Игорь Курукин - Княжна Тараканова

• Название: Княжна Тараканова
• Автор: Игорь Курукин
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-235-03405-1

Та, которую впоследствии стали называть княжной Таракановой, остаётся одной из самых загадочных и притягательных фигур XVIII века с его дворцовыми переворотами, колоритными героями, альковными тайнами и самозванцами. Она с лёгкостью меняла имена, страны и любовников, слала письма турецкому султану и ватиканскому кардиналу, называла родным братом казацкого вождя Пугачёва и заставила поволноваться саму Екатерину II. Прекрасную авантюристку спонсировал польский магнат, а немецкий владетельный граф готов был на ней жениться, но никто так и не узнал тайну её происхождения. Неудивительно, что её биография обросла многочисленными легендами.

Книга доктора исторических наук Игоря Курукина, написанная на основе документов, рассказывает о подлинной истории отчаянной искательницы приключений, выдававшей себя за дочь императрицы Елизаветы Петровны, претендовавшей на русский престол, которая даже в каземате Петропавловской крепости предпочла смерть признанию вины.

---

Граф фон Лимбург-Штирум оспаривал у Павла Петровича наследственные права на Голштинию, но, естественно, после достижения двумя державами соглашения остался ни с чем. Елизавета же немедленно решила выручить жениха и, «имея кредит в Персии, — ибо князь Гали, при отъезде своём из Лондона, в том её обнадежил, — надеялась деньги занять в Венеции, куда она, взяв с собою двух женщин и одного полковника, барона Кнора, чрез Тироль и приехала под именем графини Пимберг, и, зная по газетам, что князь Радзивилл тамо находится, послала к нему билет, чтобы он назначил место, где с нею видеться, думая, что как он поедет в Константинополь, то бы послать с ним кого-нибудь из своих людей через Турцию в Персию». Правда, вскоре, усмотрев в польском вельможе «человека недальнего разума», она передумала — решила «ехать с ним самой до Константинополя, чтобы оттуда продолжать путь свой в Персию».

Молодая особа на венецианском судне совершила вояж в Рагузу (нынешний Дубровник). Оттуда она направила одного из своих спутников-поляков в Венецию «с полною от себя мочью, для негоцирования о деньгах», а сама долго — целых пять месяцев — ожидала «турецкого пашпорта». Вдруг, по её словам, «получила она из Венеции, чрез нарочного, 8 июля прошлого 1774 года, пакет с письмами, между коими было одно без имени и без числа такого содержания: усильнейшим образом просили её, чтоб она поехала в Константинополь и что там спасёт она жизнь многих людей; чтоб она, приехав туда, предстала прямо в сераль пред султана ж, вручила ему пакет, приложенный при оном письме, а другой пакет, тут же приложенный, отослала бы она с нарочным к графу Алексею Орлову в Ливорно, который она, распечатав, сняла с находящихся в оном писем копии и, запечатав оный своею печатью, к нему отослала; а пакет султанский оставила у себя, равным образом распечатала и, в рассуждении содержания включённых в оном писем, отменила свою поездку в Константинополь».

..и в жизни

Отвлечёмся на некоторое время от рассказа прелестной барышни. На страницах её показаний — сюжет, который достоин не одного, а нескольких авантюрно-любовных произведений. Правда, сама допрашиваемая отнюдь не стремилась представить себя роковой женщиной и тем более авантюристкой — скорее, она хотела выглядеть добропорядочной леди, цель которой — обретение (путём делового сотрудничества с российскими властями на коммерческой почве) достойного положения в обществе и заключение законного брака с безденежным, но всё же настоящим германским владетельным князем мелкого немецкого государства. Для достижения этой цели якобы и было намечено путешествие сначала в Россию — получить титул, а затем в Венецию и Турцию — добыть деньги для будущего супруга.

Однако в рассказе Елизаветы промежуток между её появлением в Европе в 1769 году и подробно описанными событиями 1773–1774 годов занимает совсем немного места и посвящён исключительно знакомству с Филиппом Фердинандом Лимбург-Штирумским. О прочем она предпочла умолчать. Упоминание в показаниях ждавшего её в Персии богатства — золота, драгоценных камней и «великого числа» денег, — больше смахивавшее на эпизод восточной сказки, скорее всего, явилось всего лишь результатом мечтаний бедной, но весьма предприимчивой девушки. На деле прекрасная путешественница вовсе не была богата, а история её странствий — совсем не так красива.

О местах пребывания, образе жизни и занятиях девушки до начала 1770-х годов точных известий нет — все её бумаги относятся ко времени не ранее 1772 года. Из них следует, что примерно в 1770 году она находилась в Берлине под именем девицы Франк, но вынуждена была срочно покинуть прусскую столицу. В 1771 году она оказалась в Генте — уже как девица Шелль. Здесь она встретила и покорила сердце молодого, но женатого купца Ван Турса. Жизнь на широкую ногу, которую вели любовники, быстро ввела негоцианта в долги; чтобы не отдавать их, парочка вовремя ускользнула из города.

В том же году, когда исчезла девица Шелль, в Лондоне объявилась молодая госпожа де Тремуйль с тем же голландцем Ван Турсом. Купец помог своей даме получить кредит у лондонских банкиров, но красивая жизнь закончилась, как только Ван Турса разыскали кредиторы. Он бежал во Францию, а его спутница познакомилась с неким бароном Шенком и жила с ним, пока у него имелись деньги. Скоро капитал барона иссяк, и парочка в начале 1772 года перебралась в Париж, где к ним присоединился Ван Туре, скрывавшийся под звучным именем барона Эмбса. Откуда-то взялись и средства, на которые бароны сняли для своей содержанки дом, обеспечили ей обстановку и выезд.

Прибывшая во Францию дама — восточная красавица Али Эмете, она же princesse de Voldomir, быстро обзавелась связями в свете — её друзьями стали маркиз де Марин и находившийся в эмиграции литовский великий гетман Михал Казимир Огиньский. Последний одно время даже претендовал на польский престол, но шляхтой в 1764 году был избран его соперник Станислав Понятовский. В 1768 году в украинском городе Баре образовалась Барская конфедерация — союз польского дворянства, направленный против короля и стоявшей за его спиной России. Конфедераты выступали за сохранение привилегий католической церкви и шляхетских вольностей, против реформ государственного устройства Речи Посполитой и законодательного провозглашения равенства политических прав шляхтичей православного, протестантского и католического вероисповеданий. Повстанцы при поддержке Франции начали борьбу с королём и оказывали вооружённое сопротивление введённым на польскую территорию российским войскам.

Гетман долго колебался, прежде чем в 1771 году издал манифест о вступлении в конфедерацию. Однако любитель искусства и талантливый музыкант оказался плохим командиром. В бою под Столовичами в сентябре того же года войско Огиньского было разгромлено небольшим отрядом генерал-майора А. В. Суворова. Пока гетман развлекался, русские солдаты лихой атакой ворвались в местечко. «Застигнутый среди ночи 700-ми русских, он имел в своем распоряжении 2500 человек. Полковник Беляк настаивал, чтобы послать его вперёд для того, чтобы избежать неожиданного нападения, но Огиньский не послушался его совета, поставил всё и всё потерял. Если бы не мужественная оборона двадцати человек, которые стерегли его дом, он был бы пойман в кровати со своей любезной госпожой d’Assert. Он едва успел выскочить чрез окно. Девица же попала в руки русских, которые вырезали всех солдат, секретарей, ксендзов, слуг, всё, что не могло спастись. Канцелярия, касса потеряны. Великий гетман скрылся в Пруссию», — докладывал саксонский посланник в Варшаве Эссен{70}.

Огиньский объяснил своё поражение изменой и трусостью подчинённых и объявил, что не теряет мужества и желания помочь угнетённому отечеству:

«Всюду я ношу это чувство с собой и, может быть, наступит время, когда Провидение выслушает мои желания», — после чего отбыл в Париж. Там он и познакомился с очаровательной дамой с Востока. Она явно интересовалась громким именем польского вельможи, и Огиньский не остался равнодушным к её прихотливой судьбе и всепобеждающим чарам. В адресованном ей письме он восхищался честным сердцем «особы из Азии» и выполнением ею «божественного дела» как благодетельницы ближних, в сравнении с которой «вся Европа, к своему стыду, не могла бы произвести подобной личности».

Знакомство «княжны» с Огиньским перешло в любовную привязанность — похоже, платоническую. Чувствительный гетман писал своей избраннице эпистолы, наполненные вздохами и комплиментами. «Печально, — говорит он в одной записке, — сколько мы теряем, принуждённые разговаривать при помощи писем, вместо того чтобы восхищаться личной беседой. Будемте, однако, благословлять и вместе с тем проклянем Великое Божество — стечение обстоятельств, потому что только это нам остаётся сделать. Что же касается меня… то я не могу его проклинать в настоящую минуту, так как оно вплетает моё счастье и благополучие в вашу дружбу и знакомство, развивает в вас и во мне симпатию и пробуждает, наконец, надежду во многих моих делах».

«День, в который вы меня поздравили, ваше сиятельство, является в моём воображении днём счастья, гармонирующего со всей природой. Вы, со свойствами вашей души, должны быть их распределительницей!» — так звучало ещё одно послание той же адресатке. В третьем он признавал, что «сердечные чувства действуют так же, как шлюз, удерживающий воду. Он её удерживает некоторое время, но если уже открыт, то пропускает поток, который трудно удержать. По-истине, всё на свете составило против нас заговор, но это временно, и в этом единственное утешение»{71}.

Как воспринимала этот поток фраз красавица с восточным именем Али Эмете, неизвестно, тем более что лишённый всех своих владений поклонник едва ли представлял для неё интерес в финансовом отношении. Скорее всего, она рассказывала беглому гетману уже знакомую нам сказку о персидских сокровищах своего загадочного покровителя и даже обещала помощь. Это можно предполагать не только исходя из знания характера «княжны» и излюбленных приёмов, которые она пускала в ход, чтобы заставить очередную жертву пасть к её ногам. В одном из посланий Огиньский учтиво и с изяществом благодарит красавицу за поддержку, полученную, правда, только на словах: «Что бы вы, ваше сиятельство, думали обо мне, если бы я не был к вам привязан после раскрытия предо мной перспективы счастья, которое вы желаете сделать мне кредитом у вашего дяди?» Однако перспективы так и не раскрылись — «особа из Азии» сама была вынуждена покинуть Париж, спасаясь от кредиторов. На прощание она всё же воспользовалась любезностью Огиньского — выпросила у него для Ван Турса диплом на звание капитана литовских войск, в который и вписала имя приятеля — «барон Эмбс».