Евгений Биневич - Евгений Шварц. Хроника жизни

• Название: Евгений Шварц. Хроника жизни
• Автор: Евгений Биневич
• Издательство: Издательство ДНК
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2008
• ISBN: 978-5-901562-80-2

Первая биография замечательного российского писателя. В книге прослеживается судьба Евгения Шварца от рождения до последних дней жизни. Автор широко использует тексты самого Шварца, воспоминания его друзей и коллег, архивные материалы. Перед нами не просто биография выдающегося писателя, но повесть о сложном, трагическом времени, с такой рельефностью отразившемся в удивительных сказках Шварца.

---

Автор и конферансье, сохраняя полную серьезность, раскланялись. Им поаплодировали.

Вошел Маршак. По требованию присутствующих ему тоже прочитали басню-оду-сатиру. Самуил Яковлевич смеялся так неудержимо, что пришлось снять очки и протереть залитые слезами стекла.

Не все тогда одобряли произведения, выходящие под их редакторством. Критики порицали, а некоторые и весьма ожесточенно, их авторов. Поэтому так сочувственно они воспринимали всё, что было направлено против их врагов. А Аня Любарская была их коллегой. Писала для ребят сама и редактировала других.

Олейников подошел к новичкам:

— С чем пожаловали?

— Вот, — Пантелеев протянул рукопись. — «Республика Шкид».

— Пойдем, посмотрим…

Сейчас не соберутся те, кто слушал его «Зоила». «Кого уж нет, а кто далече…» Маршак в Москве. Юра Владимиров умер двадцати лет от роду, большая часть редакторов исчезла в конце тридцатых, в том числе и Олейников. Коля Заболоцкий недавно освободился, теперь живет у кого-то в Переделкине…

Шварц поерзал на стуле. Откинулся на спинку. Что-то от Наташи давно нет вестей. Уже с неделю как уехала, и ни письма, ни открытки. Хорошо ли доехала — беременная? Уж не случилось ли чего? Да — нет, что сейчас может случиться.

В окно увидел: по их улице шла почтальонша Маруся. Неужели снова мимо? Нет, подошла к калитке. Разговаривает с Катей. Есть письмо!

— Что там, Катя?

— Здравствуйте, Евгений Львович.

— Письмо от Олега.

— Здравствуй, Маруся.

Значит, все-таки что-то стряслось.

Он перевесился через подоконник, протянул руку. Екатерина Ивановна подала ему письмо. Он тут же вскрыл конверт, стал читать. Лицо постепенно прояснялось:

— Все в порядке. Наташа тоже написала, но письмо, наверное, куда-то подевалось…

— Я была уверена, что ничего не случится, — сказала Екатерина Ивановна и снова пошла к своим грядкам.

Он вернулся к столу. Отложил в сторону амбарную книгу. Сел. Пододвинул машинку. Машинка новая, портативная, немецкая. Правда, пришлось немного повозиться — менять латинский шрифт на русский, но теперь уже все в порядке. Вчера заправил вторую ленту.

Вставил в машинку лист бумаги. Двумя пальцами, не торопясь, начал выстукивать письмо дочери:

«Дорогая моя Наташенька, так твое письмо и не дошло до меня. Сегодня получил письмо от Олега, а твоего нет как нет. Или ты его не написала? В дальнейшем, Наташенька, прошу тебя — не задерживай писем. Пиши хоть открытки. Хуже всего, когда от тебя нет известий. Прости меня, но о твоих именинах я вспомнил только 8-го вечером, когда уже поздно было телеграфировать тебе. Объясняется это тем, что мы никогда не праздновали этот день. Поздравляю тебя с опозданием, подарок за мной.

Работаю, пока что с прохладцей. Виной этому небывалая погода. Сядешь за стол, и жалко терять возможность побродить по лесу или по морю. А к вечеру до того находишься, что в голове одно желание — поспать. Позавчера, например, пришел к Щучьему озеру, от него прямо в лес, по просеке до проселочной дороги, а по поселку — на шоссе. Смотрю на верстовой столб — оказывается, я на три километра выше Териок, на верхнем Выборгском шоссе. Вот куда зашел! Вернулся в Териоки, купил мяса коту и сел в автобус. Но все-таки делаю кое-что. Мечтаю написать две пьесы для двух Московских детских театров.

Приезжала к нам Надя Кошеверова. Был два дня Юра Герман. Заходит Пантелеев, который до сих пор живет в Доме творчества. Но так как у нас теперь домработница, то гости не являются таким бедствием, как в прошлом году…».

— Напиши, чтобы она училась шить!

«Катя кричит, чтобы ты срочно училась шить».

— Я тоже не умела, пока не родился ребенок.

«Она тоже не умела, пока не родился ребенок».

— Напиши, чтобы она шила распашонки…

«Кричит, чтобы ты шила распашонки… Вот тебе и весь отчет за то время, что я не писал…».

К калитке снова подошла почтальонша.

— Что, Маруся?

— Извините, Евгений Львович, вам ещё письмо. Завалилось на дно сумки. Пока все не разнесла, не заметила…

— Это от Наташи, — говорит Екатерина Ивановна и передает ему письмо в окошко.

Он торопливо разрывает конверт, вытаскивает письмо, читает. Руки начинают дрожать заметно сильнее.

Постепенно он успокаивается. Снова садится за машинку.

— Тук-тук!..

— Здравствуй, приятель!

— Тук-тук…

— Ты это мне? — спрашивает Екатерина Ивановна.

— Нет. Дятел снова прилетел…

В такт дятлу он снова застучал на новенькой машинке:

«Маруся принесла твое письмо, говорит, — завалилось на дно сумки. Не сердись, что долго не писал, ждал письма от тебя. Буду теперь писать каждые два-три дня, чтобы больше не было перерывов в нашей переписке. Целую тебя, моя дорогая, — заканчивал он письмо. — Постараюсь приехать как можно скорее. Приеду — поведу тебя к Маршаку. Жить от тебя далеко я никогда не привыкну. Целую тебя. Папа».

Последние строчки еле вместились на лист. Он печатал их через один интервал, так что строчки почти слились. Как всегда, или — чаще всего, числа не поставил. Вынул лист из машинки. Перегнул дважды. Всунул в конверт. Написал адрес: Москва, ул. Грицевец, дом 8, кв. 24. Крыжановской Н. Е.

— Катюша, я схожу на почту, отправлю письмо…

— И купи заодно хлеб и масло…

— Хорошо.

Он надел пиджак и вышел на улицу. Сколько они уже живут в Комарове, а он никак не может надышаться этим удивительным воздухом. И всякий раз, когда выходит из дома, будто попадает в рай.

Пошел по дороге к почте, не торопясь, глубоко вдыхая терпкий дар моря и сосен. Прикрыл глаза.

Бессмысленная радость бытия.
Иду по улице с поднятой головою.
И щурясь, вижу и не вижу я
Толпу, дома и сквер с кустами и травою.
Я вынужден поверить, что умру.
И я спокойно и достойно представляю,
Как нагло входит смерть в мою нору,
Как сиротеет стол, как я без жалоб погибаю.
Нет. Весь я не умру. Лечу, лечу…
Меня тревожит солнце в три обхвата
И тень оранжевая. Нет, здесь быть я не хочу!
Домой хочу. Туда, где я страдал когда-то,
И через мир чужой врываюсь
В знакомый лес с березами, дубами
И отдохнув, я пью ожившими губами
Божественную радость бытия.

Правы стихи. Надо вернуться в детство. В леса, где начинались первые сознательные годы. В том, какой он сейчас, есть многое и оттуда.

Вот и почта. Опять народ. Не так уж много, всего три человека, но не хотелось задерживаться. Пристроился сзади.

Вошла высокая черноволосая женщина с девочкой лет четырех. Встала за ним. Девочка со скуки стала считать цветочки и листики на первомайском плакате. Их оказалось пять и семь.

— А ты можешь сложить пять и семь? — спросила девочка у Шварца.

— Я не знаю, сколько будет пять и семь, а ты?

— А я знаю — двенадцать!

— Это ерунда, — сказала мать на его удивление. — Однажды моя младшая говорит: у нас, мол, сто горчичников, и когда они кончатся, мы заберем сто пакетиков и будем ими играть. А Лиза говорит, что в каждом пакетике по пять горчичников, значит пакетиков будет только двадцать…

— Ваши дети так часто болеют? — ужаснулся Шварц, не обратив внимание на достижения вундеркинда.

— Да, младшая часто кашляет…

— Мне жарко, — заявила девочка и стала расстегивать пальто.

— Ну, потерпи немного, Лиза… Скоро мы пойдем…

Он отдал письмо в окошко.

— Авиа заказным, пожалуйста, — сказал он. И к женщине: — У вас много корреспонденции?

— Масса!

— Тогда, если позволите, мы с Лизой погуляем, пока вы оформите свою массу.

Мама обрадовалась и сказала девочке, чтобы она подождала её с дядей на улице.

— Рубль шестьдесят, — сказали в окошке.

— Пожалуйста… — он получил квитанцию, и они вышли из почты.

— Сегодня хотя и тепло, а все-таки лучше пуговку застегнуть, — сказал Шварц, застегивая дрожащими руками верхнюю пуговицу. — А то мама расстроится.

— А зачем маме расстраиваться? — не поняла Лиза.

— Ты можешь простудиться и заболеть…

— Аха, — согласилась она.

И чтобы им не было скучно, он стал рассказывать сказку:

— Вон, видишь, стоит дом?. Это была будка дорожных ремонтников.

— Вижу.

— В нем живет лиса…

— А лиса хорошая?

— Нет, эта лиса нехорошая. Она выходит, когда стемнеет, и нападает на птичек, которые очень широко разевают клювы и не видят, что делается у них под носом. Однажды маленькая птичка, которая живет вон в том маленьком домике, — он показал на ящик с трансформатором, — пошла гулять. И так ей все было интересно, что она не заметила, как к ней подкралась…

— Лиса!

— Да. И схватила птичку за ножку. Но маленькая птичка не растерялась и клюнула лису…