Сергей Крутилин - Грехи наши тяжкие

• Название: Грехи наши тяжкие
• Автор: Сергей Крутилин
• Издательство: Современник
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1982

Сергей Крутилин, лауреат Государственной премии РСФСР за книгу «Липяги», представил на суд читателя свой новый роман «Грехи наши тяжкие». Произведение это многоплановое, остросюжетное. В нем отражены значительные и сложные проблемы развития сегодняшней деревни Нечерноземья.

Ответственность и долг человека перед землей — вот главная, всеобъемлющая мысль романа.

---

26

Вернувшись из Новой Луги, Долгачева зашла к себе. Было еще не очень поздно. Однако по углам уже прятались тени; в кабинете было тихо.

Екатерина Алексеевна посидела, сумерничая.

Как она устала за день!

Казалось, убрано все — даже картошка. По утрам гулко в поле, прихваченном первым морозцем.

Самое подходящее время осуществить то, к чему Долгачева так давно готовилась: поговорить о планах развития хозяйств, наметить то, что надо сделать в первую очередь, чтобы в селах оставалась молодежь. Но с таким настроением, какое было у Екатерины Алексеевны, говорить об этом не хотелось; не получается прямого разговора. Почему? Она и сама не знала.

«Главное, в обкоме меня не поддерживают, — думала Долгачева. — Степан Андреевич — еще так-сяк, но и он ко мне относится настороженно».

Даже при одном воспоминании об этом настроение становилось пакостным, подавленным.

Долгачева зажгла настольную лампу, осветившую ее лицо, и подняла телефонную трубку.

— Мам, это ты? — отозвалась Лена.

— Да, это я. Как ты провела день без меня, моя девочка?

— Хорошо, мам. Я сегодня «пятерку» получила по сочинению. Знаешь, мам, я все верно написала, лишь одну запятую не там поставила. Но Любовь Владимировна зачеркнула запятую и написала красным карандашом «пять».

— Молодчина, девочка!

— Ты когда придешь?

— Сейчас приду. А-а… — Екатерина Алексеевна не знала, как назвать Тубольцева: отцом или просто по имени и отчеству? Решила, что по имени-отчеству проще. — А Николай Васильевич дома?

— Нет. Никого нет. Я и тетю Машу отпустила. Ей слякотно идти в темноте.

— Умница! Я сейчас приду. Мы будем пить чай и делать уроки.

— Хорошо, мам. Приходи скорей! — кричала Лена.

Поговорив с дочерью, Долгачева посидела неподвижно минуту-другую. Подумала: это плохое настроение свалилось на нее не сразу — не от одного только разговора на совещании. Одна неудача накладывалась на другую, удручая ее. Сначала неважно вышло со статьей, потом дело Варгина и, наконец, этот разговор о картофеле, конфликт с Батей. «Но если даже я вынуждена буду уйти из секретарей, — рассуждала Екатерина Алексеевна, — то и тогда я не пропаду. Жила же я и раньше, до райкома? Беда в другом».

Долгачева до поры до времени никому об этом не говорила, даже от себя старалась скрывать. Но скрыть можно от посторонних людей. А от себя, сколько ни прячь, этого не скроешь.

Трещина у нее была в отношениях с Тобольцевым. И день ото дня она, эта трещина, все увеличивалась, ширилась. Поначалу Долгачева думала: поживем — увидим. Ведь оба они немолодые. У каждого из них уже сложился определенный уклад быта, свои привычки. Жить вместе значило быть готовым каждый день поступиться чем-нибудь. Долгачева была готова на все ради девочки, ее будущего — чтоб она росла как все дети — в семье.

Но то, что со временем обнаружилось, было самым страшным: он пил.

Думать, что Николай Васильевич алкоголик, — думать так Долгачева себе не позволяла. За этим стояло очень многое: необходимо было длительное лечение.

Наедине с собой Екатерина Алексеевна решила, что надо объясниться с Тобольцевым.

Надо же было случиться такому именно с ней. Не она ли, Долгачева, воспитывала партийный актив, чтобы запаха спиртного ни от кого не было. На пленумах или зайдет ли она в правление — учует перегар — так выходи! Председателю выволочка.

И вот пьяный человек не в зале, не в правлении колхоза, не какой-нибудь возчик на ферме, а дома, и не чужой, а родной для нее человек.

Екатерина Алексеевна приходит домой, и они сидят с дочерью, пьют чай, делают уроки. Девять часов вечера, Лену пора укладывать спать, а Тобольцева все нет. Наконец свет фар «газика» ударяет в окно, слепит. Долгачева уже знает, что это привезли Тобольцева.

Екатерина Алексеевна бежит навстречу мужу. Она говорит дочери: «Иди, Лена, укладывайся спать». А сама, набросив на плечи пальто, спешит на террасу.

Тобольцев входит, пошатываясь. На плаще и на шляпе грязь, видно, где-то упал.

«Катя! Такое дело: встретил сапера, — сочиняет он. — Оказался в соседнем районе, в военкомате. Ну, выпили за встречу».

То встретил сапера, то обмывали уход сослуживца в отпуск — у Тобольцева каждый день находится причина для выпивки. Иногда Николай Васильевич сидит на террасе и кряхтит — голова раскалывается. И кажется, что после этого он не будет брать в рот больше водку.

Но вот настает завтра, и Тобольцев снова пьян. Пьян до того, что не может расшнуровать ботинки. Тогда Долгачева, превозмогая отвращение, опускается перед ним на колени — расшнуровывает ему ботинки, снимает галстук и, как мать ребенка, с ласковыми причитаниями укладывает его на тахту.

«Надо поговорить с Подставкиным, — подумала Екатерина Алексеевна. — Поговорить начистоту. Ведь мы же старые друзья».

Подумала о Подставкине, и ей вспомнилось, как в Тимирязевке на комсомольском собрании выступал вихрастый паренек — Женька Подставкин, студент агрофака. Девчата над ним смеялись, называли его про себя Таквотом. Он ни одной речи не начинал по-иному, а только словами: «Так вот». Когда Долгачеву выбрали секретарем Туренинского райкома, она отыскала Подставкина где-то в захудалом совхозе и пригласила его к себе — заведовать сельхозуправлением. Он — с радостью. Еще бы: и оклад, и положение, и, главное, Туренино — это столица перед тем совхозом, где он был.

Несмотря на поздний час, Долгачева позвонила в управление сельского хозяйства.

Подставкин сам поднял трубку.

— Евгений Павлович?! — удивилась Долгачева. — Что так поздно сидите?

— Да дела все. Думаете, что только вы перерабатываете?

— Вот хорошо: на ловца и зверь бежит, — пошутила Екатерина Алексеевна.

Подставкин охотно поддержал шутку:

— Доле в том, какой зверь? А зверь-то — так себе.

— Брось прибедняться. Скажи лучше, сколько картофеля мы будем иметь от перепашки?

— Не много будем иметь. Тонн триста.

— Мало.

— Да… и то если постоит погодка.

— Сегодня была в обкоме. Настаивают вскрывать бурты.

— Поздновато.

— Где там Тобольцев? — неожиданно спросила Долгачева.

Подставкин замялся. Промолчал, сопя в трубку. Потом, видимо, подумал, что молчать нехорошо, отозвался с неохотой:

— А разве Николая Васильевича нет дома?

— Нет.

— Он поехал в Березовку. Там есть опасение за совку. Скоро должен вернуться. Тогда я его подожду.

— Скажите, чтоб он ехал домой, — произнесла Екатерина Алексеевна упавшим голосом. А сама подумала: «Значит, Николай опять вернется пьяным».

У нее уже отпада охота говорить с Подставкиным о муже. «Как-нибудь в другой раз, — решила она. — Надо пригласить Подставкина к себе и поговорить с ним наедине.

— Спасибо, — бодрясь, сказала Екатерина Алексеевна и медленно опустила трубку.

27

Долгачева считала, что какая-никакая, а у них — семья. Есть и муж — плохой или хороший, но все ж есть мужчина в доме; есть и ребенок. И ей хотелось быть нарядной и нравиться мужу. И самое главное, ей хотелось, чтобы муж, придя домой, застал на столе ужин, чтобы он видел, что он тут хозяин и его ждут не дождутся.

Переодевшись, Екатерина Алексеевна суетилась на кухне. Она решила на ужин поджарить картошку и разогреть тушеное мясо, которое тетя Маша приготовила к обеду. Долгачева стояла у раковины и чистила картошку. Нож был острый, с деревянной ручкой, а работа успокаивала ее.

Екатерина Алексеевна все думала о Тобольцеве: что с ним делать? Устроить на лечение или отправить его обратно в Новую Лугу?

Они познакомились прошлой осенью.

Закончив уборку, Долгачева решила отдохнуть. За шесть лет секретарствования она заслужила право на отдых. «Заслужила», — сказали ей в обкоме. Екатерина Алексеевна давно уже замечала, что сердце у нее пошаливает. Порой, когда ложилась спать, кружилась голова.

Долгачева знала, что это давление.

И впервые за долгие годы она решила провести свой отпуск не в деревне, у стариков, а поехать на курорт, в Кисловодск. В санатории лечащий врач долго ее слушал, мерил кровяное давление и все качал головой. «И давно у вас высокое давление?» — спросил он.

Долгачева искренне призналась, что она не знает, давно ли… последний раз она была у врача, кажется, лет десять назад, когда готовилась стать матерью, проходила освидетельствование… за беременными женщинами смотрели. Заставляли их раз в месяц показываться врачу.

В санатории определили Долгачевой режим: лечебные процедуры, диету. Но через три дня Екатерина Алексеевна взмолилась: еда вся протерта и без соли. Ей и дома надоело питаться кое-как. Врач без особой охоты перевел ее на общий стол. На следующий день диетсестра усадила ее в противоположный конец столовой, к окну: