Лидия Чуковская - Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

• Название: Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)
• Автор: Лидия Чуковская
• Издательство: Новое литературное обозрение
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-86793-879-6

Переписка Алексея Ивановича Пантелеева (псевд. Л. Пантелеев), автора «Часов», «Пакета», «Республики ШКИД» с Лидией Корнеевной Чуковской велась более пятидесяти лет (1929–1987). Они познакомились в 1929 году в редакции ленинградского Детиздата, где Лидия Корнеевна работала редактором и редактировала рассказ Пантелеева «Часы». Началась переписка, ставшая особенно интенсивной после войны. Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Сохранилось более восьмисот писем обоих корреспондентов, из которых в книгу вошло около шестисот в сокращенном виде. Для печати отобраны страницы, представляющие интерес для истории отечественной литературы.

Письма изобилуют литературными событиями, содержат портреты многих современников — М. Зощенко, Е. Шварца, С. Маршака и отзываются на литературные дискуссии тех лет, одним словом, воссоздают картину литературных событий эпохи.

---

18.12 69.

Дорогой Алексей Иванович.

Езжу в Переделкино. В доме невыносимо, на могиле легче. Там крест и снег. В доме решилась наконец впервые подняться наверх — не в кабинет его, а в соседнюю комнату, где он всегда завтракал, где книги и машинка. Пока глядела в окна и на диван, кресло, стол и фотографии, все было ничего — но когда я увидела на вешалке его зеленую рабочую куртку и халат; да еще в куртке в кармане гребешочек — тут я взвыла и бросилась вниз по лестнице. Хорошо, что я была совсем одна в доме и меня никто не видал и не слыхал.

Комиссии по наследию до сих пор нет. Не могут найти председателя.

Имя мое снимают уже под второй публикацией статей К. И., с совершенной откровенностью сообщая, что если я не согласна — статья К. И. не пойдет[431]. Я, разумеется, согласна. Один раз потребовали даже письменное заявление: «прошу снять мое имя». Я написала.

Выясняется, что я никогда не была знакома с двумя лицами: с Анной Ахматовой и Корнеем Чуковским.

Не знаю, как насчет С. Я. Маршака: мои воспоминания в наборе.

Будьте здоровы.

306. Л. К. Чуковская — А. И. Пантелееву

30/XII 69.

Дорогой Алексей Иванович.

Я с большим трудом одолеваю горе, то есть не одолеваю, а работаю несмотря на. Одолеть его, видимо, нельзя. Но стараюсь хотя бы не плакать, потому что зрения и так осталось мало.

_____________________

Внешние дела таковы: ждем № 1 «Юности», где должна быть подготовленная мною статья К. И.[432] (т. е. последнее выступление по радио) и какой-то № «Литературной России», где его, подготовленная мною, замечательная статья: как он писал свои сказки. В обоих местах имя мое (публикатора) снято. Редактор газеты[433], к которому ездила Люша, объяснял ей, что он снимает мое имя не потому, что ему кто-то велел «наверху», а потому что так поступить ему велит его собственная совесть коммуниста.

На днях Люша звонила в Союз Воронкову осведомиться насчет Комиссии по наследию, и он почему-то кричал на нее 10 минут, пока она не догадалась повесить трубку. В чем тут дело — не пойму.

_____________________

Из «Советского Писателя» мне возвращают мои воспоминания о С. Я. — ну тут я их винить не могу. Перед самой сдачей в набор Б. И. Соловьев (недреманное око Лесючевского и Карповой) потребовал, чтобы я сняла 2 абзаца

1) о разгроме редакции в 37–39, о гибели людей и книг;

2) о том, как после смерти Сталина, после статьи Ю. Германа, после возвращения книг, С. Я. сказал мне: «Словно замурованную дверь открыли»[434].

Я заявила, что этих абзацев не сниму.

Мне звонили Паперный, Элик, редакторы… Очень мне было тяжело и неприятно. Соловьев предлагал вместо: «работа была грубо оборвана» — «ряды сотрудников несколько поредели»; имена погибших — вон; вместо «книги исчезли с полок на 2 десятилетия» — «на некоторое время», а насчет замурованной двери совсем нельзя. (Хотя она отворилась!)

Я сказала: тогда верните мне статью.

Завредакцией: «Неужели нельзя сесть рядом и найти смягченный вариант».

— Можно было бы, если бы у нас с Б. И. Соловьевым не были разные цели, — ответила я. — Он хочет, чтоб об этом времени писалось возможно туманней, а я — возможно яснее и ярче. Как же мы найдем общий вариант?

Теперь у меня уже никакой связи ни с одним издательством не осталось. Если не считать Лениздатской Ахматовой, о которой можно сказать так:

«Керосину нет и неизвестно».

_____________________

Не думайте, пожалуйста, что этот сорт бед меня сильно огорчает. Нет, к ним я всегда готова, они ожиданны и закономерны. И на фоне горя они мелки, да и вокруг слишком много настоящих горь. Свежих.

_____________________

Помните, Соловьев дружил с Фишем, они всегда ходили вместе, и С. Я. говорил:

— Вот идет Соловьев и его фишущая машинка.

307. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Комарово. 5.2.70.

Дорогая Лидочка!

Давно не писал Вам, был очень огорчен свинским отношением Детгиза к имени и к памяти Корнея Ивановича. О себе, т. е. о свинском отношении ко мне, я уже не говорю. Я не видел макета первого тома[435], не видел (не показали) рисунков, оглавления, примечаний. И вдруг мне присылают сигнал. И я в ужасе: нигде — ни на титульном листе, ни даже в оглавлении не сказано, что вступительную статью написал К. И. Чуковский. Только курсив под самой статьей.

В гневе тотчас пишу директору и редакторше с требованием переклеить первые или последние страницы — хотя бы за мой счет. Директор не ответил, а редакторша звонила Элико, сказала, что в основном тираже ошибка будет исправлена.

Вчера я получил письмо от читательницы из Москвы, пишет, что получила в магазине первый том. Сам я книги не видел, боюсь, что никаких исправлений не сделали, просто не успели (а скорее — не захотели).

(Между прочим, вчера я проглядывал статью «Пантелеев» в шестом томе Корнея Ивановича и обнаружил там ошибку полутехнического порядка. Корней Иванович в этом издании выбросил из статьи «Пантелеев» шестую главу, а нумерацию глав не исправил, так что после главы V сразу идет VII.)

Статью Корнея Ивановича «Признания старого сказочника» в двух номерах «Литературной России» я читал с большим удовольствием.

Чем закончились Ваши переговоры с «Советским писателем»? Вы знаете мое отношение к подобным вещам. Моя «доктрина»: максимум возможного.

С другой стороны, я хорошо знаю, что — сунешь палец, всю руку отхватят. У меня это все впереди: III и IV томы.

Мои воспоминания о С. Я. тоже не пойдут в этом сборнике. Элик и другие составители выбрали из моего «Маршака в Ленинграде» одни только «благополучные», правильные и праведные страницы, так что от Маршака ничего не осталось, и я предпочел вовсе не печатать эту манную кашу.

308. А. И. Пантелеев — Л. К. Чуковской

Комарово. 19.2.70 г.

Дорогая Лидочка!

Письмо Ваше от 4 февраля с фотографиями — Вашими, Корнея Ивановича и Вани — я получил только что. Спасибо. И за «Юность», и за вырезки из «Лит. России» — тоже.

О «Признаниях старого сказочника» я Вам уже писал. «Как я стал писателем» — пожалуй, еще прелестнее. Несколько снимков из серии «Чуковская — Халтурин» у меня есть. А двух не было.

О какой посылке Вы говорите? О фотографиях Корнея Ивановича, на одной из которых он и в самом деле не идет, а уходит? Я сразу же, по-моему — в тот же день написал Вам, поблагодарил Вас.

Поблагодарить Вас я должен и за присылку заборной литературы[436].

Ох, как мне тошнехонько стало.

С Успенским я здороваюсь. В августе позапрошлого года, к моему 60-летию, он напечатал умную (и, увы, лестную для меня) статейку о моих книжках. Недавно ему стукнуло 70 лет, и я, как и десять лет назад, поздравил его телеграммой. А ведь я знал, помнил, что в черные годы он вел себя дурно. Приди Ваше письмо вовремя, неделей раньше, и я, вероятно, телеграммы не послал бы. Такова сила прямых «вещественных доказательств»[437].

Здороваюсь я и с Криволаповым (и Александра Иосифовна тоже). В нынешнем Лендетгизе он, пожалуй, самая светлая личность. И как же страшно мне было читать его грязную и грозную маоистскую статейку!..[438]

21.II.70 г.

Живем новостями из Москвы, как всегда неточными, неверными.

Вчера мне сказали, будто ЦК не утвердил решение писательского начальства о «Новом мире». Вчера Ф. А. Абрамов ликующим шепотом сообщил мне в коридоре, что Косолапов «отказался принять портфель»[439].

Я — порадовался, полюбовался этим мыльным пузырем, хотя в глубине души понимал, что это — пузырь, что чиновник, прошедший хорошую школу, взбунтоваться так вдруг — не может.

* * *

Вы спрашиваете, работаю ли я и над чем. Да, работаю, все время, каждый день. Но работаю неважно, без ощущения того счастья или той радости, когда ноги сами весело бегут к столу — как работал, по-видимому, всегда, всю жизнь К. И. Пробую писать для маленьких, продолжаю «Горького», пишу статьи и рецензии.

Между прочим, передо мной, кажется, тоже пытаются опустить шлагбаум. Литгазета еще в конце прошлого года и в начале этого заказала мне две статьи. Вероятно, это случилось по неосмотрительности или неосведомленности тех, кто ко мне обращался. Одна статейка (о книге «Дети блокады рисуют», посвященной авторами памяти К. И. Чуковского) была принята и одобрена, стояла в номере. И не пошла. Другую я не успел послать. Мои запросы остались без ответа. Прежде такого не бывало. Во всяком случае давно не было.

* * *

Вот я какое письмище накорябал.

А я еще хотел сказать о бдительности.

— Люди, будьте бдительны! — в таком переводе без малого тридцать лет печатают у нас слова, заключающие книгу Ю. Фучика. Я всегда думал и сейчас уверен, что это не так, что у Фучика сказано:

— Люди, бдите!

То есть бодрствуйте, не спите.

Так вот — бдите, пожалуйста, люди. Помните, что тать войдет в ваш дом не в образе Мишкевича, или Грибачева, или Антонины Голубевой; тать сделает все, чтобы показаться Вам единомышленником (или единомышленницей)…