Аль-Мухальхиль - Арабская поэзия средних веков

• Название: Арабская поэзия средних веков
• Автор: Аль-Мухальхиль
• Жанр: Древневосточная литература

Арабская поэзия средних веков еще мало известна широкому русскому читателю. В его представлении она неизменно ассоциируется с чем-то застывшим, окаменелым — каноничность композиции и образных средств, тематический и жанровый традиционализм, стереотипность… Представление это, однако, справедливо только наполовину. Арабская поэзия средних веков дала миру многих замечательных мастеров, превосходных художников, глубоких и оригинальных мыслителей. Без творчества живших в разные века и в далеких друг от друга краях Абу Нуваса и аль-Мутанабби, Абу-ль-Ала аль-Маарри и Ибн Кузмана история мировой литературы была бы бедней, потеряла бы много ни с чем не сравнимых красок. Она бы была бедней еще и потому, что лишила бы все последующие поколения поэтов своего глубокого и плодотворного влияния. А влияние это прослеживается не только в творчестве арабоязычных или — шире — восточных поэтов; оно ярко сказалось в поэзии европейских народов. В средневековой арабской поэзии история изображалась нередко как цепь жестко связанных звеньев. Воспользовавшись этим традиционным поэтическим образом, можно сказать, что сама арабская поэзия средних веков — необходимое звено в исторической цепи всей человеческой культуры. Золотое звено.

Вступительная статья Камиля Яшена. Составление, послесловие и примечания И.Фильштинского. Подстрочные переводы Б.Шидфар, И.Фильштинского, А.Куделина, М.Киктева.

---

* * *

Тебе, рыдающий, не лучше ль терпеливо
Ждать возвращения огня в твое огниво?

Тот, кто унынию подвержен в скорбный час,
Способен лишь на то, чтоб слезы лить из глаз.

Но не жалейте слез над гробом Джаафара:
Из жителей земли никто ему не пара.

Когда мы восхвалить достоинство хотим,
Всего уместнее одно сравнить с другим.

Благоуханьем ренд не стал бы славен прежде,
Чем дерево кулям раскрыло листья в Неджде.

Неодинаково скорбит о друге друг —
Один в минуты встреч, другой в часы разлук.

Блаженно спящая покоится зеница,
Но устает, когда бессонницей томится.

Терзайся, если жизнь у гробовой плиты
И мог бы выкупить, да поскупился ты.

Звезда высокая, блуждающим в пустыне
Он путь указывал — и закатился ныне.

Он ближе, чем рука — руке, и навсегда
Останется теперь далеким, как звезда.

Рок, исполняющий жестокие угрозы,
Испепеляющий обещанные розы,

Какой обновы ты не превратил в старье?
Кто выжил, испытав нашествие твое?

Ты гордого орла хватаешь выше тучи,
Ты дикого козла свергаешь с горной кручи.

И благородному и подлому — свой срок,
Но смоет их равно могучий твой поток.

От знаний пользы нет, ум — тягостное бремя,
Неразумение доходней в наше время,

И опыт жизненный к спасенью от невзгод
В уединение разумного зовет.

Но, как язычники кумирам рукотворным,
Так сердце молится своим страстям тлетворным.

Приучен к бедствиям течением времен,
Я радуюсь цепям, которым обречен.

Когда бы стоимость себе мы знали сами,
Не похвалялся бы хозяин пред рабами.

Мы — деньги мелкие, мы — жалкая казна,
Нас тратят, как хотят, дурные времена.

Вчерашний день еще совсем недавно прожит,
Но выкормыш земли вернуть его не может.

Младенцу малому при тождестве могил
Уподобляется мудрец в расцвете сил.

И все равно теперь лежащему в могиле —
Под брань иль похвалы его похоронили.

Когда приходит смерть, равно бессилен тот,
Кто одинок, и тот, кто воинство ведет.

Потомка своего иль пращура хороним,
Равно мы слезы льем, печалимся и стонем.

Зачем же у детей, рождая их на свет,
Мы отымаем то, чего добился дед?

К почету следует идти дорогой правой,
А мы наследственной довольствуемся славой.

Когда б врожденных свойств лишился человек.
Богач в ничтожестве влачил бы жалкий век.

По маю месяцу скорбит душа людская,
А нужен ей не май, а только розы мая.

Мы просим господа с небес, как благодать,
Жизнь долголетнюю любимым ниспослать.

Нам сердце веселят влачащиеся годы,
Хоть и сулят они обиды и невзгоды.

Кто человеку враг? Его душа и плоть.
От воинов твоих избави нас, господь!

Беда влюбленному от собственного пыла,
Мечу булатному — от верного точила.

Те, что румянец щек от ласки берегли,
Покорно падают в объятия земли

И терпят гнет ее, а мы и не успели
Забыть их жалобу на тяжесть ожерелий.

О, если б жаждущий, склоняясь над ключом,
Заране видел смерть, змеящуюся в нем!

Храбрец, чьей волею дорогами погони
Стремились красные и вороные кони,

Муж, океан войны в испытанном седле
Пересекавший вплавь на горестной земле,

Муж, для которого был как удар в лицо
Удар, чуть тронувший его брони кольцо,

Могучий муж — в бою, и нет врага в округе,
Способного копьем достичь его кольчуги.

Удары сыплются, растет их быстрый счет:
Так счетчик-фокусник число к числу кладет.

В один кратчайший миг, а может быть, быстрее
Он войско повернул десницею своею.

Но тут коварный рок спешит врагам помочь
И день блистательный преображает в ночь.

О брат погибшего под бурный гул сраженья!
Пять сыновей его — порука утешенья.

Беда пришла к тебе терпенье вымогать;
Не отдавай его, оно тебе под стать.

На бога уповай, затем что он, единый,
Источник истинный отрады и кручины.

От смерти не уйдут и превратятся в прах
Копье в чехле своем и меч в своих ножнах.

Кто и мечтать не мог при жизни о покое,
Вкушает под землей забвение благое.

И как находит лев жилье в лесу густом,
Так солнце истины да придет в каждый дом.

* * *

Человек благородный везде отщепенец
Для своих соплеменников и соплеменниц,—

Он вином темно-красным их не угощает
И неопытных девственниц не обольщает.

Наилучшая доля на свете — смиренье:
Даже хлеб наш несытный — благое даренье

Рассыпается пеплом сгоревшая младость,
И чертоги средь звезд человеку не в радость

На любовь я отвечу любовью по чести,
Буду льстить, и любовь ослабеет от лести.

Завершается детство к пятнадцатилетью,
К сорока увлеченья не кажутся сетью.

Ты навряд ли доволен одеждой простою,
Но глупцом прослывешь без абап зимою.

Возрастает на этой земле каменистой
Защищенный шипами терновник душистый.

Нет еще окончанья Адамову роду,
Но женитьбой свою не связал я свободу.

Амр зевает, и Халид зевнул большеротый,
Но меня миновала зараза зевоты.

Крылья знаний меня от людей отлучили,
Я увидел, что люди — подобие пыли.

Опален мой камыш и подернут золою,
И теперь я бессилен исправить былое.

Пред судьбою склоняется лев, не противясь,
Держит страх куропатку степную, как привязь.

Радва и не заметила воинств на склонах,
А Куба захлебнулась в походных знаменах.

Преступленье свершает отец, порождая —
Все равно — мудреца иль правителя края;

Чем твой сын даровитей, тем выше преграда
Между вами, тем больше в душе его яда:

Тьмы загадок на сына обрушил ты разом,
Над которыми тщетно терзается разум.

Днем и ночью писателей алчная стая
Завывает, к обману людей призывая.

Смерть таится средь скал и в долинах просторных
И на поиски жертв посылает дозорных.

Лев дрожит, если близко мечи зазвенели.
Как судьбы не страшиться пугливой газели?

* * *

Молюсь молитвой лицемера, прости, мой боже!
Но лицемерие и вера — одно и то же.

Порою человек бывает приятен с виду,
А слово молвив, заставляет глотать обиду.

Твердить без веры божье имя и лгать о боге —
Нам с лицемерами такими не по дороге.

* * *

Побольше скромности! Я — людям не судья.
Не покриви душой — себя судил бы я.

Когда нам, господи, забвенье ниспошлют,
И мы в земле найдем последний свой приют?

Но не спешит душа из-под недвижных век:
Вплоть до нетления страдает человек.

* * *

За ночью день идет, и ночь сменяет день,
Густеет злой судьбы губительная тень.

В могилах без числа почиют хаджарийцы
И Йемена цари — святые и убийцы.

Былым правителям давно потерян счет,
А вот Египет — цел, и Аль-Ахса живет.

Будь проклята, земля! Пред нами ты в ответе.
Исчадья подлости подлее всех на свете.

О горе, мать-земля! Поистине, сама
Ты наставляла нас, и лгут, что ты нема.

На что нам Сахр ибн Амр, иссохший, как Сахара?
Быть может, Аль-Ханса блуждает ланью старой.

Твой океан кипит. Плывущих по волнам
Терзает сто страстей. Когда причалить нам?

И если ты, земля, когда-нибудь любила,
То в гневе своего избранника губила.

Бьет ненависть в чело и валит с ног живых,
И дикость кровь струит из вен отверстых их.

Да не смутит тебя ни вид их величавый,
Ни власть мгновенная, ни блеск их дутой славы!

Не много радостей изведали они,
И не по воле их пришли дурные дни.

* * *