Александр Замалеев - М. А. Фонвизин

• Название: М. А. Фонвизин
• Автор: Александр Замалеев
• Издательство: Мысль
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 1976

Книга представляет собой одно из первых в советской историко-философской литературе монографических исследований теоретического наследия М. А. Фонвизина — известного декабриста-мыслителя. Его взгляды, явившиеся последовательным развитием идей Пестеля, Н. Муравьева, Н. Бестужева, автор рассматривает как попытку создания революционно-демократической идеологии в России.

---

Таким образом, указ 2 апреля 1842 г. не вносил никаких изменений в положение крепостных крестьян и подтверждал незыблемость помещичьего права на владение землями.

М. А. Фонвизин знал о подготавливаемом законопроекте. 14 апреля 1842 г. он писал И. И. Пущину в Туринск: «Один проезжий из столицы рассказывал, что там с недавнего времени все умы заняты вопросом об уничтожении в России крепостного состояния. Главный виновник этого — Киселев, который умел передать свои убеждения императрице и наследнику, а через них и самому царю. Разумеется, восстала сильная оппозиция, в числе которой главными корифеями — графы Васильчиков и А. Орлов» (цит. по: 62, 310—311).

Фонвизин воспрянул духом. Он решил послать Киселеву письмо с собственными предложениями, надеясь «принести пользу». В осуществлении предполагаемой реформы он не сомневался; залогом тому был для него характер самого Николая I. «Если точно державный убедился в настоятельности меры, — доказывал он Пущину, — то он, по свойственному ему упрямству, конечно, будет употреблять все для приведения ее в исполнение. Это самое мне и подает надежду» (там же, 312). Ликвидация крепостного состояния была «вожделенной» мечтой Фонвизина; одно только это, считал он, продвинет Россию «на целый век вперед». Если Николай I, писал Фонвизин, совершит долгожданное освобождение крестьян, то «я готов признать comme non avenu (как бы неимевшими место. — А. З.) все проделки и обещать купить царский портрет и поставить в своей комнате» (там же, 311).

В записке, предназначавшейся для отправки Киселеву и одобренной Пущиным, Фонвизин доказывал, что обращение крепостных крестьян в обязанные может быть достаточным основанием для постепенного искоренения «русского зла» при условии, если владельцы имений позволят обязанным крестьянам объединяться в большие хозяйственные коллективы с совместной обработкой земли и уравнительным разделением продукта. Помещики, отмечал далее Фонвизин, должны также предоставить этим хозяйствам соответствующие числу «душ» размеры пахотной земли и лугов со всеми необходимыми в хозяйстве строениями и с достаточным числом рогатого скота. «Такое преобразование экономического устройства имений, — писал он, — обещает владельцам умножение доходов, верное их получение и вообще усовершенствование сельского хозяйства. Таким образом введется настоящая система ферм; эти фермы под управлением людей, специально трудящихся для своих выгод, будут постепенно улучшаться в земледелии и в прочих отраслях сельского хозяйства; этим способом оно, наконец, выйдет из того жалкого состояния, в котором до сих пор находится в России» (цит. по: 59, 89).

В этой своей записке Фонвизин предусматривал, как видим, только преобразование экономической жизни крепостного крестьянства и по существу оставлял открытым вопрос об уничтожении крепостного права как политического института. Любопытна и другая существенная деталь, которую необходимо иметь в виду, когда мы позднее будем рассматривать взгляды Фонвизина на русскую земледельческую общину, а именно отсутствие в записке даже намека на существование общинного крестьянского землевладения и ориентация исключительно на «фермерскую» систему организации сельского хозяйства. И это не случайно: в отличие от Пестеля, Фонвизин вплоть до середины 40-х годов представлял русскую земледельческую общину как социальное учреждение, тождественное древнерусскому городскому вече: обязанность этой общины заключалась в регулировании только правовых взаимоотношений крестьян с помещиками. Поэтому он солидаризировался с Киселевым, когда писал о необходимости укрепления сельских учреждений, которые, «при точной определительности прав и обязанностей крестьян», ограничивали бы произвол помещиков.

Пока Фонвизин изыскивал способ отправки своей записки Киселеву, указ 2 апреля 1842 г. был уже опубликован. Ознакомившись с ним, он признал его совершенно неудовлетворительным, так как этот указ не заключал в себе «распоряжений обязательных, требующих немедленного исполнения». Новый закон, писал Фонвизин, «скорее может быть почитаем мудрым внушением, которым верховная власть желает дать почувствовать дворянству несообразность прав его в отношении к принадлежащим ему крепостным» (цит. по: 59, 85).

Вместе с тем указ 2 апреля 1842 г. заставил Фонвизина критически отнестись к собственной программе преобразования экономического положения крестьян. Внимательно изучив состояние дворянских имений в России, он пришел к заключению, что организация в помещичьих владениях фермерских хозяйств невозможна практически, ибо большая часть поместий разорена, а их крепостное население заложено в различных банках. Это убедило его в том, что если «крепостных обратить в батраков на отдельные хутора, устроенные по образцу иностранных ферм, то их положение будет тогда не лучше состояния негров в американских плантациях» (11, 112).

Итогом глубокого изучения статистического материала явилась статья «О крепостном состоянии земледельцев в России», в которой Фонвизин изложил свой проект крестьянской реформы. Основная идея его состояла в том, что крепостное право «предосудительно вещественным пользам» и властителей, и подданных. Фонвизин требовал начать немедленное освобождение крестьян с обязательным наделением их землей. «Вопрос об уничтожении в России крепостного состояния, — писал он, — так важен в отношении к настоящему и будущему благоденствию государства, так настоятелен, что для удовлетворительного решения этого вопроса никакие пожертвования не должны казаться великими» (там же, 119).

Первым и наиболее очевидным доказательством «неестественности» крепостного состояния крестьян Фонвизин признавал повсеместное падение дворянских доходов с имений. На первый взгляд, отмечал он, сам по себе этот факт ни о чем не говорит: ведь и раньше существовало крепостное право, а доходы помещиков были тем не менее огромными. Но все дело в том, что в прежние времена «доходы с имений вынуждаемы были строгим и нередко бесчеловечным обращением господ с подвластными. Страх наказания был тогда главною действующею пружиною в домашнем и сельском хозяйстве, в земледельческой и мануфактурной промышленности» (там же, 110). Теперь же, указывал Фонвизин, обстоятельства переменились: «крепостные начинают понимать возможность другого порядка», страх наказания на них уже не действует, ибо они само положение свое воспринимают как «тягостное ярмо». Если они постигнут еще «тайну силы своей», писал Фонвизин, то «ужасных следствий ожидать должно от внезапного пробуждения этого многочисленного класса...» (там же, 113).

Какие же меры предлагал Фонвизин, чтобы избежать внезапного и насильственного рассечения «запутанного, но не крепкого узла», связывающего крестьян с помещиками? Правительство само обязано, считал он, выкупить всех находящихся в дворянском владении крестьян и дворовых людей с землями, на которых они поселены. Крестьяне, указывал он, не в состоянии внести за себя выкуп, так как в России немного помещичьих имений, где бы они не были разорены и не влачили нищенское существование.

Далее, полагал Фонвизин, правительство должно купить также дворянские имения, которые, приучив помещика «думать, что можно получать доходы с имений без труда и попечения о хозяйстве» (там же, 111), не способствуют тем самым его стремлению к полезной деятельности. Покупка дворянских имений, доказывал он, не потребует значительного капитала, поскольку большая часть их «находится в залоге» в различных ведомственных и частных банках. Правительство может перевести на себя все банковские долги дворян, ликвидировать эти банки и, учредив один общий государственный банк, возложить на него приобретение и первоначальное управление купленными имениями.

Чтобы дворянство не лишилось полностью своего дохода, Фонвизин рекомендовал производить покупку имений преимущественно на государственные облигации, которые обеспечивали бы помещику ежегодно пятипроцентное вознаграждение. Эти облигации должны быть изъяты из внутреннего обращения и не подлежать дроблению, кроме единственного случая — раздела по наследству. «Главное назначение дворянства в России, — подчеркивал Фонвизин, — есть государственная служба, и в этом отношении те из дворян, которые будут владеть облигациями, могут исключительно посвятить себя службе; будучи обеспечены в своих доходах, они не подвергнутся тем опасениям о собственном состоянии, которые теперь заставляют многих молодых дворян со способностями преждевременно выходить в отставку» (там же, 118—119).

Итак, Фонвизин фактически предлагал план обезземеливания дворянства, превращения его из владельца вотчинными землями во владельца доходными облигациями. Он низводил дворянство до положения служилого сословия, хотя и сохранял за ним некоторые привилегии, в частности те, какими пользовались дворяне, находясь на государственной службе.