать восприимчивости к манихейским учениям как со стороны половцев, находившихся издавна в близком соседстве с печенегами и с последней четверти XI столетия иногда вместе с ними ходивших за Балканы, так и со стороны самих печенегов. В последнем десятилетии XI века остатки печенегов были поселены в Могленской области, — а в XII здесь господствует манихейско-богомильская ересь. Обращаемся к порядку исторических событий.

В царствование Никифора Вотаниата среди жителей Филиппополя, державшихся павликианской ереси, был какой-то Лека; по происхождению это был грек, но тем не менее он породнился посредством брака с печенегами, которые жили между Дунаем и Балканами. Неизвестно, по каким побуждениям Лека оставил свою родину, ушел к печенегам и стал их возбуждать против греков и византийского правительства. С ним заодно действовал Добромир, по-видимому болгарин, державшийся богомильской ереси, который из приморского города Месимврии (Мисиври), близкого к центру печенежских кочевьев, также завязал сношения с печенегами и куманами (половцами) и подстрекал их выступить против константинопольской власти.

Следствием этой агитации был новый печенежский набег на области, подвластные империи. Печенеги опустошили окрестности Ниша и Средца. В последнем из двух названных городов Лека убил местного епископа Михаила, который увещевал свою паству оставаться верною греческому правительству и, конечно, сам был грек по происхождению. Но успехи манихейско-печенежского движения были остановлены искусными действиями Алексея Комнина, который зашел в тыл печенегам и принудил их удалиться за Дунай. Комнин воротился в Филиппополь, где павликиане, по-видимому, тоже не были вполне спокойны. Здесь лучший воевода и государственный деятель императора Никифора, скоро свергнувший своего благодетеля с престола, имел первый случай познакомиться с духом и отношениями филиппопольской еретической общины, которая после наделала ему так много хлопот. Благодаря снисходительности и щедрости Никифора Вотаниата Лека, точно так как и Добромир, покорился добровольно и явился с повинною головой; оба были возведены в высокие чины и получили богатые дары. Скоро, однако, нашлись другие люди, которые пошли по следам Леки и Добромира.

В составе разноплеменной армии Алексея Комнина, выведенной им против норманнов, находилось 2800 манихеев (богомилов) под начальством собственных вождей, Ксанты и Кулеона. В самую критическую минуту этот отряд покинул Алексея: манихеи ушли домой. Улучив первый свободный момент, император решился строго наказать изменников. Хитростью, не совсем согласной с императорским достоинством, заманив к себе главных вождей и наболее видных представителей филиппопольской еретической общины, он запер их всех в тюрьму, конфисковал имущество и потом роздал своим солдатам. Императорский чиновник, которому поручено было исполнить эту меру, взялся за дело с грубой жестокостью. Семейства еретиков, попавшихся в императорскую западню, не были пощажены; их жен вытолкали из домов новые владельцы, а правительство дало им кров — в филиппопольской крепости под арестом. В числе этих женщин находились четыре сестры домашнего слуги Алексея — Травла.

Травл, уроженец Филиппополя, был взят Алексеем в свой дом еще до восшествия на императорский престол, причем его окрестили, а потом и женили на одной из служанок императрицы. Узнав о бедствии, постигшем его близких, Травл бежал из Константинополя, подговорив к тому своих знакомых и родных. В Филиппополе нашлось немало людей, готовых всюду идти за Травлом, на которого еретическая община привыкла смотреть как на заступника и тайного своего главу. Наподобие какого-нибудь западного рыцаря, Травл со своими приверженцами засел в горной крепости Белятове, неподалеку от Филиппополя, и оттуда повел войну против Византийского государства. Новые поселенцы в старинном центре богомильской ереси жестоко поплатились за пожалованные им поместья и дома. Травл не давал им покою своими набегами.

Византийское правительство, конечно, нашло бы средства укротить смелого сектанта, несмотря на всю воинственность его павликианской дружины. Но Травл нашел себе союзников. Дочь императора Алексея говорит, что сторону Травла приняли уже известные нам властители придунайских городов и что при посредстве их Травл вступил в союз с печенегами, кочевавшими поблизости Дуная. Для скрепления союза Травл, бросивший свою православную жену, в которой он нашел мало сочувствия к бедствиям своих тайных единоверцев, сосватал себе дочь одного из знатных «скифов».

Угрожающие приготовления печенегов сделались известными в византийской столице. Император Алексей хотел предупредить беду переговорами с Травлом, но тот остался глух к обещаниям своего прежнего господина и не поверил византийской золотой грамоте, подписанной красными императорскими чернилами. Император Алексей принужден был выслать против Белятовы настоящую армию, дав ей в начальники своих лучших воевод. Между тем приверженцы Травла заняли горные проходы и ущелья и пригласили печенегов. Доместик[46] Запада Пакуриан и его товарищ Врана, прибыв к манихейскому убежищу, против своего ожидания нашли здесь «бесчисленное множество» новых врагов, так что осторожный Пакуриан хотел воротиться назад, и только пылкий и отважный Врана настоял на необходимости дать сражение. Оно было несчастно для греков: сам Врана был убит, Пакуриан смертельно ранен, армия рассеялась во все стороны. Возобновилась прежняя история: печенеги стали грабить окрестности Филиппополя, император Алексей призывал войска из Малой Азии, хотя они и там были весьма нужны — турки уже осаждали Никею.

Из Азии прибыли Татикий, природный турок, мальчиком попавшийся в плен византийцам и выросший вместе с Алексеем, и Константин Гумбертопул (сын Гумберта), один из южноитальянских норманнов, перешедших в византийскую службу. Татикий нашел печенегов недалеко от Филиппополя. Расположившись лагерем на берегу речки, протекающей около местечка Влисна, в двух днях пути от Филиппополя на восток, Татикий увидел толпу печенегов, возвращающихся после набега на окрестные села с большой добычей и множеством полоненного народу. Когда он пошел по следам их, хищники на глазах у него присоединились к главному печенежскому стану, расположенному на реке Марице. Воевода Алексея напал на них и одержал верх в схватке. Печенеги рассеялись, а Татикий вошел победителем в Филиппополь. Но здесь он узнал от посланных вперед лазутчиков что большие печенежские силы собрались около укрепления, недавно занятого богомилами, то есть около Белятовы, и что окрестности страдают от их грабежа. Через несколько времени какой то варвар принес известие, что печенеги всею ордой идут к Филип-поwполю. Несмотря на недостаточность своих сил, Татикий двинулся навстречу и, перейдя реку Марицу, действительно увидел перед собою страшные тучи степных наездников.

Византийская армия со своими пышными знаменами, блестящими кольчугами и наплечьями, на которых отражались солнечные лучи, и печенежские массы, пугающие своей необозримой густотой, изумительной быстротой своих коней, стали друг против друга. Ни та, ни другая сторона не хотела начинать решительного боя. Печенегов пугало византийское вооружение, осторожный Татикий опасался подавляющего многолюдства варваров. Только одни франки с Гумбертопулом горели жаждою битвы: они «точили зубы и железо» и рвались вперед, но были остановлены главным воеводой. Простояв день, обе стороны воротились каждая в свой лагерь. То же повторилось и на следующий день. А на утро третьего дня печенеги, не выдержав утомительной пытки, поворотили назад к Балканским проходам. Татикий погнался было за ними — «но пеший конному не товарищ», замечает Анна греческой пословицей, имеющей смысл именно нашей поговорки. Когда византийцы пришли к Железному запору, думая настигнуть здесь врагов, то и след их простыл. Татикий вернулся в Адрианополь и, оставив здесь франков, распустив по домам других ополченцев, с небольшим отрядом прибыл в столицу. Все это было осенью 1086 года.