М. Хлебников - «Теория заговора». Историко-философский очерк

• Название: «Теория заговора». Историко-философский очерк
• Автор: М. Хлебников
• Издательство: Альфа-Порте
• Жанр: Науки: разное
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-91864-057-9

В работе исследуется феномен «теории заговора», понимаемой в качестве особого вида социального сознания. Реконструируются основные исторические этапы формирования конспирологического мышления, анализируются его базовые принципы и особенности проявления в общественной жизни. Пристальное внимание уделяется развитию конспирологии в России, начиная с XVIII века и до настоящего времени. В монографии используются материалы, малодоступные современному читателю.

---

Теперь обратимся к дефиниции «теории заговора», дабы выявить различия между политическим заговором и конспирологией. Достаточно объективное, ставшее уже классическим, определение «теории заговора» мы можем найти в работе К. Поппера «Открытое общество и его враги». «Согласно этой теории, объяснение социального явления состоит в обнаружении лиц или групп лиц, которые заинтересованы в появлении этого явления (иногда это — тайный интерес, который следует раскрыть) и которые запланировали это явление и составили заговор, чтобы породить его»{33}. Своё определение «теории заговора» предлагает Й. Рогалла фон Биберштайн: «Теорией заговора принято называть модели объяснения, которые претендуют на разоблачение истинных, скрытых под внешней поверхностью причин происходящих в обществе перемен, воспринимающихся как незаконные и опасные»{34}.

В современной отечественной науке определение конспирологии даёт нам А. Фурсов: «Под конспирологией имеется в виду сфера знаний, в которой история, особенно её резкие повороты, рассматривается сквозь призму тайной борьбы, заговоров и контрзаговоров неких скрытых сил — орденов, масонских лож, спецслужб, тайных международных организаций»{35}. Обратим внимание на несовпадение цели политического заговора и объекта изучения в «теории заговора». Если специфика политического заговора определяется локальной, конкретной социально-политической проблемой, конфликтным решением которой выступает сам заговор, то конспирологический подход делает акцент на единстве заговора с некоторой идеологической матрицей, без которого толкование заговора теряет любой смысл. Естественно, что политический заговор в реальности очень часто имеет идеологическое основание и обоснование. Но в «теории заговора» идеологичность приобретает особый, в чём-то даже надсоциальный характер.

Вопрос о реальном генезисе «тайных обществ» вне конспирологической интерпретации данной темы не имеет до сих пор однозначного решения. Всё же большинство исследователей относит возникновение первых прообразов тайных обществ к самым ранним этапам развития человечества. Большое значение приобретают исследования этнографического характера, дающие весьма интересные результаты. Обратимся к работе такого авторитетнейшего учёного как Фрэзер, основателя и первого классика сравнительной этнографии. Хотя Фрэзер и не обращается специально к теме возникновения «тайных обществ», но всё же уделяет ей некоторое внимание. Опираясь на данные голландского этнолога И. Г. Риделя, изучавшего племена Океании, Фрэзер пытается объяснить распространение такого обряда, как ритуальное отделение юношей от остальной части племени. Подобное отделение сопровождается различными ритуалами, свидетельствующими о важности данного действия.

Учёные предшествующего Фрэзеру времени объясняли подобные ритуалы политическими причинами. В частности утверждалось, что юношеские союзы выполняют функцию политического объединения с целью противопоставления иному племени, в военном или собственно политическом плане. Английский же исследователь акцентирует внимание именно на демографическом аспекте объединений. Фрэзер говорит: «Фактически эта организация представляет собой широко распространённый в первобытных обществах институт, основная функция которого — инициация юношей»{36}. Ритуальная смерть и последующее воскрешение юноши символизирует собой переход на другую, более высокую, демографическую ступень.

Подтверждением гипотезы Фрэзера служат исследования американского этнографа Ф. Боаса, проведённые среди индейцев Северной Америки (наудовесси, сиу, дакота). Им зафиксированы важные особенности юношеских союзов. Он обращает внимание на соединение инициации с тотемной практикой. В частности, ритуальная смерть сына вождя племени оборачивается его перерождением в волка. «Речь в данном случае идёт об установлении симпатической связи с животным, духом и другим могущественным существом, которому человек частично или целиком отдаёт на хранение свою душу и от которого он в награду за этот дар получает сверхъестественные способности»{37}. Фрэзер делает вывод о том, что «соседство» тайных обществ и тотемной практики не является случайным, оно отражает закономерности бытования архаических народов. Представление о душе как о некоторой ценности рождает желание защитить её от реальных или мнимых катаклизмов. Тотемизм и есть вариант сохранения души, помещение её на хранение во внешнюю среду (животные, растения). Можно сделать вывод о концептуальном содержании размышлений Фрэзера. Период полового созревания для архаического сознания представляется рубежным, критическим моментом, спасение от которого находится в возрастном отделении «тайное общество» и одновременно — в обращении к тотемным связям человека.

С позиций психологических интересны рассуждения о генезисе «тайных обществ» Э. Нойманна. Как и Фрэзер, он относит их возникновение к ранним этапам развития человечества, но делает упор в своей концепции на момент перехода от матриархата к патриархату. Для немецкого исследователя обозначенный переход представляется значительным в первую очередь с психологических позиций, как этап развития Эго. Нойманн пишет: «Коллективный мир инициации, тайных обществ, сект, мистерий и религий является духовным и маскулинным, и, несмотря на его общественный характер, акцент все равно делается на индивид, так как каждый проходит инициацию индивидуально и переживания, накладывающие отпечаток на его индивидуальность, тоже индивидуальны. Избирательный характер этого индивидуального ударения составляет заметный контраст с матриархальной группой, где преобладают архетип Великой Матери и соответствующая стадия развития сознания»{38}. Предшествующий матриархальный период означал не только социальное господство женщин и подчинённое положение мужчин в обществе. «Тайные общества» мужчин служат основой для акцентуации Эго, что является предпосылкой к переходу к личности. Женщина с её сексуальной природой представляет собой бессознательное начало, влияние которого настолько велико, что от него можно уберечься лишь укрывшись в «тайном обществе»: «Вот почему ни одна женщина никогда не допускается в мужские общества. На этом уровне, где мужчины еще не уверены в себе, женщины объявляются опасными и обольщающими»{39}.

После изучения основных работ, касающихся возникновения и развития «тайных обществ», мы выделяем три основных подхода: позитивистско-рациональный, мифогенетический, который можно определить и как структуралистский, а также мистико-оккультный. Естественно, что в рамках одной концепции могут взаимодействовать, накладываться друг на друга элементы различных подходов. Попытаемся охарактеризовать каждый из подходов с точки зрения его сущностных оснований.

Позитивистский подход возникает во второй половине XIX века. Представители данного направления, будучи во многом пионерами научного изучения «теории заговора», сумели сформулировать ряд ценных положений, относящихся в основном к вопросу об определении границ конспирологии. Например, Ч. У. Гекертон в работе с весьма многообещающим названием «Тайные общества всех веков и всех стран» отмечает одну из проблем изучения «теории заговора». Собственно исследование «конспирологического сознания» зачастую подменяется теоретическими изысканиями, целью которых является классификация самих «тайных обществ». Поэтому можно полностью согласиться со словами автора о том, что «возникновение и действие тайных обществ не странные и необъяснимые явления, не временная форма, не скоротечное и неожиданное действие, но вполне ясный и предвиденный результат известных причин»{40}.

Дальнейшие же рассуждения автора, к сожалению, по большей части определяются его стремлением к классификации «тайных обществ», которые он делит на религиозные, военные, судебные, учёные, гражданские, политические[2]. Затем, признавая определённую искусственность своей схемы (несомненно, что тот же орден тамплиеров — довольно сложное и неоднородное социорелигиозное объединение — не может быть объяснен как исключительно военное, религиозное или политическое общество), Гекертон оставляет лишь два критерия деления: религию и политику. Целью первых обществ является познание «истинных законов природы», в основе деятельности вторых определена необходимость — «воздвигнуть идеальный храм прогресса, оплодотворить в сердцах прозябающих или порабощенных народов зародыши будущей свободы»{41}. Аналогичной позиции в изучении генезиса «тайных обществ» придерживается современник Ч. У. Гекертона Г. Шустер: «Насколько возможно судить на основании дошедших до нас, частью весьма скудных, преданий и сведений об этих тайных обществах, они представляли собой или замкнутые кружки людей, возвышавшихся над общим уровнем своими дарованиями и высокими стремлениями, или служили во времена невзгод и гонений верным хранилищем высших духовных сокровищ религий и философии, а также политических идей»{42}. К подобным обществам, помимо, конечно же, иллюминатов, розенкрейцеров, масонов, Шустер относит и сицилийских мафиози.