Сергей Сергеев-Ценский - Пушки выдвигают (Преображение России - 5)

• Название: Пушки выдвигают (Преображение России - 5)
• Автор: Сергей Сергеев-Ценский
• Жанр: История

---

Тогда вдохновенным голосом начал Петр Афанасьевич снова:

- Многие ученые утверждают, что...

- Ах, голова у меня совсем затурканная! - вскрикнула Дарья Семеновна и пустилась искать салфетку.

Все-таки и после того, непостижимо уж почему именно, нет-нет да и приходилось Невредимову пускать в дело "многих ученых, утверждавших" и "других, которые яростно отрицали".

IV

Привыкший ко всякой "письменности" за долгое время своей работы нотариусом, Петр Афанасьевич не только вел чисто бухгалтерскую книгу расходов, чтобы, как он говорил, "не обанкротиться" и "в порядке держать бюджет", но еще и для себя самого ввел строгий режим, ссылаясь при этом на Канта.

- По Канту, - говорил он Дарье Семеновне, - философ такой был, горожане поверяли свои часы: раз Кант вышел гулять утром, значит, семь часов... А вставал он в пять ежедневно... Вот что такое режим! Только благодаря строгому режиму Кант до восьмидесяти с лишком лет и дожил, а то куда бы ему: хилый был!

Слова "бюджет" и "режим" стали любимыми словами Невредимова. В режим поверил он, как в средство прожить по возможности подольше, чтобы успеть поставить на ноги всех птенцов брата, однако и бюджет нужен был для той же цели, и он деятельно вникал во все статьи расхода.

Когда он был во власти страха смерти, то просто отписался от всех хлопот и забот, сделав этих птенцов в духовном завещании своими наследниками, теперь же, одержимый твердым намерением прожить как можно дольше, он стал как бы их казначеем.

Но черствым человеком он не был по своей природе, а новизна положения, в которое он попал, его поневоле омолодила. Ловя себя на том, что он слишком, может быть, вникает в сложную жизнь пятерых племянников, он часто говорил им, с виду как бы сердито:

- Как же мне прикажете воспитывать вас, если я не буду входить в ваши глупые интересы?

Он не говорил им, что завел для них особую книгу с надписью "Кондуит", в которую не ленился по вечерам заносить свои заметки об их поведении, о каждом отдельно, стараясь определить их характер. Он не делал этого, когда у него были свои дети, но тогда и он сам был еще молод, теперь же он чувствовал себя как рачительный хозяин в новой для него отрасли хозяйства, тем более что крупных событий в общественной жизни тогда, в самом начале века, было мало, и усиленно отвлекаться в эту сторону, как это свойственно старикам, ему не приходилось.

Но вот неожиданно Япония начала войну на Дальнем Востоке, и восьмеро птенцов услышали от него как-то за обедом проникновенную фразу:

- Эх, паршивый у нас царишка!.. Для войны, раз она не пустяковая, а вполне оказалась серьезная, разве такой царишка нужен? Это тебе не мирное время, это - смотр для всех наших сил!

"Царишка" - это слово тут же вошло в обиход ребят, и, может быть, именно с него началось их вольномыслие. В гимназиях им этого не говорили. Там они слышали о царе, что он "благочестивейший и самодержавнейший", а для разнообразия "благоверный", как приходилось им петь самим в молитве "Спаси, господи, люди твоя", испрашивая ему, царю, "победы над сопротивными".

"Царишка" - это с легкой руки старого Невредимова пошло гулять через ребят и по обеим гимназиям, мужской и женской, и вообще по городу. И чем дальше шла неудачная война, тем с большей выразительностью произносилось всеми: "Ца-риш-ка!"

Старшему из молодых Невредимовых, Коле, было в то время уже шестнадцать лет - возраст очень восприимчивый и склонный к критике. Он уже успел прославиться в гимназии тем, что в сочинении на заданную словесником тему: "Причины лени и апатии Обломова" доказывал, что никаких причин к лени и апатии Обломова Гончаров не привел, что среда, из которой вышел Обломов, была такая же, из которой вышел и сам автор романа, однако же дай бог всякому столько путешествовать и столько написать, сколько написал Гончаров.

Конечно, словесник отнесся к этому сочинению неодобрительно, но Коля Невредимов, приведя много цитат из романа, яростно защищал свою точку зрения, что Гончаров в этом вопросе оказался не на высоте задачи, а мог бы оказаться на большой высоте, если бы взял свою тему шире и глубже и указал бы на истинные причины обломовщины.

У одноклассников Коля и до этого случая считался и начитанным и смелым в суждениях, а после диспута его со словесником репутация его укрепилась, поэтому от него ждали кое-чего и в будущем.

Словесник, человек еще очень молодой, вздумал устроить школьный спектакль, и на рождественских каникулах в год начала японской войны силами исключительно одних гимназистов был сыгран "Ревизор", причем Анну Андреевну играл один не по летам толстый и рыхлый семиклассник, загримировавшийся так, что его не узнали зрители, а роль Марьи Антоновны никто не согласился взять, кроме Васи Невредимова, хотя был он не то чтобы очень уж женственно-миловиден лицом, а главное, так велик ростом, что для него пришлось шить особое платье.

Появление такой величественной девицы с ажурным веером в руках вызвало взрыв неподдельного веселья в зале, но все должны были признать, что роль Марьи Антоновны этот юный артист провел отлично.

Любовь Васи к театру была так велика, что Петр Афанасьевич начал серьезно беспокоиться, чтобы он не сбежал в какую-нибудь бродячую труппу, и даже взял с него честное слово, что не сбежит, а что касалось роста, то рослыми, в своего отца, оказались трое мальчиков.

Как огромное большинство мальчиков, молодые Невредимовы обладали склонностью к подвигам, а наступившая война должна была особенно разогреть эту природную склонность. Но как бы много ни было проявлено личной отваги в эту войну, война в общем велась из рук вон плохо. Вооружение русских войск почему-то было хуже, чем у японцев. Враг оказался сильный, и это должны были бы знать прежде, чем доводить дело до войны с ним, однако пренебрегли подобным знанием, предоставив японцам наводнить весь Дальний Восток своими шпионами, противопоставив всем его силам на самой дальней окраине России незначительные гарнизоны и устарелый малочисленный флот.

Между тем всеми своими страницами история говорила молодым Невредимовым, что Россия непобедима.

- Паршивый царишка! - повторяли дедовы слова они все, обескураженные неуспехом военных действий и на море и на суше.

Это была обида, кровная обида, нанесенная их юности, поре неукротимых мечтаний. Разборзились, расскакались, и вдруг - хлещут кнутом и тянут назад вожжами.

Когда японский адмирал Того разгромил в Цусимском проливе балтийскую эскадру, посланную выручать Порт-Артур, но опоздавшую, не старый Невредимов молодых, а молодые старого начали спрашивать, и спрашивать не о древнем Египте, не об индрикотериях, живших неведомо когда, а о том, что было у них перед глазами, частью чего они являлись сами, - о родине, о России.

- Гениальный мы народ или нет, дедушка? - с горящими глазами начинал за обедом этот острый разговор Коля.

- Гени-аль-ный ли? - удивленно повторял такой странный, по его мнению, вопрос дедушка.

- Ну да, - гениальный или так себе? - поддерживал брата Вася.

- Ничего как будто: живем - хлеб жуем, - думал отшутиться Петр Афанасьевич. - И очень многих уже пережили: половцев, печенегов, обров... Обры, а по иному произношению авары, были когда-то такие, и сказано о них в летописи: "Погибоша, аки обры".

- Обров, значит, мы победили, а вот япошек почему-то не можем! вставила средняя по возрасту из девочек - Надя, вышедшая бойкой и стремившаяся не отстать от старших.

- Ну-ну, и ты, Брут, тоже!.. Куда конь с копытом, туда и рак с клешней, - пытался остановить ее прыть дед, однако она была неуемной: она повторяла упрямо:

- Вот не можем, - и все, не можем, - и все... Никак не можем, - и все!

- Далеко - понимаешь, как это далеко, или не понимаешь? Вот по этому самому: далеко, отсюда и неуспех.

- А зачем же туда лезли, в эту Маньчжурию? - спрашивал Коля.

- Ну, это уж дело не наше с тобой, почему да зачем, - не наше!

- Как же это так "не наше"? Воевать - нам, и позор терпеть тоже нам? На каком основании? - резко спрашивал Вася.

- Вот шпилька, вот шпилька растет! - качал головой дед, однако только удивляясь, а не то чтобы негодуя, и вдруг находил ответ на вопрос Коли: Народ может и вполне гениальным быть, а правительство... оно, конечно... может не соответствовать и, как это говорится, заставляет желать лучшего.

- Что же, значит, народ не виноват, что он такое правительство терпит? - подхватывал эти слова Коля.

- Народ, народ, - начинал бурчать дед. - Говорят: "народ, народ", а что такое народ, и сами не знают. Отвлеченное понятие - вот что это такое народ!

- Мы - отвлеченное понятие? - вскрикивала Надя, крупно округляя и без того круглые глаза.

- Та-ак! Ты - тоже, значит, народ? - удивлялся дед.

- Я? А как же? Конечно, я тоже народ! - подтверждала Надя, оглядываясь, впрочем, на старших братьев.

Такого наскока дед уже не мог вытерпеть хладнокровно: он кивал уничтожающе белой своей головой и говорил свирепо: