Ольга Громова - Сахарный ребенок

• Название: Сахарный ребенок
• Автор: Ольга Громова
• Жанр: Детская проза
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-905876-91-2

Книга Ольги Громовой САХАРНЫЙ РЕБЕНОК записана ею со слов Стеллы Нудольской, чье детство пришлось на конец 30-х — начало 40-х годов в Советском союзе. Это очень личный и берущий за душу рассказ о том, как пятилетняя Эля, счастливо растущая в любящей семье, вдруг оказывается дочерью «врага народа» и попадает в страшный, непонятный ей мир: после ареста отца их вместе с матерью отправляют в лагерь в Киргизии как ЧСИР (членов семьи изменника Родины) и СОЭ (социально опасные элементы). Но несмотря на все испытания, голод и болезни, которые им приходится пережить, Эля и ее мама не падают духом: читают стихи, поют песни, шутят, по-настоящему заботятся друг о друге. САХАРНЫЙ РЕБЕНОК — это во многом «роман воспитания», история о любви, а ее о том, что такое достоинство и что такое свобода. Точнее всего о свободе говорит мама Эли: «Рабство — это состояние души. Свободного человека сделать рабом нельзя».

Издано при финансовой поддержке Федерального агентства по печати и массовым коммуникациям в рамках Федеральной целевой программы «Культура России (2012–2018 годы)».

---

Понятие «хороший человек» включало многое.

Хороший человек всё делает сам.

Человек умеет и может сделать всё, сначала с чьей-то помощью, а потом — сам. Например, в три с половиной года человек одевается и умывается сам. А постарше — конечно же, и играет сам, потому что знает уже довольно много и из всех известных историй всегда может сочинить разные другие.

Хороший человек ничего не боится.

Страшно только тому, кто боится. Если ты ничего не боишься, то тебе и не страшно. И ты тогда смелый человек.

Хороший человек развязывает все узлы сам.

В жизни человека встречается много разных узлов, и он должен уметь развязывать эти узлы. Самое простое — разрезать, а нужно уметь развязать.

В детской на стенке были прибиты две верёвочки, на которых я училась развязывать и завязывать узлы — разные: и петельку, и бантик, и двойные. Папа научил меня вязать морской узел, потому что всё должно быть завязано крепко, но так, чтобы можно было легко развязать.

Ну что ж, узлы нужно развязывать, и я это умею делать сама.

Трудилась долго. И вот — бумага снята, на полу стоит КОНЬ! Серый в яблоках, хвост и грива светлые, седло и уздечка красные, и стремена — настоящие!

…Вот теперь «лихо вдену ногу в стремя, я казак лихой!» Ура! Седло поскрипывает, и конь скачет! Ура!

Конь по имени Серый надолго стал моей любимой игрушкой. Меняя шляпу с пером на серебряный картонный шлем, я из прекрасного принца превращалась в отважного витязя. Я освобождала принцессу, зарубив трёхглавого дракона, и билась с татарами, как Евпатий Коловрат. Подозреваю, что моё дневное превращение в очередного героя определялось историей, накануне рассказанной на ночь.

Гулять я тоже очень любила. На улице было много интересного: на бульваре гуляли люди, бегали собаки, чирикали всякие птицы — здесь мы гуляли с мамой, папой или няней. А во дворе, куда меня лет с четырёх отпускали и одну, можно было поиграть в мячик, попрыгать через скакалку, построить в песочнице замок, а иногда и немного подраться. Последнее было довольно увлекательным занятием, особенно после того как я научилась не проигрывать.

Однажды я появилась дома, ревущая во весь голос, с разбитым и распухшим носом. Из носа медленно капала кровь. Увидев очередную каплю, я взвывала. Папа посадил меня к себе на колено, закинул мне голову и, положив на переносицу мокрый носовой платок, спросил:

— Больно и обидно?

Плача, я кивнула.

— А знаешь, в драке всегда проигрывает тот, кто первым заплачет. Если не плакать, обязательно победишь.

Я судорожно вздохнула и снова заплакала.

— Никак не можешь не плакать? — Кивок. — А давай попробуем потерпеть, может, получится? Наберём воздуха и будем терпеть вместе. Начали… Глубокий вдох, терпим, выдох — у-у-ух!

И боль прошла, и плакать расхотелось.

— Ну, всё хорошо, человечек? Нужно, обязательно нужно уметь терпеть. Запомнишь?

Хороший человек умеет терпеть.

Оказалось, что терпеть не так уж сложно. Вместо того чтобы заплакать — набрать воздуха и подождать. Если не заревел сразу, то смешно реветь потом. И оказалось, что это очень помогает драться. Можно «драть» даже Борьку, которому уже целых шесть лет и который обзывается «маменькина дочка».

Игрушек у меня, конечно, было много. Во-первых, несколько наборов кубиков с азбукой. Были кубики, из которых собирались картины. А были и старинные, в которые играла ещё моя мама, тематические наборы кубиков: коробка «Африка» — с изображениями пустыни, саванны, баобабов, крокодилов, носорогов, сфинксов, негров, зебр, жирафов, египетских пирамид, Нила; коробка «Америка» — индейцы, бизоны, пироги, вигвамы, негры в цепях на плантациях; коробка «Азия» — китайцы, японцы, индусы, пагоды, кобры, мангусты, слоны, обезьяны; коробка «Австралия» — кенгуру, собаки динго, муравьеды, аборигены. Картинки были яркими и очень выразительными. На стенах в доме висели две карты: политическая карта мира — в большой комнате и громадная карта двух полушарий — в детской. Вторая висела так низко, что мне было видно всё, что там нарисовано. Карту можно было снять и положить на пол.

Любимая наша игра — «Где кто живёт». Мы все ложились на пол вокруг карты мира и расставляли на ней, например по Африке, кубики с африканскими картинками. Попутно мне рассказывали разные истории об обычаях, о населении, о климате, о путешественниках, об истории этих стран.

На ходу придумывались новые игры: сделанные из бумаги кораблики приплывали к Берегу Слоновой Кости, захватывали негров, везли их через океан и продавали на невольничьем рынке в Америке, где Линкольн негров освобождал. Все игры заканчивались победой добра над злом.

В выходной, накрывая большой овальный стол к обеду, мы играли в Круглый стол короля Артура и его доблестных рыцарей. Ну и, конечно, доблестный Ланселот — я — не мог за обедом капризничать, чавкать или плохо справляться с ножом и вилкой.

Много играли в стихи. Если со мной гуляла мама, то в её памяти всегда находилось какое-нибудь красивое стихотворение про то, что мы видели: птиц, собак, траву, деревья, грозу, дождь, весну, лето, осень, зиму — практически про всё. Стихи были красивые и легко запоминались. Позже мы играли — кто первый вспомнит стихи про то, что мы видим.

Иногда все вместе играли во времена года. Например, в «Осень», читая по очереди строчки из стихов про осень. Играли на равных: я помнила к тому времени много стихов, а родители никогда не читали те, которые были уже известны мне.

Вообще стихов мы читали много. Любимые стихотворные сказки перечитывались столько раз, что я успевала выучить их наизусть. Потом мы рассказывали эти стихи и сказки друг другу: мама мне — одну строчку, я ей — следующую.

Но самая лучшая игра начиналась, когда в Москву приезжал дядя Лапа! Мамин брат жил в то время в городе Горьком и изредка бывал в столице в командировках. Это был большой праздник.

Во-первых, дядя Лапа всегда привозил мне шоколадную бомбу. Так назывался шоколадный шар, полый внутри. Бомбы бывали разные: от маленьких, с ладошку, до больших, величиной с детский мячик. Сверху они были обёрнуты золотой или серебряной бумагой, а внутри всегда обнаруживалась какая-нибудь игрушка. Негритёнок Том — одна из моих самых любимых игрушек — появился как раз из большой шоколадной бомбы. Это была целлулоидная[2] куколка величиной с ладошку. У него поворачивались голова, руки и ноги.

Во-вторых, с дядиным приездом всё в доме становилось вверх ногами. Из стола и стульев строились крепости, фрегаты, караваны верблюдов и вообще всё, что было нужно. Мы открывали Америку, шли через пустыню за сокровищами, штурмовали Бастилию и на её обломках пели по-французски «Марсельезу».

Очень важной частью жизни были книги. Великое множество. На моих полках стояли тома «Жизни животных» Брема с великолепными картинками, альбомы с рисунками как существующих животных, так и доисторических, и много альбомов с репродукциями картин русских и европейских художников. Рассматривать картинки было очень интересно, хотя сама прочесть подписи я ещё не умела.

Домой выписывали детские журналы и покупали много книг. Каждую новую книжку читали все вместе вслух. После ужина садились за круглый стол, а читала всегда мама. Читала артистически!

Мне всегда было очень обидно, что днём я не могу прочесть ничего сама — нужно ждать, когда освободится няня. Однажды, от великой досады, я взяла сказки Пушкина, которые уже знала наизусть, открыла сказку на странице, где была картинка «Три девицы под окном», поставила книгу на стол и начала выкладывать из кубиков буквы в том порядке, что в книге. Строчка заняла весь стол. Я не помню, что там получилось, зато помню, какой я устроила грандиозный рёв, когда няня велела перед обедом всё убрать. Как я научилась читать, не помню, но в августе 1935-го, когда мне исполнилось четыре года, я читала уверенно, хотя и не очень бегло.

Среди множества полученных в тот день рождения подарков была большая толстая книга в синем тиснёном коленкоровом переплёте, на котором серебром было выведено: «Волшебные сказки». Большинство сказок мне было знакомо по названиям — мама рассказывала. Но теперь я могла прочесть их сама! На следующий день няня надолго ушла из дому, а я принялась читать сказку «Рике-хохолок». Прочитала почти две страницы, когда мне встретилось странное слово «её». Я никогда даже не слышала слова «её» и не знала, что это значит. Если бы я прочла предложение до конца, я, вероятно, сообразила бы, что оно означает, но сработало «табу»: нельзя что-то пропускать и браться за другое дело, не доведя первое до конца. И я застряла. Сначала я думала и вспоминала, что же это такое, потом всё-таки поплакала. Рассердившись на книгу и на это слово, я послюнила палец и стёрла его. Получилась дырка. Мрачная, я уселась под стол и стала ждать взрослых. Открытая книга с дыркой на странице лежала рядом.