Евгений Биневич - Евгений Шварц. Хроника жизни

• Название: Евгений Шварц. Хроника жизни
• Автор: Евгений Биневич
• Издательство: Издательство ДНК
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-901562-80-2

Первая биография замечательного российского писателя. В книге прослеживается судьба Евгения Шварца от рождения до последних дней жизни. Автор широко использует тексты самого Шварца, воспоминания его друзей и коллег, архивные материалы. Перед нами не просто биография выдающегося писателя, но повесть о сложном, трагическом времени, с такой рельефностью отразившемся в удивительных сказках Шварца.

---

Спектакль, получивший название «Волшебники» и показанный театром в середине декабря, вдруг (совсем неожиданно для театра и автора) стал неким событием театрального года и даже был выдвинут на Сталинскую премию. Поэтому можно включить его в эту добрую полосу. Хотя и этому событию Евгений Львович не придал особого значения. Нет — ни в дневниках, ни в воспоминаниях, ни в переписке — ни единого намека на это. Думаю, поначалу он просто боялся сглазить, а когда премию так и не дали, уже и говорить стало не о чем.

Пьеса рассказывала о строительстве электростанции на реке, против которого восставал Лесовик. А против него на защиту плотины вставали «волшебники». А волшебниками были все те, кто создает что-то новое. «Скажу я тебе, сынок, вот что, — говорит мать главного героя. — Мы ведь волшебники». — «Ой, кто волшебники?» — «Мы, люди». — «Все?» — «Все, кто умеет работать, как следует, кто с душою работает — тот и волшебник».

В который раз Шварц затрагивал тему творческого труда… Эта мысль проходит через многие его произведения. Еще в «Снежной королеве» Сказочник открывал представление словами: «Разные люди бывают на свете: кузнецы, повара, доктора, школьники, аптекари, учителя, кучера, актеры, сторожа. А я вот — сказочник. И все мы — и актеры, и учителя, и кузнецы, и доктора, и повара, и сказочники — все мы работаем, и все мы люди нужные, необходимые, очень хорошие люди…». А противостоят «хорошим людям» силы, которые терпеть не могут созидания, творчества, любви и дружбы. Их смысл жизни — в разрушении. В «Приключениях Гогенштауфена» — это Упырева, в «Красной Шапочке» — Волк, в «Снежной королеве» — сама Снежная королева и Советник, в «Волшебниках» — Лесовик, в «Двух кленах» эта роль будет отведена Бабе Яге и т. д.

А помощниками людям-созидателям становится природа — Белка, Кошка, Мышь, — только Сова, как и в «Кукольном городе», на стороне Лесовика: и предметы, изготовленные человеком из природных материалов: шкатурка — Потапыч, спичка — Пых Пыхович, стакан — Стакан Стаканыч.

Поставил спектакль Савелий Шапиро (художник И. Коротков, куклы по эскизам О. Клевера). «Е. Шварц обладает чудесным даром подлинного сказочника, — писал тогда Сим. Дрейден, — убежденного в абсолютной достоверности рассказываемых фантастических событий. С великолепным юмором и острой жизненной наблюдательностью драматург дает живые характеристики всем персонажам сказки… Безоговорочно восторженная, радостная, целеустремленная реакция юных зрителей, — это не только восхищение ярким занимательным зрелищем, это вместе с тем увлеченность большой, благородной мыслью, воодушевившей сказочника-драматурга… Роль мальчика в хороших тюзовских традициях естественно и выразительно играет Е. Ваккерова…» (Веч. Ленинград. 1947. 14 дек.). Ваккерова, если помните, раньше была артисткой Нового ТЮЗа. «Соединение сказки и современности удачно найдено автором «Волшебников» Евг. Шварцем в детской мечте и игре, — обращал внимание на спектакль потециальных зрителей Юр. Капралов. — «Все, кто умеет работать, как следует, кто с душой работает, — тот и волшебник», — говорит один из героев пьесы. Постановка — большая удача театра в его работе над новым жанром советской современной кукольной сказки» (Смена. Л., 1947. 29 дек.).

«Радостный талант Евгения Шварца, мне кажется, недостаточно оценен у нас, — утверждал детский писатель Н. Дубов, — между тем Евгений Шварц не только создал превосходные поэтические и подлинно советские переработки старых сказок, но делает серьезные попытки создать сказку советскую… «Волшебники» — удачнейшая попытка создать сказку на советском материале… [это] — не только захватывающая, увлекательная, но тонко и умно поучительная сказка. В ней происходят всякие чудеса, волшебные превращение, но у всех у них есть реальная подоплека, жизненный трамплин…» (Театр, 1948. № 12).

А на Худсовете театра, подводящем итоги «театра за 1947 г.» 8 января, С. Н. Шапиро говорил: «Истекший год, год творчески интересный, год принципиальный. Спектакли, выпущенные в 1947 году, являются наиболее убедительными. Погоду истекшего года делал спектакль «ВОЛШЕБНИКИ» — спектакль на современную тему, выпущенный к 30-летию Великого Октября… Значение его очень большое. Нельзя не признать, что осуществить высокую, современную тему в условиях жанра кукольного театра очень трудно, осуществить так, чтобы не дискредитировать эту высокую тему. Спектакль «Волшебники» доказал, что с этой задачей Театр справился успешно и что современная советская тема перестала быть проблемой…».

То есть Шварц «указал» драматургам некий трафарет, по которому они могут следовать. Или что-то иное имел в виду режиссер?

Так что не случайно Президиум Ленинградского отделения Союза писателей выдвинул на Сталинскую премию за сорок седьмой год «по драматургии» пьесу О. Берггольц и Г. Макогоненко «У нас на земле», поставленную в БДТ, и «Волшебников» Е. Шварца. А ещё 8 декабря, обсуждая «о выдвижении кандидатом на Сталинскую премию Е. Л. Шварца за детскую пьесу «Волшебники»», постановили: «Комитетом по Сталинским премиям выдвинут на соискание Сталинской премии за 1947 год спектакль 2-го ленинградского театра кукол «Волшебники» Е. Л. Шварца. Правление Ленинградского Отделения Союза Писателей присоединяется к этому выдвижению и оценивает пьесу как одно из самых значительных явлений детской драматургии 1947 г. В пьесе «Волшебники» Е. Шварц возвращает к жизни подлинно-сказочную фантастику, обретающую особенную типичность от того, что мысль, страсть, взгляды и желания советского человека пронизывают её всю. Главная мысль «Волшебников» — это мысль о том, что сама жизнь и все живое на земле, и все, что делается творческими руками человека — прекрасно, как волшебство, и полно глубокого смысла и значения. Великолепная поэтическая фантазия Шварца помогла ему выразить эту мысль в похождениях своего маленького героя с большой внутренней искренностью и силой».

Если бы это происходило сегодня, номинация на премию непременно была бы включена в «актив» драматурга, а тогда — будто ничего и не произошло.

А чуть раньше, 27 сентября, Театр марионеток под руководством Евг. Деммени показал премьеру «Сказки о потерянном времени» в постановке Ю. Позднякова с художником Гдалем Берманом (куклы Ю. Пикаллова и И. Ковенчука, композитор А. Розанов). И как отмечал С. Дрейден же, довоенный спектакль по этой пьесе «тогда вышел неудачным», зато теперь «достиг сравнительно б льших успехов», ибо «в этом спектакле бьется пульс настоящей жизни». «Эта работа тем более значительна, что это пока едва ли не первый удачный опыт создания современного спектакля для школьников и о школьниках на большую и важную тему» (Веч. Ленинград. 1947. 14 дек.).

Выходом на экраны «Первоклассницы» и её успехом у зрителей разных поколений и критиков, пожалуй, и завершилась эта белая полоса в жизни Шварца.

На распутьи

И вновь пошла не черная, а какая-то мутная полоса в жизни Евгения Львовича.

— Что определяет мой сегодняшний день? — задавался вопросом Шварц. — Попробую привести в ясность свои дела по пунктам, по разделам… Союз. Бываю там относительно редко. На заседаниях. По делу. Репутация каждого из нас в Союзе, точнее в руководстве Союза, меняется, и при этом меняется часто, и в большинстве случаев, по причинам для нас загадочным. За дверями комнаты президиума и парткома меня могут ругать, перетолковывать мои слова, приписывать то, чего я не говорил, а оправдаться невозможно. Все это делается заглазно… Как же я отношусь ко всему этому? Говоря по чести, в основном спокойно. Почему? Потому что пишу. Потому что беспечен от природы. Потому что выработались некоторые внутренние, гигиенические правила, помогающие почти без участия сознания не дышать отравленным воздухом. Тем не менее, ввиду того, что я человек общественный, люблю людей и люблю, чтобы меня любили, и когда по тонким приметам я чувствую, что моя репутация в глубинах Союза поколеблена — то расстраиваюсь. Впрочем, на несколько часов… На сегодняшний день, правда, в Союзе мои дела как будто ничего себе…

Дальше. Работа. Я пишу новый сценарий, и многое в нем пока как будто выходит. Сценарий о двух молодых людях, которые только что поженились, и вот проходит год их жизни с первыми ссорами и так далее и тому подобное. Главная трудность в том, чтобы сюжет был, но не мешал. (Словом, как всегда, когда я касаюсь самого основного — литературы, и касаюсь, так сказать, со стороны, мне делается совестно, слова отнимаются, и мне хочется заткнуться). Итак, работа на данный день — идет. И нет у меня чувства, что я выброшен из жизни…

Дальше. Дом. Здесь — основа Катюша. Бог послал мне настоящую жену, которую до того не отделяю от самого себя, что не умею написать о ней, как следовало бы. Благодаря Катюше, где бы мы ни жили — в страшной ли комнате в Кирове, на даче ли, в своей ли квартире — всё чудом преображается, превращается в дом… И этого мало. У неё особый дар понимания — я ей читаю все, что пишу, и слежу, нравится или нет, и всегда она права, хоть ничем не похожа на литературных дам. Даже языком их владеть никогда не умела. Ужасно трудно говорить о близком. Она очень хороша собой и следит за собой, как и подобает женщине. Нет больше сил писать о ней, так похоже и не похоже. Бог дал мне в жены женщину. Прожили мы вместе вот уже восемнадцать лет. И до сих пор мне не стыдно читать письма, которые я писал ей в начале нашего знакомства. Ну и довольно об этом… Итак, дома я спокоен, дом помогает работать, и самое путаное и тревожное существо в нашем доме — это я сам. Я сам пытаюсь держать себя в ежовых рукавицах, и вечно срываюсь, и снова начинаю новую жизнь. На сегодняшний день меня даже пугает бессмысленная радость, с которой я живу. Вчера увидел спящего кота, его розовый нос и великолепную шерсть, и вдруг так обрадовался, так восхитился, что сам ужаснулся. К чему бы это? Ну, довольно ловить себя за хвост.