Павел Бергер - Кавалер багряного ордена

• Название: Кавалер багряного ордена
• Автор: Павел Бергер
• Издательство: Вече, Лепта Книга, Грифъ
• Жанр: Исторический детектив
• Год: 2012
• ISBN: 978-5-4444-0231-3

В новом романе Павла Бергера советские чекисты пытаются спасти мир. Действие происходит в 1939 г. перед самой войной. По приказу свыше в НКВД создается особая группа для работы с явлениями и происшествиями, необъяснимыми с позиций материализма. Кто стоит за этими событиями — роковые случайности или могущественное тайное братство, ведущее историю от рыцарей ордена тамплиеров, и где границы власти тайных иерархов? Способны ли они управлять временем и дарить вечную жизнь? Все это предстоит узнать скромным служащим советского НКВД, готовым ради Родины и правды на все.

Книга для всех, кто любит тайны, приключения и деятельность спецслужб на пользу стране!

---

— Николай Павлович, вы ведь местный житель, не хотите провести для меня — ну как для варяга — экскурсию по здешнему кладбищу?

Прошкин чуть не ляпнул, что Советский уголовный кодекс для мужского пола — любителей ходить парами по кладбищам и прочим романтическим уединенным местам предусматривает довольно-таки суровую статью, но, по счастью, не успел, так как Баев продолжал:

— Мой дедушка живет недалеко от восточной стороны кладбищенской ограды. Я в той части никогда не был, ведь мой любимый отец…

Это что же получается? У Баева еще и нелюбимый отец имеется? Да и вообще, почему Прошкин решил, что Баев, как и он сам, сирота? Может, он просто сбежал от папаши-бая в Красную армию, как Прошкин из монастыря? Сплошные сюрпризы с этим Сашей, про себя вздохнул Прошкин.

— …похоронен в северной части, а все эти аллеи, гроты, мостики — там так просто заблудиться, а сторожей спрашивать мне не хотелось бы…

Прошкин вдруг понял, кто дедушка Баева. Старенький профессор фон Штерн. Именно он года три назад перебрался в двухэтажный особнячок по соседству с кладбищем; сооружение являлось собственностью семьи фон Штернов чуть ли не с Петровских времен. Учитывая большие заслуги профессора перед отечественной наукой, домик, лет десять назад соответствовавший слову «усадьба», не национализировали, и за ученым сохранили все права собственности и на само строение, и на запущенный садик, переходивший в кладбищенский парк.

Собственно, что изучал этот почтенный профессор, Прошкин понятия не имел, зато после его переезда в Н. в связи с выходом на пенсию в Управлении получил шифрованную депешу, предписывавшую установить за домом круглосуточное наблюдение; мотивировалось это тем, что старенький фон Штерн был обладателем коллекции «художественных произведений, представляющих значительную, а возможно, и национальную ценность». В Москве старика несколько раз пытались обокрасть. Вот ведомству Прошкина и вменили в обязанность присматривать за ним: Н., конечно, город спокойный, но мало ли что, всякое и тут случиться может. Однако никаких поползновений в отношении фон Штерна криминальные элементы не предпринимали, и наблюдение вскоре сняли на основании рапорта, поданного Прошкиным самолично.

Такое умозаключение порождало несколько новых вопросов, причем весьма коварных. Вопрос первый и очевидный: отчего у Деева и его батюшки разные фамилии. И второй, косвенный. Прошкин неоднократно видел фон Штерна, хотя и не был лично с ним знаком: старик крепкий, деятельный и социально активный, именно он ратовал за открытие в Н. музея атеизма, пропагандировал занятие какой-то диковинной оздоровительной китайской гимнастикой и по утрам обливался ледяной водой в любую погоду! Словом, человек здоровый. Физически и психически. За таким присматривать нет нужды. С чего тогда Баеву, блестящему студенту, ловкому интригану с огромными связями, после смерти отца взбрело в голову проситься в Н., за якобы больным дедулькой ухаживать? И вообще, почему, приехав с благородной целью скрасить закатные годы старика, Баев не только не поселился у фон Штерна, но и до сих пор не сподобился навестить его?

Прошкин пожал плечами:

— Зачем вам, Александр Дмитриевич, кладбище? Вы прекрасно можете подъехать к дому на автомобиле или пешком подойти с центрального входа. От Управления — максимум полчаса прогулочным шагом…

Баев как-то нехорошо ухмыльнулся:

— Мой дедушка — вздорный старикан, он не может мне простить… Это долгая история, она вряд ли будет вам интересна. Достаточно сказать, что фон Штерн — синолог. Покойный папа тоже. Во всяком случае, он учился именно на таком отделении, хотя и не успел получить диплом. А я — арабист.

Прошкин не видел в ситуации ничего такого уж трагического, тем более он понятия не имел, кто такой синолог. Заметив его замешательство, Баев начал растолковывать свои династические проблемы:

— Ну как вам объяснить… Дедушка — синолог, специалист по Китаю и Монголии, обладает значительным научным авторитетом. Он настоял, чтобы папа пошел по его стезе. Мой отец, Дмитрий Алексеевич, был фантастически талантливый человек и тоже в студенческие годы подавал большие надежды как ученый-синолог. Но предпочел военную карьеру. Дед был вне себя. Они поссорились. Когда мы переехали в Москву в тридцать пятом, папа попытался восстановить с ним отношения: он очень переживал, что все так скверно вышло. И ему даже это отчасти удалось. Фон Штерн надеялся, что папа уйдет в отставку и продолжит заниматься наукой. Но папа считал, что наукой следует заниматься мне. Хотя я поступил в университет, на факультет востоковедения, но Китай мне мало интересен, и я занялся арабистикой. Старик снова вышел из себя, и они с отцом вновь рассорились. Теперь старый маразматик меня просто ненавидит!

— Да он, по-моему, крепкий старик, ему до маразма еще далеко… — заметил Прошкин.

Баев побледнел, выпрямился, сложил руки крестом на груди и сразу стал похож на театрального Гамлета:

— Знаете, товарищ Прошкин, этого замечательного старика дважды убить пытались. Да. Как раз в тридцать шестом, при попытке ограбления, убили его охранника — монгола, который жил у дедушки много лет. И его самого убили бы, если бы папа не позаботился о его охране и переезде в Н.! И ни капли благодарности, простого письма не написал отцу за все это время — ни разу! Не звонил, не навещал! Даже на похоронах не появился, а когда я к нему заходил и умолял его на гражданскую панихиду прийти и отца простить, наорал на меня и выставил за дверь. А ведь папа даже перед самой смертью о нем вспоминал, беспокоился… — Баев изящным жестом извлек позолоченный, старинной работы, портсигар, вынул странную тонкую сигаретку и тоже закурил. — Старый болван не хочет понимать, что его могут убить в любую минуту! Я так переживаю. Я ведь папе клялся, что этого не произойдет, что я буду за ним присматривать…

Ну вот, чем дальше в лес, тем больше дров. Прошкин был в полном недоумении. В депеше об охране фон Штерна ни слова не было о том, что престарелого научного авторитета пытались не только обокрасть, но и убить.

— Кто его убьет? Враги народа? Или, может, немецкие диверсанты? — ехидно полюбопытствовал Прошкин, убежденный в незыблемом спокойствии криминальной обстановки в городе Н.

Баев посмотрел на Прошкина как на безнадежного кретина:

— Мой родственник — обладатель значительной коллекции. Он собрал ее во время путешествий по Китаю, Монголии, Непалу. Это уникальные раритеты. Их очень сложно оценить. Он никогда полностью не демонстрировал своего собрания. Только публиковал отдельные описания. Многие даже считают, что описанные объекты не более чем плод живого воображения ученого. Но это не так. Все описанные предметы действительно существуют. Ценность представляют также уникальные рукописи, книги, полевые заметки и зарисовки профессора, карты экспедиций. Да еще и этот идиотизм. Фон Штерн, знаете ли, всю жизнь коллекционирует карты мест, где спрятаны клады и сокровища, — разных времен и народов…

Прошкин даже присвистнул. Конечно, карта какого-нибудь острова сокровищ — это тебе не рукопись или невразумительный раритет, который в состоянии оценить два-три высоколобых очкарика, а потому быстро продать такую вещь обычному уголовнику совсем не просто. Клад — совсем другое дело! Такая карта привлекательна для всякого любителя легкой наживы и просто романтически настроенного гражданина. Действительно, фон Штерну стоило опасаться за свое имущество, да, пожалуй, и за жизнь со здоровьем тоже…

6

Прошкин, как всегда, ругал себя. Ругал за то, что позволил Баеву втянуть себя в самую настоящую авантюру. Хорошенькое дело! Два майора НКВД, как мальчишки, прячутся на кладбище и пялятся в полевой бинокль. Точнее, в бинокль на особняк фон Штерна смотрел Баев, а Прошкин опасливо озирался вокруг, вздрагивая при мысли, что кто-нибудь заметит их наблюдательный пункт в старом склепе. Впрочем, склеп был заброшенным, как и вся эта часть кладбища, а его плотно увитые плющом стены дарили столь ценную в предгрозовой духоте майского дня прохладу.

Баев, нервно закусив губу, вертел колесико резкости; наконец, побледнев, сдернул бинокль с шеи и протянул Прошкину:

— Посмотрите вы, Прошкин, с кем там дед разводит чайные церемонии, — может быть, у меня галлюцинации или двоится в глазах от жары?

Прошкин взглянул в тяжелый цейсовский бинокль.

— Действительно. Чай пьют — в такую жару! С сушками. Ваш дедушка и… — Прошкин осекся и тоже поправил резкость. Нет, ошибки не было. — Ваш дедушка и наш Борменталь. Генрих Францевич. Как его туда занесло?

— Да, вот именно, как? Как? По какому праву? Его никто не уполномочивал. НИКТО! Ведь он даже не член…

Миндалевидные Сашины глаза сделались огромными и наполнились слезами, которые тут же ручьями полились по бескровным от нервного напряжения щекам; Баев сразу извлек из кармана крахмальный носовой платочек. Прошкин впервые удостоился наблюдать знаменитые баевские слезы, а Саша тем временем продолжал причитать и плакать: