Нина Молева - Баланс столетия

• Название: Баланс столетия
• Автор: Нина Молева
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Искусство и Дизайн
• Год: 2004
• ISBN: 5-235-02679-9

«Баланс столетия» — это необычайно интересное мемуарное повествование о судьбах той части русской интеллигенции, которая не покинула Россию после Октябрьского переворота, хотя имела для этого все возможности, и не присоединилась к «исходу 70-х годов». Автор книги — известный искусствовед, историк и писатель Н. М. Молева рассказывает о том, как сменявшиеся на протяжении XX века политические режимы пытались повлиять на общественное сознание, о драматических, подчас трагических событиях в жизни тех, с кем ассоциировалось понятие «деятель культуры».

---

На замужество княжна Марья решилась поздно, когда ей было далеко за тридцать. В отношении Ивана Егоровича Гринева не колебалась. Ни службе, ни увлечениям его мешать не стала. Разве что прибавила к коллекции все собрание вещей из Кибинцев: «А говорите — бесприданница!» В отстроенном им музейном доме они к месту пришлись. В 1905 году у супругов Гриневых родилась их единственная дочь — Лидия.

* * *

Лавровы — русский дворянский род. Восходит к началу XV века и происходит от польского выходца Григория Ивановича Лаврова. Внесен в VI часть Родословной книги Орловской, Тульской и Калужской губерний (Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона).

На Орловщине Лавровых множество. Издавна служили они на южных рубежах Московского государства, на засеках и в крепостцах. В качестве поощрения получали тамошние земли, поместья. Только на то, чтобы по-настоящему хозяйствовать, у них, видно, времени не хватало. А хозяйствовать стоило: жирный чернозем, бескрайние поля ржи и овса. Леса были сведены давно. Заниматься огородами и скотиной не повелось, ремеслами тоже. Хлебопашцы не оставляли своего исконного занятия даже перед наступлением промышленности.

Лавровы были обычными помещиками-степняками. О достатке говорили дома́ в поместьях — из тесаного известняка. Впрочем, другого строительного материала просто не было. Почти все дома, в том числе и крестьянские, строились на фундаментах из камня-жерновика, который развозили продавать по всей России, или из железной руды. Половина бань и лавок в Орловской губернии была каменная.

Ныне от тех Лавровых остались дагеротипы. Они похожи на отретушированные салонные портреты, с непременными, почти потерявшими позолоту виньетками, с написанными именами фотографов. На одном из снимков запечатлен молодой мужчина: худой, со светлыми волосами и кротким взглядом, в крахмальной сорочке с крупными запонками на манжетах и в наглухо застегнутом сюртуке.

Женихом Стефан Львович Лавров считался завидным, хотя на службе не состоял, ничем особенным не увлекался, разве что чтением. Просто был хозяином Богдановки, которая в Энциклопедическом словаре Брокгауза и Эфрона называлась центром рудного месторождения. Может быть, в брак вступил больше по воле невесты, чем по своей.

В семье поговаривали, что в свои шестнадцать лет Ниночка — Антонина Илларионовна Мудрова — проявила завидную настойчивость, убеждая вдовца-отца отпустить единственную дочь. Все знали — Мудровы отличались упорством и деловитостью. Антонина Илларионовна призналась, что если бы родилась позже, когда появились женские учебные заведения, то пошла бы по стопам дальнего родственника — знаменитого врача Матвея Яковлевича Мудрова.

Это он в начале XIX века учился и в Гамбурге, и в Гёттингене, и в Вене, четыре года стажировался в Париже. Перед Отечественной войной 1812 года заведовал отделением Главного военного госпиталя в Вильне, а после войны основал медицинский факультет в Московском университете. Первое издание его «Краткого наставления о холере и способе, как предохранить себя от оной», экземпляр которого хранился среди личных книг богдановской помещицы, вышло в свет во Владимире. Сам же пренебрег всеми предосторожностями и умер в 1831 году от той же холеры в Петербурге. (Эта эпидемия «обрекла» Пушкина на Болдинскую осень.)

«Наставление» не лежало без дела. Антонина Илларионовна успешно пользовалась им в начале 1920-х годов в Воронеже, вылечила многих и в том числе мужа своей внучки.

В шестнадцать лет не было нужды торопиться с замужеством, но Ниночка имела слишком независимый нрав и хотела быть сама себе хозяйкой. Мягкий характер Стефана Львовича разгадала и подчинила себе сразу. В дела Богдановки вошла без промедления. Из родительского дома захватила с собой только няньку. У нее училась, ею же и командовала.

С первых дней замужества стала вести записи — не о событиях и домашних делах. В них были рецепты на все случаи жизни: как и что лучше делать — чистить медь, стирать старинные кружева, оберегать от плесени кадки с солеными огурцами. И как лечить — с подробным описанием, что и насколько помогло.

«Синие тетради» Антонины Илларионовны… Кто только не прибегал к их помощи! Что ни день с утра к Лавровскому дому в Богдановке сворачивали подводы с хворыми. Хозяйка никем не брезговала и конкуренции местным врачам не составляла — ее пациентам нечем было расплачиваться. Они отблагодарят ее иначе. В водовороте революции. Гражданской войны, военного коммунизма бывшей помещицы не коснется ничья карающая рука: а вдруг еще пригодится?! Только переселилась, по их же совету и с их же помощью, из Богдановки в Воронеж.

К двадцати трем годам Антонина Илларионовна родила четверых детей — сначала дочь Сонечку, потом сыновей Федора и Павла и еще дочку Сашеньку. Она все успевала делать, занималась хозяйством, врачеванием и говорила, что до всего дошла сама — «мудровскими дорожками». Было у нее и азартное увлечение — карточная игра. В Богдановке она обычно продолжалась до рассвета. А вот к литературе, которой так увлекался Стефан Львович, оставалась равнодушной. Среди выписывавшихся ею журналов были медицинские, сельскохозяйственные — не литературные.

Время от времени она ездила по делам в Ливны. По железной дороге, единственной в России тех лет узкоколейке. Обычно ее экипаж опаздывал на полустанок, но ради Антонины Илларионовны поезд задерживался. С обер-кондуктором Антонина Илларионовна всегда здоровалась за руку (вещь неслыханная!).

Антонина Илларионовна разрешила Сонечке учиться в соседней ливенской гимназии. Дочь настояла на том, чтобы закончить и впервые открывшийся восьмой, так называемый педагогический класс. Она мечтала об университете, хотя знала — родители не отпустят ее из дома.

Но на помощь пришел отец. Переспорить жену Стефан Львович не пытался. Поддержал свою любимицу по-другому. Антонина Илларионовна заранее побеспокойлась о женихе для выпускницы гимназии. Единственный наследник владельцев богатейших ливенских элеваторов должен был обеспечить ее будущее. Сонечка отдала предпочтение своему дальнему и старшему по годам родственнику — всего-навсего штабс-капитану Ивану Гавриловичу Матвееву, не имевшему за душой ничего, кроме офицерского жалованья и должности в Штабе западных войск в Варшаве.

Штабс-капитан был хорош собой, имел мягкий характер, серьезно увлекался литературой. Родственники знали, что он давно неравнодушен к троюродной племяннице. Со временем Сонечка расскажет, что ее желание продолжить образование его не возмутило. К тому же Варшава была куда ближе к западным университетам, где только и разрешалось учиться женщинам.

При крутом нраве Антонины Илларионовны выход оставался один: бегство из дома и тайное венчание. Вместе со Стефаном Львовичем его подготавливал двоюродный брат Сонечки, местный степняк-помещик Владимир Васильевич Тезавровский. К тому времени он был актером только что образовавшегося в Москве Художественного общедоступного театра Станиславского и Немировича-Данченко. Более того — вложил в новое предприятие основную часть унаследованного состояния. В церковь Тезавровский приехал с другом-актером Всеволодом Эмильевичем Мейерхольдом, который выступил в качестве второго свидетеля.

После венчания молодые сразу же уехали в Варшаву. А семейные нелады у Матвеевых приняли драматический оборот. Антонина Илларионовна так и не пожелала видеть молодых и не простила мужу его пособничества. Стефан Львович предпочел хотя бы на некоторое время перебраться к родственницам в Спасское-Лутовиново.

В письмах к старшей дочери Стефан Львович сообщал, что нашел большой барский дом в Лутовинове разоренным. Для него с трудом отыскалось старенькое канапе, на котором, впрочем, ему «устроили преудобную постелю».

Стефан Львович писал и о таких милых сердцу мелочах, как сладковатый запах густо навощенных полов, скрип старых половиц. Сокрушался о безнадежно зарастающем саде, «чудесном во всех своих аллейках и кустиках». Но все это были сущие пустяки по сравнению с той тишиной и «благостным покоем, коими можно здесь совсем по-старому пользоваться».

Пользоваться довелось всего две недели… Жестокий сердечный приступ свел помещика Богдановки в могилу. Антонина Илларионовна не стала противиться последней воле мужа — быть похороненным в Спасском-Лутовинове. Шел 1900 год.

Софья Стефановна ждала первого ребенка. Ее собирались известить о случившемся позже, но необычное обстоятельство не позволило ничего скрыть.

Ночью в варшавской квартире она очнулась от страшного сна: чужая, почти пустая комната и умирающий на диване отец. Сон продолжался и после пробуждения, под плотно сомкнутыми веками: клетчатый плед, столик с упавшим стаканом, оплывшая свеча в стеклянном подсвечнике, отцовская Псалтырь, открытая на первом листе. И родной голос… Это было продолжение недавнего разговора со Стефаном Львовичем. Отцу показалось, что Сонечка «пошатнулась в вере», что «прилежание к науке посеяло в ней сомнительные мысли». И он обещал дочери явиться ей в минуту своей кончины, чтобы «утвердить существование Господа»…