Лариса Михайлова - Сверхновая американская фантастика, 1996 № 01-02

• Название: Сверхновая американская фантастика, 1996 № 01-02
• Автор: Лариса Михайлова
• Издательство: Издательство «Ладомир»
• Жанр: Периодические издания
• Год: 1995
• ISBN: ISSN 1029-2675

Ежемесячный журнал «Сверхновая американская фантастика» — русское издание американского ежемесячника «Magazine of Fantazy and Science Fiction». Выходит с июля 1994 г.

_{Номер 13–14 МИФОЛОГИЯ И ЯЗЫЧЕСТВО}

---

Послание старого индейца к братьям на Луне гласило: «Эти люди пришли, чтобы отнять вашу землю…»

ГОЛОСА ПРОСТРАНСТВА

Фантастика — вымысел, фантастика — осмысление, фантастика — нахождение бесконечного числа бесконечно разнонаправленных, бесконечно быстрых и бесконечно медленных векторов невозможно-возможного, ненулевая результирующая, проекция которых и есть течение реальных событий — реальность.

Поэтому и говорить об исчерпанности фантастики можно только прочно закончив свое образование на том или ином — внешне иногда достаточно высоком — уровне. Когда специалисты пишут о разработанности того или иного структурного уровня фантастики, то не надо придавать чересчур большого значения полемическим преувеличениям этого суждения. Знакомство с одним из залов сказочно красивой подземной пещеры вовсе не говорит о том, что нет других залов, новых красот, целого неизведанного мира.

Холодность специалистов зачастую обескураживает искренних и истинных любителей, но специалист удаляется, чтобы приблизиться: блеск и нищета возвысившихся — вехи этого пути. Истинный мир литературы велик — и каждый голос, и каждый внимающий ему велики в своем единении равных. Сегодня мы публикуем письмо одного из наших читателей на эту вечную тему.

Ждет ли фантастику деградация и гибель?

Один из лучших российских знатоков и исследователей фантастики, автор монографии «Природа фантастики» (Иркутск, 1984), Т. А. Чернышева в своей статье «Надоевшие сказки XX века» пишет: «И все же во многих работах о фантастике, появившихся в последнее десятилетие, наблюдается одна тенденция, о которой хотелось бы поговорить особо… Речь идет… об ощущении какой-то закругленности, законченности, исчерпанности идей и образов научной фантастики… Выражают это ощущение исследователи по-разному, в разных системах координат, но само ощущение повторяется с удивительным постоянством» («Вопросы литературы», 1990, № 5, с. 63).

Т. А. Чернышева в упомянутой монографии весь массив фантастических произведений традиционно подразделяет на т. н. «научную фантастику» и «фэнтэзи» (при этом, правда, непонятно, куда в этом случае отнести мистическую фантастику и «литературу ужасов» — в той ее части, которая относится к фантастике), в дальнейшем почти пренебрегая «фэнтэзи» и обращая исключительное внимание на «научную фантастику». Но каково же качество этой лучшей из лучших, «научной фантастики»?

«Так вот научная фантастика и является в определенном смысле рафинированным лубком для… научных работников» («Вопросы литературы», 1990, № 5, с. 80. Выделение здесь и далее по всему тексту мои. — Я. Н.). То есть фантастика — это современный эквивалент лубочной литературы. «Нет сомнения, что фантастика выйдет из кризиса, стереотип в конце концов будет преодолен. Но какой бы она ни стала в грядущем, какие бы новые источники для создания фантастических образов ни открылись перед ней, место ее в искусстве будет все же не рядом с Л. Толстым и Шекспиром, а рядом с… Э. Сю» (там же, с. 82).

Во-первых, не надо забывать, что тот же Шекспир является автором «Сна в летнюю ночь» и «Бури» — и никто еще не доказал, что художественный уровень этих произведений существенно ниже, чем других произведений великого драматурга (уж не говорю о хрестоматийном появлении тени отца Гамлета в «Гамлете», ведьмах в «Макбете» и т. п. эпизодах).

Во-вторых, никто не доказал, что «Пиковая дама» А. С. Пушкина, «Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Вий» Н. В. Гоголя, «После смерти (Клара Милич)» И. С. Тургенева, — что все эти произведения в художественном отношении находятся на уровне произведений Э. Сю. Становится непонятным, например, почему так восхищался Достоевский «Пиковой дамой», характеризовал ее как «верх искусства фантастического» (да и какое может быть «искусство», если фантастика — новая разновидность лубка, пусть в то время находившаяся еще в зародыше в этом своем качестве)? Много, очень много наших недоумений предстоит преодолеть Т А. Чернышевой, прежде чем она сумеет должным образом обосновать свою точку зрения.

Если, например, исследовательница даже признает фантастику Шекспира, Пушкина, Гоголя, Тургенева высокохудожественной, относя свои суждения исключительно к настоящему и будущему фантастики, то и тогда хотелось бы обоснованного мнения. Иначе какой серьезный исследователь не скажет, что «Властелин колец» Д. Р. Р. Толкина — произведение высокохудожественное, что тетралогия «Волшебник Земноморья» У. Ле Гуин или роман «Дверь в Лето» Р. Э. Хайнлайна относятся все же к т. н. «Большой Литературе»?…

Отождествив всю современную фантастику с «единственно правильной», «единственно перспективной» «научной фантастикой» и понимая, как и Т. А. Чернышева, что наступил период «исчерпанности идей и образов научной фантастики», другой исследователь, Е. М. Неёлов, в монографии «Волшебно-сказочные корни научной фантастики» (Ленинград, 1986) начал проделывать для научно-фантастических произведений то, что было в свое время сделано Андреевым и Ларне по отношению к народным сказкам: выделение и схематизацию всех возможных сюжетов, образов героев и т. д. и т. п. Теперь «научному фантасту», проживающему в России, не нужно больше мучиться, выдумывать сюжет, создавать какие-то там образы героев — достаточно открыть на нужных страницах монографию Неёлова и выбрать одну из возможных, приведенных исследователем, схем… С появлением этих неёловских схем «научная фантастика» (а стало быть и всякая другая) действительно… «исчерпалась» и «умерла»… Вместе с тем мы видим, что полки книжных магазинов и киосков буквально ломятся от наплыва «фантастических» книг. Хотя, по большей части, это англо-американская фантастика, но уже на ее примере мы видим, что нет практически ни одного крупного мастера т. н. «научной фантастики», который в то же время не был бы автором «фэнтэзи» или даже мистических произведений. Как же наши знатоки-литературоведы, специалисты по англо-американской фантастике объяснят нам это обстоятельство?.. Неужто оно вызвано желанием во что бы то ни стало снизить художественный уровень фантастического произведения, превратить его в «рафинированный лубок»?..

По моему глубокому убеждению, кризис во многих областях современной жизни (и в том числе и в фантастике) является лишь следствием кризиса западноевропейского рационализма в тех его формах, которые господствовали и развивались от Р. Декарта до К. Маркса. Наметить пути разрешения этого основного кризиса, указать обществу новые ориентиры развития, а науке — новую парадигму способна только философия. Поэтому фантастике для выхода из кризиса следует сейчас ориентироваться не на естественные науки (как это делает «научная фантастика»), не на «оккультные науки» (как делает это мистическая фантастика), а на философию.

Интуитивно крупнейшие фантасты так и поступают (отсюда и обращение мастеров «научной фантастики» к «фэнтэзи» и мистике), задачей же критиков является помочь фантастам действовать осознанно, помочь, так сказать, переориентироваться «с наименьшими потерями» с естественных наук на философию.

Причем, если речь идет о России, я имею в виду не ориентацию на тех официальных профессоров философии, которые рабски повторяют «зады» чужих теорий, разучившись (а вернее, так никогда и не научившись) мыслить самостоятельно; нет, я имею в виду ориентацию на теории таких оригинальных и смелых мыслителей, каков, например, В. В. Налимов. «Но, может быть, процесс растворения философии в технологизированной науке должен будет привести к выкристаллизации из этого раствора обновленной метафизики? — спрашивает мыслитель и продолжает: — Нам представляется, что постнаучная метафизика будет полетом свободной наднаучной фантазии, исходящей из самой науки — из ее математических структур и порождаемых ими языков» (В. В. Налимов. Спонтанность сознания. Вероятностная теория смыслов и смысловая архитектоника личности. М., 1989, с. 15–16). Вот на такую начавшую развиваться «обновленную метафизику» (симптомом чего служат, в частности, работы самого В. В. Налимова) и должна ориентироваться современная фантастика для преодоления кризиса.

Аналогичный пример в истории литературы уже был: фантастика романтиков первой трети XIX века, давно, казалось бы, «умершая» и «исчерпанная», помогла в свое время такому титану, как Ф. М. Достоевский. В душе любого человека есть тот невостребованный «иррациональный остаток», который не может проявиться вовне в повседневной работе или общении. Но вот пошли разговоры, появились проекты (Фурье, Петрашевский и др.) преобразования общества на социалистических началах. Несомненно, в ходе такого переустройства этот «иррациональный остаток» не может не проявиться, а в иные исторические моменты не может не играть главной и определяющей роли. Но как художественно исследовать его, если Достоевский сам у себя, в своих глубинах души, хорошо его чувствовал, а у других людей в повседневной жизни обнаружить его было невозможно?.. На помощь пришла фантастика, те наработки в области фантастики, которых в изобилии было более всего у немецких романтиков. Философски обобщив и переработав в соответствии со своими принципиально новыми целями методы романтиков, используемые при создании фантастических образов, Достоевский решил в «Двойнике» эту задачу. И с «Двойника» начинается гениальный фантаст Достоевский. Его открытие, что душа человека далеко не исчерпывается повседневной работой или общением людей (т. е. нахождение конкретных художественных средств для показа соответствующих процессов в конкретной душе) сопоставимо по своему всемирно-историческому значению с открытием неевклидовых геометрий в математике. Но без использования фантастики такое открытие в литературе никогда бы не состоялось. И позднее Достоевский недаром называл свой метод «фантастическим реализмом» — фантастику он применял всякий раз там и тогда, где и когда все традиционные способы изучения жизненных явлений оказывались бессильными. Этим и объясняются его глубочайшие прозрения, до сих пор изумляющие нас…