Владимир Корнев - Нео-Буратино

• Название: Нео-Буратино
• Автор: Владимир Корнев
• Издательство: Амфора
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-367-02091-5

Роман-мистерия самобытного прозаика Владимира Корнева «О чем молчат французы…» (3-е изд., 1995) и святочная быль «Нео-Буратино» (2000), образующие лиро-эпическую дилогию, впервые выходят под одной обложкой. Действие в книге разворачивается в полном контрастов, переживающем «лихие 90-е» Петербурге, а также в охваченной очистительным пожаром 1812 года и гламурной, ослепляющей неоновой свистопляской миллениума Москве. Молодые герои произведений — заложники круговерти «нечеловеческой» любви и человеческой подлости — в творческом поиске обретают и утверждают самих себя. В дилогии философски-возвышенное и романтичное гротескно переплетается с трагикомическими реалиями эпохи перемен.

---

Выбравшись на простор Страстной площади (в памяти Гвидона она все еще оставалась «Пушкой»), он понял, что, пожалуй, зря его сюда понесло. Здесь все было ново, крикливо, резало глаз и ухо, и в какой-то момент Гвидон даже засомневался, не заблудился ли, но нет — Пушкин свысока взирал на толпу, правда, теперь уже с горьким сожалением, а не благодушно, как казалось раньше. Бедолаге Гвидону предстояло возвращаться в гостиницу по Тверской: очертя голову он окунулся в этот бешеный водоворот. Все фасады были залиты искусственным светом. Гвидону захотелось даже надеть темные очки. Больше всего ему не понравились бесконечные ряды ларьков с «fast food» а-ля рюсс: пирожками, расстегаями, блинами, среди которых, впрочем, попадались «интернациональные» хот-доги, гамбургеры и пиццы. Ну вот, наконец-то дом 26 — «Марриотт».

«Скорее в номер! Еще есть время до встречи с Хорном, чтобы отлежаться, отдохнуть от этого сумасшествия!» В номере Гвидона ожидал приятный сюрприз — на столике возле торшера стояла огромная коробка. Он осторожно поднял крышку и увидел мечту сластены — торт с меренгами, цукатами, взбитыми сливками, а главное — надписью кремом: «С днем рождения!» «Ну и чудеса! — У артиста дыхание перехватило. — Черная полоса в жизни прошла — вот она, белая! Может, у меня теперь каждый день будет с подарками? Посыплются как из рога изобилия!» Однако долго мечтать не пришлось: таймер на телевизоре показывал 13:05. Прихватив с собой торт, Гвидон помчался к лифту. Мозг незадачливого служителя Мельпомены пылал: «Опоздал!» Увидев запыхавшегося гостя из 566-го номера, портье поспешила его остановить:

— Только что вам звонил из «Марриотт Ройал» господин Хорн. Он ждал вас там. Вышла досадная ошибка — номер на ваше имя был заказан в другом отеле нашей системы.

— Так вот оно что! Есть еще «Марриотт»!

— Конечно, — девушка сконфузилась. — Моя сменщица вчера не догадалась позвонить в «Ройал», тогда все сразу решилось бы. Да вы не волнуйтесь: это недалеко, на Петровке, и господин Хорн сейчас за вами заедет. Очень жаль, что так вышло. Вот, кстати, не забудьте вашу анкету и расплатитесь за услуги.

Гвидон утонул в кожаном кресле и в ожидании немца стал читать анкету. Дойдя до графы «дата рождения», он хлопнул себя ладонью по лбу: «Я же от волнения вместо своего дня рождения сегодняшнее число поставил! День выписки в башке сидел! Значит, не было чуда — просто порядочный отель следует добрым традициям». Гвидону вдруг захотелось отнести торт обратно в номер, но тут из стеклянных дверей выплыл Хорн. Он вальяжно расстегивал на ходу длиннющее пальто черного кашемира, подобное какому-то средневековому плащу. Дорогой черный шарф развевался по ветру, так же как и седеющий хохолок на продолговатом черепе. «Инфернальный тип!» — подумалось актеру. Барон подошел к портье, та что-то сказала ему, а он, ни слова не говоря, протянул ей несколько купюр в валюте. Портье была удовлетворена. Сверкая глазами, Хорн сразу рассыпался в извинениях, затем перешел на деловой тон, но с губ его не сходила улыбка хитрована:

— Должен, кстати, заметить: вы неумеренны, друг мой, поэтому выпить вам не предлагаю. Документы-то не забыли от волнения? Реплику-то хоть помните?

— Конечно нет! То есть да, не забыл, конечно! — заверил Гвидон.

Отсчитывая аванс (надо сказать, весьма приличный), барон вещал:

— Сейчас я отвезу вас в «Ройал» — там все формальности уже улажены, — кстати, по дороге как раз заедем в театр, и я введу вас в курс постановки.

Гвидон мысленно улыбнулся: «Видел я ваш театр!»

— Вам останется только разместиться на новом месте, и до завтра вы свободны, но помните — в девятнадцать ноль-ноль спектакль! Вашу даму встретят в аэропорту, доставят прямо в отель — можете не волноваться.

На улице они сели в шикарный лимузин и уже через минуту были в театре. Персонал расступался перед Хорном, не обращая никакого внимания на его спутника. «Как же так?! Ведь я автор пьесы! Я написал „Паратино“!» — внутри Гвидона все кипело.

Барон заметил его состояние:

— Вас смутило, что нет анонса? Вечером будет афиша, но поверьте мне — вся культурная Москва в ожидании нашего спектакля.

Немец повел его на сцену, стал показывать декорации, объясняя:

— Я решил оформить все в духе русского авангарда двадцатых годов, в стилистике «Окон РОСТА», супрематизма Малевича. Вот видите — татлинская башня Третьего Интернационала, а каморка папы Карло, по моему замыслу, должна напоминать подвал Чека. На что, по-вашему, похож очаг?

Замороченный Гвидон только хлопал глазами.

— Напрягите воображение! — не отставал Хорн.

— Буржуйка какая-то, что ли…

Немец оживился:

— Смешное слово. Вы сказали «буржуйка»? Впервые слышу — русский язык все время преподносит сюрпризы. Но я-то задумывал очаг как паровозную топку.

Гвидон уловил смысл:

— «Наш паровоз, вперед лети?» Это как раз в духе моей пьесы!

Лимузин мгновенно оторвался от театра, потом свернул по бульвару на Петровку. Гвидон был поражен не столько видом «Ройала» — тоже московский постмодерн после евроремонта, в русском стиле с башенками по углам и красного полированного камня галереей первого этажа — сколько старинным монастырем. Гвидон успел полюбоваться древней монастырской колокольней и изображением неведомого ему святого над воротами, резаным в камне средневековым искусником. Окрыленный, он быстро заполнил анкету на «Reception», теперь уже сознательно сообщив в качестве даты рождения день премьеры (очень уж хотелось получить в этот день подарок, а в качестве места жительства квартиру на Пушкарской) — и отнес в номер вещи, попросив Хорна подождать, — тот даже предложил вернувшемуся вскоре Гвидону провезти его по Москве, но артист-драматург попросил лишь подкинуть до ЦУМа. Здесь Гвидон начал тратить аванс: купил себе дорогущие зимние ботинки. Потом он пешком добрался до отеля и переодел их, выставив в коридор старые, бутафорские. «Консьержка выбросит». Теперь душа его рвалась на прогулку, да и до приезда Зины оставалось, по его расчетам, еще пара часов. По Столешникову переулку Гвидон вышел на бывшую улицу Горького.

Тверская вдруг показалась Гвидону приветливее, а дорога короче: «И люди все прилично выглядят. Бомжей практически нет и „кислотной“ молодежи». Даже дышалось легче. На этой радостной волне Гвидон даже прогулялся до самой Манежной. Колпаки подземного универмага его не привлекли, зато сразу приглянулись увенчанные шатрами с золочеными орлами ворота: «Раньше я их здесь не видел. Наверное, восстановили давно снесенные — чудо какое!» Поравнявшись с этой диковинкой, он спросил благообразную москвичку неопределенного возраста, бившую земные поклоны, что это за «новая достопримечательность».

— Это Воскресенские ворота. Раньше вся Россия их знала, до большевиков и «Макдональдсов». А в них — Иверская часовня. Образ чудотворной Матушки Иверской Вратарницы — она Москву от всех бед и напастей веками оберегала. Вы-то, вижу, из провинции?

— Нет, — гордо возразил Гвидон. — Из Петербурга.

— Ну что там в Питере? Легче живется в культурной столице? — с явной иронией спросила богомолка.

Гвидон пожал плечами:

— Не знаю. Жить везде тяжело, если задумываться о жизни. А культура сейчас вообще в кризисе.

Тетушка закивала в знак согласия:

— Везде, верно! Сплошной кризис! А не задумываться Бог не велит… Ну, храни тебя Господь!

Гвидон поднялся по чугунной лесенке к часовне с голубым куполом в золотых звездах. С высоты купола на него строго взирал Архангел с мечом. Дверь в часовню распахнулась, и Гвидон увидел большой образ Божией Матери в окружении святых. Образ был весь увешан дарами прихожан: золотыми цепочками, крестиками, блестел драгоценными камнями. К иконе непрерывно подходили люди: женщины, дети, юноши и старики, прикладывались, крестились. «Вот еще целый мир. В „Марриотте“ чужой, на улице вроде свой, а здесь совсем особенный — иной, неземной! Может, и мне свечку поставить?» Что-то остановило Гвидона, да и часовня была заполнена народом до отказа. Другой бы подумал: грехи не пускают, но суеверный артист только перекрестился на всякий случай (уже входило в привычку) и неспешно повернул обратно в отель, а когда осенило: «Да как это я прошляпил? Ведь устами младенца глаголет истина: молись и кайся! Эх, мне бы сейчас…» — он, увы, уже стоял перед подсвеченным гостиничным порталом красного камня.

В новом «Марриотте» портье была миловиднее и приветливее, чем в «Гранде».

— С наступающим днем рождения! Приятного вам отдыха! — проворковала она с хитринкой в голосе.

В номере Гвидон снял пальто и, убаюканный вниманием, прямо в грязных ботинках, раскинув руки, завалился на постель. Так делали во всех западных сериалах, которые довелось видеть Гвидону. Он пролежал бы пластом до самого вечера, но телефонный звонок вывел его из нирваны. Прямо из холла звонила Зина.