Вениамин Тихомиров - Подвиг «Тумана»

• Название: Подвиг «Тумана»
• Автор: Вениамин Тихомиров
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1960

В начале Великой Отечественной войны в состав Северного флота вошел маленький сторожевой корабль «Туман», переделанный из рыболовного траулера. Вооруженный двумя малыми пушками, корабль нес дозорную службу по охране советских берегов, участвовал в высадке наших десантов на побережье врага, отражал налеты фашистской авиации. Экипаж корабля состоял из людей смелых, спаянных крепкой флотской дружбой, беззаветно любящих, свою великую Родину, свой народ, свой корабль. В неравном бою против трех гитлеровских эскадренных миноносцев экипаж «Тумана» показал изумительные образцы доблести, несгибаемой стойкости и воли к победе. Подвиг мужественных моряков золотыми буквами вписан в историческую летопись нашего славного Военно-Морского Флота. Повесть о людях героического корабля — правдивое, запоминающееся произведение о советских военных моряках.

Автор книги Вениамин Васильевич Тихомиров в прошлом — морской офицер. В годы Великой Отечественной войны служил на Северном флоте. В настоящее время — журналист.

---

Рулевой бегом бросился выполнять приказание. Вслед за ним на корму поспешил и штурман лейтенант Букин. Пробираясь на ощупь сквозь густой, удушливый дым, они спустились в румпельное отделение[4].

Но их настойчивые попытки сдвинуть руль с места ни к чему не привели.

— Заклинило намертво, — сказал Букин. — Позови еще кого-нибудь, может, втроем осилим.

Лейтенант Рыбаков записал в журнал:

«…4 ч. 42 м. Противник перешел на поражение. Попадание снаряда в корму. Перебит штуртрос руля. Начался пожар. Снарядами сбита дымовая труба, сорвана антенна, поврежден мостик и рулевая рубка. Имеются убитые и раненые. Личный состав ведет борьбу за живучесть…»

Радисты Михаил Климов и Михаил Анисимов — «близнецы», как в шутку называли их на корабле, быстро поднялись по вантам на мачту и под градом осколков принялись сращивать перебитую антенну.

— Старшина! — крикнул Анисимов после близкого взрыва. — Берегись! — И голова радиста сама собой втянулась в плечи.

— Кому кланяешься? — стараясь перекричать грохот, насмешливо спросил Климов. — Подавай скорее конец! Теперь крепи его. Вот так…

Через несколько минут Шестакову доложили:

— Радиосвязь восстановлена.

— Помощник, передайте в штаб обстановку! — приказал командир Рыбакову.

Потеряв управление, «Туман» медленно разворачивался вправо. Комендорам носовой пушки надстройка закрыла фашистские корабли. Наводчик Андрей Сидоренко, разгоряченный боем, прибежал на мостик:

— Хоть малость разверните корабль. Мы им дадим еще жару, товарищ старший лейтенант!

Но «Туман» не слушался руля. Пожар на корме разрастался с каждой минутой. Огонь пробрался в кладовую, где хранилась краска. Через разбитые иллюминаторы пламя вырывалось наружу, лизало надстройки и палубу. По деревянному настилу огонь подобрался к стеллажам глубинных бомб и ящикам со снарядами. Прибежавший на корму Стрельник первым заметил угрожавшую кораблю смертельную опасность. Прикрыв лицо фуражкой, он крикнул: «Аварийная партия, ко мне!» — и бросился в огонь.

Из густого багрового облака выскочил боцман Саблин. Возглавляемая им аварийная партия изнемогала в неравном поединке с огнем. Лицо боцмана было черным от копоти и ожогов. Одежда на нем дымилась.

Пожар быстро усиливался. Шланги, подтянутые к корме для тушения огня, были разорваны в клочья осколками снарядов. Пламя уже охватило доски снарядных ящиков. Еще минута — и раздастся взрыв.

На помощь комиссару бросился минер Николай Кочевенко. Следом за ним устремился Саблин.

— За борт их! За борт! — кричал боцман, сталкивая ящики в воду. Ему помогал Кочевенко. Моряк забыл о предупреждении врачей не делать резких движений. Рана еще не зажила окончательно. Но разве сейчас он думал о себе!

— Бомбы! Бомбы сейчас рванут! — послышался чей-то испуганный бас.

Это был Иван Быльченко. Он с разбегу ворвался в пламя и стал торопливо отдавать крепления глубинных бомб. Потом на секунду выскочил из огня, сбросил с себя горящую фланелевку и ринулся обратно. Тяжелые, многопудовые бомбы одна за другой полетели за борт.

Не обращая внимания на визг осколков, Шестаков ровными шагами мерил палубу мостика. В уголке его упрямо сжатых губ торчала давно погасшая папироса. Изредка он бросал беспокойные взгляды в сторону скрытой дымом кормы.

— Рулевое управление действует! — радостно доложил будто выросший из-под земли Константин Семенов.

— Хорошо, — невозмутимо бросил командир. — Лево на борт!

— Есть! — ответил рулевой и, орудуя одной левой рукой, завертел штурвал. Правая рука Семенова чуть выше локтя была пробита осколком. Из-под манжета форменки сочилась кровь.

Когда нос «Тумана» стал заметно склоняться влево, Шестаков улыбнулся краешком губ и, отвернувшись от ветра, зажег папиросу.

Корабль снова лег на боевой курс, и сразу заговорило носовое орудие «Тумана».

— Бей их! — зло выкрикивал, заряжая пушку, старшина Бессонов.

Из всего орудийного расчета в живых остался он один. Но пушка продолжала вести огонь. Бессонов сам подносил снаряды, сам заряжал, сам наводил орудие на цель. Один из посланных им снарядов ударил в борт эсминца. Над вражеским кораблем взметнулся столб огня и дыма.

— Ага, получил, гад! На еще!.. — разгоряченный боем Бессонов хватал снаряд за снарядом и быстро заряжал пушку. На помощь ему прибежал раненый Яков Колывайко, наводчик кормового орудия. Голова матроса была стянута бинтами. Сквозь их белизну проступали алые пятна крови.

Позади мостика «Тумана» с оглушительным грохотом разорвался снаряд. Взрывная волна разбросала людей, находившихся поблизости от места взрыва. Рулевой Семенов со стоном схватился за раненую руку и упал грудью на рулевую тумбу.

«Туман» снова перестал управляться. Тросы руля были перебиты осколками, и штурвал свободно накатывался то на один, то на другой борт. Наскоро перетянув раненую руку бинтом, Семенов снова полез в румпельное отделение.

Осколками следующего снаряда, разорвавшегося перед мостиком, был ранен командир корабля.

Шестаков всплеснул руками, будто хотел поймать что-то над головой, и закрыл искаженное болью лицо ладонями. Из-под пальцев по серой щеке поползла широкая струя крови.

— Командир ранен! Командир… — раздался чей-то испуганный выкрик и оборвался, скомканный спокойным приказом Рыбакова:

— Прекратить шум! Санинструктора Петрушу на мостик!

— Ничего, я сам. Ничего… — шептал запекшимися губами Шестаков. — Мне уже лучше… Ничего…

Прибежал Иван Петруша.

— Дайте бинт… Я сам, — слабым голосом попросил Шестаков и снял с головы фуражку. — Идите к раненым, Петруша. Я справлюсь сам. Идите.

— Товарищ командир, разрешите…

— Я приказываю, Петруша… Идите!

Санинструктор оставил Шестакову бинт, склянку с йодом и быстро спустился с мостика.

Шестаков присел на вынесенную из штурманской рубки разножку.

— Теперь совсем хорошо, — перебинтовав голову, облегченно вздохнул командир и поднялся на ноги.

…Фашистские эсминцы охватили «Туман» полукругом. Артиллерийская канонада не утихала. Враг хорошо пристрелялся по лишенному управления, полуразрушенному сторожевику. Снаряды с воем пролетали над кораблем. Падая в воду, они выбивали из моря огромные водяные столбы. Свежая моряна и течение медленно сносили окутанный дымом, изрешеченный снарядами корабль в сторону черневшей на горизонте полоски советской земли. Многие тумановцы были ранены по два — три раза, но до тех пор, пока в теле сохранялось хоть немного силы, ни один из них не покинул своего боевого поста.

«Туман» продолжал биться с врагом. Один против трех больших, хорошо вооруженных немецких боевых кораблей дрался еще недавно мирный траулер. Его единственная уцелевшая пушка посылала снаряд за снарядом в фашистов, и ее резкого, звонкого уханья не мог заглушить адский грохот тяжелых вражеских орудий.

— Леонид Александрович, — обратился командир к Рыбакову, — узнайте точно, сколько людей выбыло из строя…

Договорить он не успел. Снаряд ударил в правое крыло мостика. Шестаков упал замертво, не промолвив ни слова. Рыбаков был ранен в левое плечо и в руку.

— Командира убило! — выкрикнул сигнальщик.

Печальная весть быстро разлетелась по кораблю.

Люди ожесточились еще больше. В их переполненные ненавистью души влилась еще и жажда мести за любимого командира.

Командование кораблем принял на себя лейтенант Рыбаков.

Стрельник узнал о гибели командира на санитарном пункте. Он тут же поспешил на мостик.

«Надо повидать Рыбакова. Поговорить с ним, подбодрить», — решил он и с этими мыслями покинул кают-компанию.

Но увидеться с Рыбаковым комиссару не пришлось. Недолго пережил Стрельник своего боевого друга Льва Шестакова.

Комиссар вышел на верхнюю палубу и здесь был сражен осколком разорвавшегося у борта снаряда. Горячий кусочек иззубренного металла впился ему в висок. Стрельник зажал рану рукой, глянул вокруг затуманившимися глазами и упал на палубу.

Когда вызванный радистом Блиновым Иван Петруша подбежал к нему, комиссар был уже мертв.

Он лежал на выщербленной осколками палубе, подложив под голову ладонь, будто прилег на минуту отдохнуть. Лицо его было спокойным, строгим.

Петруша молча снял фуражку, присел на корточки и закрыл комиссару глаза. По задымленным его щекам медленно скатывались слезы.

— Как комиссар? Что с ним? Ранен? — услышал Петруша взволнованный голос Рыбакова.

Старшина еще сильнее стиснул пальцами фуражку.

— Нет больше нашего комиссара. Убит Петр Стрельник…

Напряжение боя росло. Фашисты просчитались, надеясь первыми же залпами покончить с «Туманом». Разве могли они предположить, что небольшой кораблик, вооруженный двумя маленькими пушчонками, посмеет так ожесточенно и стойко сопротивляться во много раз превосходящей силе. Не случайно подошли они к «Туману» так близко, пытаясь устрашить его команду. Гитлеровцы были уверены, что едва лишь загремит гром их орудий, как по мачте утлого сторожевика книзу поползет корабельный флаг, и они беспрепятственно подойдут к побережью. Ведь так было всегда, даже когда им приходилось иметь дело с прославленными моряками владычицы морей — Великобритании…