Вениамин Тихомиров - Подвиг «Тумана»

• Название: Подвиг «Тумана»
• Автор: Вениамин Тихомиров
• Издательство: Военное издательство
• Жанр: О войне
• Год: 1960

В начале Великой Отечественной войны в состав Северного флота вошел маленький сторожевой корабль «Туман», переделанный из рыболовного траулера. Вооруженный двумя малыми пушками, корабль нес дозорную службу по охране советских берегов, участвовал в высадке наших десантов на побережье врага, отражал налеты фашистской авиации. Экипаж корабля состоял из людей смелых, спаянных крепкой флотской дружбой, беззаветно любящих, свою великую Родину, свой народ, свой корабль. В неравном бою против трех гитлеровских эскадренных миноносцев экипаж «Тумана» показал изумительные образцы доблести, несгибаемой стойкости и воли к победе. Подвиг мужественных моряков золотыми буквами вписан в историческую летопись нашего славного Военно-Морского Флота. Повесть о людях героического корабля — правдивое, запоминающееся произведение о советских военных моряках.

Автор книги Вениамин Васильевич Тихомиров в прошлом — морской офицер. В годы Великой Отечественной войны служил на Северном флоте. В настоящее время — журналист.

---

Поздно вечером корабль встал под погрузку угля. Ночь прошла в напряженном труде. Только моряки кораблей-угольщиков знают, как тяжела эта работа. Одновременно на корабль принимались боезапас, продовольствие, питьевая и котельная вода. Поработать морякам пришлось крепко. Усталые, уже за полночь, вернулись они в кубрик. Едва успели помыться и переодеться в чистую робу, как затрезвонили колокола громкого боя, залилась пронзительным свистом боцманская дудка:

— Корабль к бою и походу изготовить!..

Через час «Туман» вышел в море.

Там, где Кольский залив делает крутой поворот к выходу в океан, корабль завернул в одну из тихих бухт. У причала, под прикрытием высоких скал, стояли сторожевые корабли и катера «малые охотники». Несмотря на раннее утро, здесь царило оживление. По трапам кораблей непрерывным потоком шли люди в ватниках, обвешанные гранатами, перекрещенными на груди пулеметными лентами, с автоматами за плечами.

— Алеша, ясно куда путь держим? — спросил у Караваева вахтенный рулевой Костя Семенов. — Смекаешь?

— Морская пехота… Значит, полундра фрицам! — поддержал его Караваев.

Погрузка шла быстро. Приняв на борт десантников, корабли по-одному уходили из бухты. Курс — открытое море.

…В начале июля сорок первого года фашистские войска, действовавшие на Крайнем Севере, предприняли вторую отчаянную попытку с ходу сломить сопротивление советских войск и любой ценой захватить Мурманск и главную базу Северного флота — город Полярный. С этой целью на северном побережье Финляндии и в Норвегии враг сосредоточил отборные егерские части, прошедшие школу боев в горных районах Греции и на острове Крит. Сюда были стянуты также крупные военно-морские и воздушные силы гитлеровцев. Количественный перевес был на стороне фашистов.

В первые дни боев фашистам ценой больших потерь удалось продвинуться немного вперед. Они были, как им казалось, недалеко от цели. После выхода к реке Западная Лица до Мурманска оставалось всего лишь несколько десятков километров.

Трудно было нашим войскам в те июльские дни сорок первого года. Но советские воины держались стойко, дрались до последней возможности, бились за каждую сопку, за каждый камень. В это тяжелое время на помощь армейцам пришли моряки, наша славная морская пехота — «черная смерть», как ее называли фашисты. На самые трудные участки фронта командование посылало отряды моряков. В критические моменты боев в атаку поднимались матросы. Сбросив с себя защитные солдатские гимнастерки и стальные каски, они шли на врага в своих легендарных сине-белых тельняшках и бескозырках с развевающимися на ветру лентами.

Так было под Одессой и Севастополем, под Ленинградом и Сталинградом. Так было и в сопках Заполярья, на подступах к Мурманску.

В ночь на 7 июля командование Северного флота решило высадить морской десант в тыл гитлеровским войскам, подошедшим к Западной Лице. В высадке десанта предстояло участвовать и «Туману».

На мостике сторожевика настороженная походная тишина. Еле слышно плещет вода под форштевнем, да откуда-то из глубины корабля доносится глухой гул работающих машин. Тишину изредка нарушают негромкие вскрики чаек, низко пролетающих над морем.

— Лев Александрович, — нарушил молчание Стрельник, — Мироненко мне вчера опять докладную подал.

— О чем?

Но разговор офицеров прервался. На сторожевом корабле, идущем впереди, был поднят какой-то сигнал. Шестаков, обладавший хорошим зрением, обычно успевал читать сигналы раньше, чем о них докладывали сигнальщики.

— Поворот вправо, — тихо сказал он Стрельнику, и в ту же секунду вахтенный сигнальщик громко доложил:

— На флагмане «покой»[1] до половины!

— Хорошо. Продолжайте наблюдение.

— Есть!

Не опуская глаз с впереди идущего корабля, Шестаков спросил комиссара:

— О чем докладная-то?

— В морской отряд просится.

— Говорил с ним?

— Говорил… «Хочу, говорит, с живыми фашистами лицом к лицу встретиться и собственными руками душить. И не уговаривайте, говорит, товарищ комиссар. До наркома дойду, а своего добьюсь».

— Ну, и что же мы ему ответим?

— Жалко отпускать, Лев Александрович. Хороший артиллерист и хлопец хороший. Общественник. Спортсмен… Жалко. Но отпустить, по-моему, все же придется. Трудно сейчас на суше. Хорошие люди и там нужны. Прут фашисты на Мурманск.

— Согласен, Петр Никитич. Пусть идет, — наклонил голову в знак согласия Шестаков. — Так и ответьте ему.

Впереди, в бледно-серой утренней дымке, далеко вдаваясь в море, маячили черными бесформенными глыбами гранитные скалы полуострова Рыбачьего. Ни одного белого пятнышка. В последние дни июня стояла невиданная для Заполярья жаркая погода — и весь снег согнало подчистую. Обычно он залеживался в расщелинах скал до июля, а в иные годы не стаивал и все лето.

Дул порывистый, не по-июльски холодный норд-ост. Он гнал с океана тучи, похожие на густой дым, в середине темные, почти черные, по краям бледные и жидкие. Моряки Севера знают: это самый верный признак того, что погода скоро совсем испортится и начнется затяжной, с короткими перерывами дождь. Североморцам знакома «кухня погоды». Служба в Арктике многому их научила.

— Как барометр? — поинтересовался Шестаков у вахтенного офицера.

— Падает, — ответил тот. — Быстро падает.

«Недурно, — подумал про себя командир, — нам хорошенький штормик сейчас не помешает».

«Штормик»! За этим ласковым словом стояли многие опасности и трудности. Но в войну шторм нередко бывал другом североморцев, помогая морякам бить врага. В плохую погоду, когда фашисты менее всего ожидали нападения, наши подводные лодки и торпедные катера лихо налетали на вражеские конвои, проникали в базы противника и топили его транспорты и боевые корабли прямо у причалов. И «хорошенький штормик» помогал им в этом.

На флагмане подняли сигнал «люди»[2]. Корабли разворачивались влево. Десант приближался к месту высадки.

— Уже скоро… — негромко произнес Шестаков. — Подходим…

Стрельник передал свой бинокль вахтенному офицеру и подошел к командиру.

— Пройду-ка я на боевые посты, Лев Александрович. У тебя есть какие-нибудь указания? — спросил он.

Шестаков в ответ отрицательно покачал головой, продолжая вглядываться в темноту, скопившуюся у прибрежных скал. Очертания сопок становились все более отчетливыми; уже можно было различать границы лощин и отлогие подъемы гор.

Сойдя с мостика, комиссар направился к комендорам. У носовой пушки находился по готовности номер один орудийный расчет Георгия Бессонова. Старшина молодцевато доложил:

— Орудие к бою готово!

Стрельник оглядел людей, потом подошел к пушке, открыл и закрыл замок, попробовал, как вращаются маховики вертикальной и горизонтальной наводки.

— Внимательно следите за командами, — предупредил он матросов и старшину. — Каждую секунду будьте наготове! Подойдем почти к самому берегу. Если потребуется огонек — дайте так, чтобы фашисты и на том свете вас вспоминали!

Посмотрев на море, Стрельник ткнул рукой в сторону Рыбачьего и взволнованно сказал:

— Трудно сейчас там. Фашисты напролом лезут, не глядят на потери. Торопятся захватить Мурманск, уничтожить наш флот. Всех нас…

— Да, трудно там, — подтвердил Бессонов и умолк.

Наступила тишина. Несмотря на шумные порывы ветра, было хорошо слышно, как мерно, спокойно работают машины, глухо стучат в борта волны и над палубой отчетливо звучат похожие на взлет голубиной стаи короткие всплески корабельного флага, развевающегося на сильном норд-осте.

Комиссар первым нарушил молчание.

— Вы знаете цель нашего похода? Мы спешим на помощь своим боевым товарищам пехотинцам. Мы не пустим врага в Мурманск! — сказал он гневно и твердо. И слова эти прозвучали как призыв, как клятва. — Берег уже рядом, — комиссар взглянул на приближающиеся сопки. — Будьте начеку, матросы!

В машинном отделении комиссар появился в тот самый момент, когда там завязался разговор о письме, которое Александр Косач получил от родителей из Белоруссии.

— Что пишут? — спросил Стрельник.

— Урожай в этом году больно хороший… Только успеют ли убрать. Фашисты здорово лезут. Батька так вот прямо и пишет, — сокрушенно покачал головой матрос и протянул письмо Стрельнику.

— Да, едва ли успеют… — взяв в руки тетрадочный листок, исписанный неровными каракулями, с грустью сказал Стрельник. — Жалко… Наше богатство пропадает, советское. Труд народный… — и, положив руку на плечо Косача, глухо произнес: — Бой скоро, матрос. Дадим фашистам жару!

— Мы что… Наше дело такое — внизу сидим, не стреляем…

— Ход корабля в бою — это тоже вроде главного калибра. От машинистов многое зависит. Особенно сегодня.