Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков

• Название: Арабская поэзия средних веков
• Автор: Аль-Мухальхиль
• Жанр: Древневосточная литература

Арабская поэзия средних веков еще мало известна широкому русскому читателю. В его представлении она неизменно ассоциируется с чем-то застывшим, окаменелым — каноничность композиции и образных средств, тематический и жанровый традиционализм, стереотипность… Представление это, однако, справедливо только наполовину. Арабская поэзия средних веков дала миру многих замечательных мастеров, превосходных художников, глубоких и оригинальных мыслителей. Без творчества живших в разные века и в далеких друг от друга краях Абу Нуваса и аль-Мутанабби, Абу-ль-Ала аль-Маарри и Ибн Кузмана история мировой литературы была бы бедней, потеряла бы много ни с чем не сравнимых красок. Она бы была бедней еще и потому, что лишила бы все последующие поколения поэтов своего глубокого и плодотворного влияния. А влияние это прослеживается не только в творчестве арабоязычных или — шире — восточных поэтов; оно ярко сказалось в поэзии европейских народов. В средневековой арабской поэзии история изображалась нередко как цепь жестко связанных звеньев. Воспользовавшись этим традиционным поэтическим образом, можно сказать, что сама арабская поэзия средних веков — необходимое звено в исторической цепи всей человеческой культуры. Золотое звено.

Вступительная статья Камиля Яшена. Составление, послесловие и примечания И.Фильштинского. Подстрочные переводы Б.Шидфар, И.Фильштинского, А.Куделина, М.Киктева.

---

* * *

Свет седин у меня на висках проступает.
Но без света дневного ночь разве бывает?

Получил этот свет я за прежнюю тьму,
Вместо черной он белую дал мне чалму.

Зрелость в новый наряд мою плоть облачила,
Сняв одежды, что в прошлом мне юность вручила

И без всяких условий любовь я сменил:
Права выбора я для себя не просил.

* * *

Мне сказали: «Прошла твоя юность». А я им на это ответил:
«С той поры, как день ночью сменяется, что изменилось на свете?

Если любите вы, то старайтесь встречаться почаще:
Без свиданий двух любящих жизнь не была б настоящей.

Если кто-то стал в тягость, то дружбы водить с ним не надо:
Вместе будет вам худо, коль сердце той дружбе не радо».

* * *

Справедливость забыв, седина на меня нападает;
Как правители наши, нечестно она поступает.

Словно ночь надвигается властно на пряди мои,
Но еще не расправилась ночь с белизною зари.

Мрак ночной, уходя, черноту моих прядей уносит,
И уже истощилась она и пощады не просит.

Мои черные волосы день ото дня все белей.
Мои зубы чернеют, простясь с белизною своей.

* * *

Остатки радости твоей — как опустевший дом,
Где только стены, и зола, и немота кругом.

Твои виски с их сединой — свидетели того,
Что близится последний час, не скрыться от него.

Просроченные векселя — морщины, седина.
Хоть ты банкрот, но смерть твоя оплатит их сполна.

* * *

Вот всходят звезды в волосах и не заходят:
И день и ночь они на темном небосводе.

А чернота волос — как будто мрак ночной,
И мрак тот светом весь пронизан — сединой.

Сначала седина предостеречь нас хочет,
И нам она не лжет, хотя беду пророчит.

Посланца смерти направляет к нам она,
Но мы не верим ей и не теряем сна.

«Нам долго жить еще», — мы говорим ей кротко.
Но ведь любая жизнь нам кажется короткой.

Как нас обманывает жизнь и предает!
Всё — обольщенье в ней: приход ее, уход.

Седой старик на жизнь не смотрит безучастно,
Но жизнь свою продлить пытается напрасно…

Как будто девушки не восхищались мной,
А я не сравнивал их с солнцем и луной.

Как будто радости и счастья не бывало,
Когда прозрачные спадали покрывала.

* * *

Ушла твоя молодость — жил ты под сенью ее,
И трудно сказать, где теперь обретешь ты жилье.

Нет прежней веселости — гонит ее седина.
Считайся с ней: речь ее доводов веских полна.

* * *

«Промчалась молодость твоя», — мне люди говорят.
«Промчалась, — отвечаю я, — не возвратить назад».

О, если бы она со мной осталась навсегда,
Благословенным даром жизнь казалась бы тогда.

Без покрывала седина пришла средь бела дня,
И те, кто мною помыкал, покинули меня.

Проходит и уходит жизнь, как тень от облаков,
И кратки радости ее, и призрачнее снов.

* * *

Я другом молодости был, и вдруг без сожаленья
Она покинула меня, исчезла, как виденье.

Под сенью дерева я жил, душа забот не знала,
И неожиданно листва с его ветвей опала.

* * *

Когда ты порвалась, о молодости нить?
Как мог я черный цвет на белизну сменить?

Превратности судьбы луг вытоптали юный,
Ночная темнота свет погасила лунный,

Исчезла молодость — и грусть вошла в мой дом,
Теперь глаза мои разлучены со сном.

И радость жизни, что сияла мне вначале,
Покинула меня — пришли ко мне печали.

Как будто, юность, я не знал твоих садов,
Как будто не вкушал их сладостных плодов,

Как будто луг твой увлажнен дождями не был,
И не всходил рассвет, не пламенело небо!

О жажда молодости, как ты велика!
О жажда тайная и явная тоска!

Пора оправданных безумств и заблуждений,
Меня преследуешь ты, словно наважденье.

Дарила юность мне жар своего огня,
Прельщала силою и красотой меня,

Была послушна мне, а я был равнодушен…
И нет ее теперь, когда я стал послушен.

* * *

Он, видно, кается, — и с каждым днем сильнее,—
Что плохо пользовался юностью своею.

Явилась седина — и словно кто унес
И молодость его, и черноту волос.

Когда случилась с ним такая незадача,
Былую черноту оплакивать он начал,

И начал радоваться, если мог опять,
Покрасив волосы, на время черным стать.

Так в волосах его сражаются упорно
Голубка белая и черная ворона.

* * *

Если пришел ты к тому, кто правами своими кичится
И не считается с правом твоим — поспеши удалиться.

Дальше держись от него — и спокойствие ты обретешь:
Он не поможет тебе, справедливости ты не найдешь.

Если ж стерпел униженье — без носа достоин остаться,
Меньший позор быть с отрезанным носом, чем так унижаться.

* * *

О небо кровавое! В небе от пыли темно.
Земля станет красной, когда прояснится оно.

День мраку ночному подобен, и звезды во мгле
На копьях сверкают, на каждом горят острие.

На битву поднялся я, как поднимается пыль,
Как темные копья, что пишут кровавую быль,

Как белые лезвия йеменских гладких мечей,
Чья сталь ослепляет сверканьем разящих лучей.

* * *

Мечи, приютившие смерть под своим острием,
Питаются плотью, а кровь для них служит питьем.

Когда со знаменами алыми ветер играет,
То вслед за полотнищем радостно сердце взлетает.

Делами своими герой изъясняться привык:
Отважны поступки — объят немотою язык.

И если герои врагам уготовили встречу —
Копье говорит, меч блистает отточенной речью.

* * *

Сень длинных копий над тобою вместо крова,
Спина коня — твой дом, не знаешь ты другого.

Не плащ со складками — кольчуга твой наряд,
Ты воин истинный от головы до пят.

Как будто с малых лет ты вскормлен был войною,
И бедствия ее витают над тобою.

Как велико твое терпение в боях
И жажда гибели в неведомых краях!

И если каждый год несет походов бремя,
То ты Священную войну ведешь все время.

А возвратился ты, победой осенен,—
Как будто дух был нашей плоти возвращен.

Меч, опоясанный мечом, мы созерцали,—
Сталь, озаренную сверканьем грозной стали.

* * *

Войска — словно море: поверхность покрыта волнами,
В пучине мечи и кинжалы сверкают, как пламя.

Не двигаясь с места, все море приходит в движенье,
У самого края уже закипает сраженье.

И витязи кубок кровавый пускают по кругу,
Вручают тот кубок на поле сраженья друг другу.

Наполнен он влагой, добытой при помощи стали:
Меч белый и черные копья ее добывали.

И слышится воинам песня средь грохота боя,
Звон стали ей вторит, а песня поется судьбою.

* * *

Меч смерти полководец взял с собою.
Он сам как меч, и он стремится к бою,

Стремится на свидание с врагом.
Речей любовных на свиданье том

Не произносят — там другие речи,
И хочет враг уйти от этой встречи.

Но вот с ним меч вступает в разговор,
И враг смущен: слова разят в упор.

В смятенье враг: здесь гибель в каждом слове.
Сверкает меч, он жаждет вражьей крови,

Он песнь свою поет, врезаясь в плоть,
Всесилен он, его не побороть.

Так всех врагов, что дерзостно восстали,
Смиряет блеск его разящей стали.

О, сколько бед готовили они!
Но поднят меч — и сочтены их дни.

* * *