Ингер Фриманссон - Крысоловка

• Название: Крысоловка
• Автор: Ингер Фриманссон
• Жанр: Триллер
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-68089-4

Роза всегда была одиночкой. Она и не мечтала встретить мужчину, с которым бы нашла свое счастье, – и не сетовала на судьбу. И та воздала ей за терпение: в нее влюбился Титус, красивый, сильный, уверенный. Брак у них получился на загляденье – без конфликтов, ссор, гармоничный и по-настоящему счастливый. Но спустя пятнадцать лет Титус встретил Ингрид – вовсе не красавицу, обычную женщину средних лет – и снова влюбился без памяти. И опять у него сложился счастливый брак Минули годы, Роза снова научилась жить одна, ей даже стала нравиться уединенная жизнь в доме на берегу лесного озера. Но однажды прошлое вернулось – она открыла дверь и обнаружила на пороге Ингрид. С этой минуты дом Розы стал смертельной западней, выхода из которой не было ни у одной из них…

---

Взял Томаса за руку:

– Пошли?

Томас поплелся за ним, но потом вдруг оживился.

Она смотрела, как мужчина и мальчик лавируют меж расстеленных на траве покрывал, как выходят в поле. Увидела, как взмывает в небо змей, как цепляется за бечевку Томас. Как он бежит, все быстрее и быстрее, увлекаемый змеем. Вернулся весь мокрый. И улыбка во все лицо, какой она никогда у него не видела. А Роза все это время просидела с девочками. Девочки смущались и хихикали.

– Совместная опека, с бывшей, – одними губами сказала Анние. – Потом расскажу.

Потом она узнала все. И о сбежавшей жене, и о девочках, оставшихся на его попечении, и как он решил все делать сам, не полагаться на эту гадину.

«Совсем как я», – подумала Роза.

Клуб одиноких сердец…

Он был забавным. Жизнерадостным. Заставил и ее, и мальчика оттаять.

Однажды утром неожиданно позвонил:

– Это Титус. У нас тут с девочками намечается поездка в Грену, во второй половине дня. Присоединитесь?

Вот так, внезапно.

Позже он расскажет, что к экспромту этому готовился не один день. Долго не осмеливался набрать ее номер. Страх вновь быть отвергнутым, страх новой боли. Она узнала, что поступок первой жены оставил в его душе шрамы, до сих пор не зажившие. Он стал обидчив и вспыльчив. Но легок в общении, хороший собеседник Он слушал. Давал добрые советы.

Роза осознала, что истосковалась по общению. Все свое свободное время она проводила с Томасом.

Потом все понеслось стремительно. Через месяц они уже были вместе. Большой семьей, с тремя детьми. По крайней мере, каждую вторую неделю они становились большой семьей. Томас и Роза упаковали свои вещи в коробки из-под бананов и переехали на виллу в Бромма. «Ну вот я и дома», – думала она. Титус с дочками прожил здесь немало лет, это был их дом, но Розу не покидало чувство, будто и она прожила на этой вилле всю свою жизнь. Спокойствие и защищенность…

Даже Томасу здесь нравилось. Ему пришлось сменить школу, и Роза беспокоилась из-за этого: ее нервный мальчик тяжело переживал любые перемены. Иной раз она задавалась вопросом, нет ли у сына аутизма. Что она знает о наследственности англичанина?

Однажды Роза записалась на прием к детскому психологу, но очередь тянулась медленно, и, когда их наконец пригласили, она решила, что сын стал более открытым. И отменила посещение.

С Титусом жилось легко. Он был чувственный, любящий, баловал ее частыми подарками, которые Роза не открывала до тех пор, пока дом не погружался в тишину. Дорогое белье, чулки. Роза осознала, что теперь ей нравится смотреть на себя, что все ее комплексы из-за мальчишеского тела исчезли. Ей нравилось стоять в ванной перед большим зеркалом. Сливочное кружево, шелк Она и не подозревала, что может так выглядеть. А в постели ее ждал Титус, ее любимый, самый лучший в мире человек. Это благодаря ему она могла без стыдливости распахнуть дверь, шагнуть в комнату.

– О, замечательно! Повернись, дай рассмотреть. Господи, Роза, какая ты красивая, Роза!

Ингрид

В воскресенье она решила не звонить в больницу. Пусть девочки побудут с Титусом наедине. Ближе к вечеру села в автобус, направлявшийся к больнице.

На улице оказалось неожиданно тепло. Сидела у окошка и вбирала в себя цветы, юную зелень. Тюльпаны, нарциссы, синие стрелки гиацинтов. Разноцветье там, где еще недавно царила серость. Скоро лето. Они с Титусом обсуждали, не съездить ли еще раз в Барселону, до жары. Снова прогуляться по широкой Ла Рамбла, попить сангрии в погребке у набережной…

«Мы справимся! – билось у нее в голове. – Ты снова станешь сильным, мы справимся!»

Когда она вышла на конечной остановке, налетевший ветер закружил мусор, швырнул в лицо пыль. Что-то попало в глаз, и она первым делом поспешила в туалет – промыть. Взглянула на себя в зеркало: лицо бледное, опухшее. Лицо стареющей женщины. Неизбежность. В ярком свете стало очевидно: пора к парикмахеру, надо покрасить волосы. Корни темные, а она всегда презирала женщин, так запускавших себя. На подбородке странная припухлость, потрогаешь – больно. Прыщик. Увенчанный белым гнойничком, но ничего не выжимается. После того как она на него надавила, прыщик стал лишь заметнее. Подростковые прыщи в пятьдесят лет! Поежилась. Достала расческу, сделала несколько взмахов, но лучше не стало. И внезапно – усталость, неимоверная усталость. Вернуться бы на остановку, сесть в автобус и ехать, ехать… Автобус курсировал между двумя больницами – Южной и Королевской.

Беспокоилась – как себя чувствует Титус? Не утомил ли его визит дочерей? Они больше не винили Ингрид, приняли выбор отца, хотя переживали, что отец поступил в точности как когда-то их мать. Биргитта нанесла ему рану, от которой он, по сути, так и не оправился, и дочери тогда были на его стороне, поддерживали как могли. А потом он поступил так же. Им тяжело было принять это.

«Но ведь Роза им не мать, – подумала Ингрид, – откуда же такая непримиримость?» Необъяснимо. Наверное, дело в ней самой, в Ингрид, это ее они не выносили. Казалось, девушки заключили между собой пари, кто первая сживет ее со свету. Как же такое могло быть? Так по-детски… Издевались, будто школьницы.

В груди саднило. Ингрид помнила. Школьный двор в Хускварне, на переменах она бежала в конец коридора, где был запасный выход. Карин и Каттис, самые крутые в классе. Две «К». Постоянно искали себе жертву. Никто не осмеливался пойти против них. Однажды Ингрид убежала на кладбище, соседствовавшее со школой, на уроки не вернулась. Бродила среди надгробий, желая очутиться под плитой. Под землей. Сейчас, конечно, тогдашние переживания кажутся слишком уж сильными, но Ингрид не забыла то дикое, опустошающее ежедневное отчаяние, одиночество и страх.

Теперь с абсолютным одиночеством покончено. Она судорожно вздохнула. Роза. Общаются ли с ней Юлия и Йенни? Ингрид знала, что Роза уехала из Стокгольма, живет в каком-то старом коттедже под Седертелье. Зализывает раны в одиночестве. В последние годы они с Титусом редко ее вспоминали, а когда-то Ингрид то и дело заводила о ней речь. Хотя и пыталась выкинуть ее из головы: он сам выбрал меня. Но чувство вины не желало уходить. Мысли о Розе были как наказание. Приставала к Титусу:

– Как думаешь, как она живет? Как себя чувствует?

Пока он не взрывался:

– Ну, хватит уже, черт подери! Ты ни в чем не виновата. И я не виноват. Бывает, что люди расстаются. Такое случается в жизни, если ты вдруг не в курсе.

И все же… Перед глазами вставало лицо Розы. Кошачье лицо. Чуть раскосые, дикие глаза животного, хоронящегося в зарослях. Роза сбежала от людей, обратилась в отшельницу. Странно это.

– Но, Титус… мы ведь причинили ей боль…

Вскочил, хлопнул журналом о стол. Из вазы с цветами выплеснулась вода. Вышел вон. Грохнул дверью.

Ингрид наклонилась над раковиной и принялась пить прямо из крана. У воды был привкус нефти. Отыскала в сумочке аспирин, снова глотнула отдающей нефтью жидкости. На миг почудилось, что теряет сознание. Но отпустило.

Выйдя в вестибюль, остановилась, тяжело уронив руки. Не могу больше. Хочу домой. Смотрела на огромный барельеф из глазурованной керамики. Две женские фигуры, руки вскинуты над головой, ладони сложены чашами. Вокруг – птицы: лебеди и голубки.

Как обещание смерти.

Вспомнила голландский гобелен, который когда-то подарила мать, с такими же белыми птицами. Что она с ними сделала? С вещами из прошлого? Наверное, гобелен остался в старой квартире, на Рингвеген. Где он висел? Нет, не вспомнить. Но Титусу гобелен не понравился. Он не любил китч, а гобелен с голубками в голландском стиле, сотканный матерью, был самым настоящим китчем. Выпрямилась, откашлялась. Сглотнула. Двинулась дальше.

Шагая по коридору, вдруг поняла, что девушки еще здесь. Не предчувствие – уверенность. Предвестник беды. Сбавила шаг, остановилась у ординаторской. Медсестра с блестящими черными волосами, стянутыми в хвост, сидела за компьютером. Ингрид тихо постучала:

– Простите…

Медсестра обернулась. Ингрид прежде ее не видела.

– Здравствуйте. Я жена Титуса, Титуса Вруна. Меня зовут Ингрид.

Не отрывалась от лица медсестры, ловила каждое движение. Она должна знать правду.

Женщина встала, протянула руку. Она была старше, чем показалось Ингрид вначале.

– Я Марианна.

В голосе напряжение, не укрывшееся от Ингрид.

– Как он? – быстро спросила она.

– У него дочери. Милые девушки.

– Вот как. Выходит, остались…

Медсестра кивнула. Отвела взгляд. Означает ли это, что все плохо?

– Так как он? – Ингрид выталкивала из себя слова.

Медсестра явно собиралась с силами.

– Ну что я могу сказать… Спал он ночью хорошо, и…

Из коридора донесся скрип «Биркенштоков»[11]. Еще одна медсестра, вернулась после обхода. Ее Ингрид тоже раньше не встречала. Где же сестра Лена или хоть кто-то знакомый из персонала? Медсестры о чем-то зашептались.