Иероним Ясинский - Фауст

• Название: Фауст
• Автор: Иероним Ясинский
• Жанр: Короткие истории

«Вечернее небо погасало, и губернский город оживился. В казённом саду загремела музыка. Встала пыль розовым облаком.

Виктор Потапыч Пленин смотрел на улицу из окна своего дома, пускал колечками табачный дым и, прихлёбывая чай, скучал…»

---

Ему захотелось пойти за нею. Глаза его горели от зноя красок, в каких явилась ему девушка, грудь вздымалась, кровь зажглась, и точно в двадцать лет легко и живо спустился он с откоса и зашагал по берегу.

Было жарко, но он всё шёл, иногда поднимая цветы, обронённые девушкою, полный небывалой бодрости, которую вливала в него она своими улыбками и воздушными поцелуями.

По дороге возвышался холм. Маленькие деревца – сосенки и берёзки – зеленели там и сям на холме, который казался оазисом или островом среди равнины. Речка у подошвы холма круто выгибалась, и её холодные струи проносились здесь с тихим музыкальным лепетом.

Девушка взбежала на холм и исчезла. Когда Виктор Потапыч подошёл, песок сыпался по склону холма; и, хватаясь за ветки и вереск, с большим трудом взобрался туда Виктор Потапыч. Ветерок подул и освежил его. Он сел на земле и стал вытирать платком лицо.

– Послушайте, молодой человек с седыми волосами, зачем вы здесь?

Голос прозвучал справа. Вся фраза была сказана тихо, совсем тихо. Но от неё Виктора Потапыча так и всколыхнуло. Он радостно испугался и молчал. Улыбка застыла на его лице.

– Скажите, – раздался тот же голос слева, – вы пришли сюда за цветами или за ягодами? Вы ошиблись! Тут ничего нет, кроме можжевельника. Ах, нет! Я вижу! Вон сидит старый гриб!

Виктор Потапыч покраснел, и послышался громкий смех.

– Что это у вас в кармане? – спросил голос, и на этот раз Виктору Потапычу показалось, что он звучит сверху.

Он поднял глаза и увидел, что ветки самого высокого деревца качаются. В сквозной листве что-то белеет.

– Это конфеты, – отвечал он и, вынув бонбоньерку, раскрыл её и протянул к деревцу.

Смех повторился.

– Не надо мне конфет. Лучше купите у меня ягод. Я дёшево продам…

– Хорошо. А где ягоды?

– О, ещё надо набрать! Посидите, я в тот лес сбегаю…

– Напрасно не хотите конфет, – сказал Виктор Потапыч и закрыл бонбоньерку. – Дайте-ка я вам помогу слезть…

Он встал и подошёл к деревцу. Но там уж никого не было. Холм был пустынен. Чирикали воробьи, внизу лепетал звенящий ручей, в воздухе стоял нестерпимый зной. И деревья, кусты, цветы – всё клонило к полуденному сну, к дрёме, к дрёме, у которой мало общего с ночным забытьём, но которая всё-таки сон… с открытыми глазами.

Этот ленивый сон спустился на землю, и Пленин лежал на спине, устремив глаза в густую синеву небес. Он ждал возвращения девушки. Он спрашивал себя:

– Неужто ж я опять стал молод? Откуда эта свежесть сердца и душевная ясность? Полюбить и умереть от счастья! Полюбить грёзу, мечту, полевой цветок! Быть пошляком и сбросить с себя проклятое иго, обновиться, потонуть в лучах солнца, в синем безграничном небе! Ничего мне не надо, кроме поцелуя этой дикой розы… Одного поцелуя… И что значит в сравнении с ним счастье Черепьева, Ивановского, Неказистова!

Его грудь сладостно ныла. Лазурный небосвод точно раздвигался пред ним, и он видел, как высоко-высоко ширял в небесах жёлтый ястреб, гоняясь за белой, сверкающей на солнце как снежинка голубкой. Он очнулся от лёгкого шороха: возле него, поджав ноги, сидела странная девушка. Она ела конфеты из его бонбоньерки, и её потрясал тихий, сдержанный смех. От этого смеха в её ушах прыгали чёрные спелые вишни, вдетые вместо серёг. На коленях лежал букетик земляники, скромные ягоды которой тонули в её пушистой зелени и в розо-палевых цветах наперстянки. Сидела она непринуждённо, чуть-чуть сгорбившись, и на её грациозной шее, бронзовой от загара, чернели как смола блестящие чудно вьющиеся волосы. От её тела нёсся тёплый ароматный запах. Когда она повернула лицо, Пленин вздрогнул, увидев её глаза, наивные, горячие, молодые. Он спросил:

– Ради Бога – кто вы?

Она ответила со смехом:

– Любовь.

– Вас так зовут? Но… Кто ваши родители? Где вы живёте?

– Какой любопытный молодой человек! – воскликнула она. – Не скажу. Ведь я не спрашиваю, кто вы.

Она лукаво взглянула на него.

– Впрочем, конфеты ваши прелесть какие, – начала она. – Должно быть, вас бояться нечего. Купите же у меня ягод!

– С удовольствием, – отвечал он с улыбкой, доставая бумажник и бросая жадные взгляды на землянику и на вишни в ушах девушки.

– Я вам отдам всё, что у меня есть, весь бумажник, а вы отдайте мне все ваши ягоды…

– Хорошо!

Смех потряс её снова, и на минуту она спрятала лицо в свои смуглые тонкие руки.

– Знаете, на что мне деньги? – спросила она, взяв бумажник и покраснев от смущения и радости. – Я давно собираю по копеечке, чтоб купить козу. Папа ужасно болен, он лежит бедненький, не шевельнёт ни рукой, ни ногой, уже другой год, и кушает только молоко. А когда нет молока, он плачет…

Она раскрыла бумажник и смотрела на деньги.

– «Виктор Потапович Пленин», – прочитала она на визитной карточке, которая находилась в бумажнике. – Вот кто вы такой!

Она рассмеялась, и взгляд её глаз точно говорил: «Ага, я узнала ваш секрет!» Виктор Потапыч почувствовал себя неловко.

– Но, разумеется, вы шутите, – продолжала она, возвращая ему бумажник. – Столько денег за горсточку ягод! Нет, это невозможно!

Виктор Потапыч тщетно упрашивал её. Она отстраняла рукою деньги и не хотела взять даже пяти рублей. Наконец, он уговорил её не отказываться хотя от мелочи.

– Ну, возьму! – сказала она. – Я буду у вас в долгу. Приходите сюда завтра и послезавтра. Я наберу вам много-много ягод. Я каждый день на двадцать копеек продаю ягод. Кушайте.

Он протянул руку к её коленям и стал отрывать по ягодке с букетика и медленно есть, не сводя глаз с чудной девушки.

– Как у вас пальцы дрожат, Господи! – вскричала она и с удивлением посмотрела на Пленина.

Он не ответил и улыбаясь продолжал молча есть.

– Вы добрый, да? – спросила она.

Он кивнул головою. Она помолчала.

– Так, пожалуй, дайте уж пять рублей, – сказала она, вспыхнув и потупив глаза, как бы испугавшись собственных слов своих.

Он быстро протянул ей бумажник, и она взяла деньги.

– Спасибо! – произнесла она шёпотом, пряча бумажку.

Виктор Потапыч почувствовал, что с этого момента между ним и девушкой знакомство стало теснее; и он уж не так робко ел ягоды.

– А если папа спросит, откуда у меня деньги? – проговорила она.

– Скажите, что нашли…

Она задумалась. Но через минуту она уже хохотала, и Пленин вторил ей; ему было весело и хорошо как никогда в жизни.

– Как славно здесь! – говорил он. – Как чудно пахнут полевые цветы! Как вы прекрасны, Любовь! Как мне хочется ваших вишен!

Она со смехом подставила ему ухо, одно и другое. Слегка обняв воздушный мягкий стан её, он приник ртом к ягоде. Брызнул сок, и по нежной как персик щеке потекли алые струйки подобно крови.

Девушка громко захохотала, потом нахмурила брови и вдруг вскочила и исчезла за кустами, проворная как ящерица, гибкая как змея.

…Шагах в двухстах от холма, на мураве вырисовывалась светлым пятном быстро движущаяся фигура девушки. На бегу она бросала в воздух монеты, сверкавшие белыми искрами, и ловила их как жонглёр. Пленин смотрел. Она обернулась, увидала его и послала ему воздушный поцелуй.

V

«Нет, это не любовь, – думал он, – это кровь бунтует… И однако же я чувствую, что глупею, и главное – хочу глупеть, хочу совсем стать дураком, потому что глупость есть привилегия молодости… Самые радостные и самые дурацкие чувства играют во мне. Из горла песня просится, сердце бьётся, и всё я вижу её, её… Стоит закрыть глаза – и вот она как живая. Руки у неё тонкие и должно быть цепкие, обнимают крепко и горячо. Сколько электричества в этих руках! Странная она, может быть у неё рассудок не совсем в порядке, а тянет к ней! Это не женщина, это – видение, мечта! Но как же я говорю, что это не любовь? Неправда, любовь! Её зовут Любовью! Настоящая, сумасшедшая, неожиданная любовь!»

– Любовь! – закричал он громко.

На откосе никого не было, и только эхо неясно ответило ему.

– Любовь! – повторил он в восторге, и на глазах его выступили слёзы.

И если бы кто-нибудь увидел его, то удивился бы перемене с ним. Глаза его сияли, большие и лучистые, молодой румянец покрывал щёки, стан выпрямился, волосы утратили мертвенный пыльный цвет свой. Это был юноша, преждевременно слегка поседевший, а не пожилой человек.

– Скажи, что с тобою? – спросила его Надежда Власьевна, когда он вернулся домой.

Она пытливо смотрела ему в глаза.

– Ничего…

– Ты болен, Витя?

Он промычал:

– Нездоров.

Ей показалось, что от него пахнет цветами, лесом.

– Ты на службе не был? Где ты был?

Он нахмурился.

– Ты почём знаешь? Да, не был, голова болела, я и прошёлся… ходил туда, в сад…

Он неопределённо указал рукой.

– Витечка! – начала она с мольбой, заключая его в костлявое объятие. – Не манкируй службой! Пожалей меня! Что станется со мною, когда тебя прогонят! Боже мой! Он не бывает в управлении… Да после этого я тебя сама стану провожать на службу!