Владимир Савченко - Черные звезды (сборник)

• Название: Черные звезды (сборник)
• Автор: Владимир Савченко
• Издательство: АСТ
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2002
• ISBN: 5-17-013083-X

Владимир Иванович Савченко родился в 1933 г. Окончил Московский энергетический институт. Фантастику начал писать еще в студенческие годы. Первые опубликованные рассказы - "Навстречу звездам" и "Пробуждение доктора Берна".

"Черные звезды" - сборник ранних произведений писателя. Произведений, полных романтики приключений и азарта научного поиска! Произведений, вошедших в "золотой фонд" отечественной фантастики - и по сию пору не утративших своего обаяния!

Содержание:

Черные звезды (повесть) С. 5-222

Алгоритм успеха (повесть) С. 223-276

Призрак времени (повесть) С. 277-404

Час таланта (повесть) С. 405-496

Перепутанный (рассказ) С. 497-547

Владимир Борисов. Изменить ход цивилизации (послесловие) С. 548-556

---

XI

Явление следующее: те же и Патрик. Сейчас и я чувствую себя немного школьником. Мы оторвали шефа от дел, он нетерпелив и сердит.

…Я упоминал, что не люблю телевизоров, не пользуюсь ими. А в поездках, когда меня поселяют в номер с обязательным теликом, я иной раз развлекаюсь тем, что поворачиваю его боком или даже вверх тормашками. Приятно посмотреть, как наяривает джаз, сидя на потолке, как актеры, стоя на стене, выясняют сложные драматические отношения: «Умри, несчастная!» — и «несчастная» не падает, а наоборот, как будто встает… Но замечательно вот что: в тех случаях, когда показывают настоящую драму, или это настоящее проявляет себя в игре артистов, в талантливой режиссуре, — неправильное положение телевизора перестаешь замечать. Видимо, природа подлинного искусства, как и природа физических законов, такова, что оно действует вне системы координат.

Нечто похожее получилось и сейчас: я перестал замечать цветовые особенности речи Патрика Яновича, реплик Бориса, шумовые оттенки их жестов, мимики — только смысл. Мысль сталкивалась с мыслью.

«Почему ты не хочешь проградуировать свое восприятие для инверторов? Люди горят нетерпением тебе помочь».

— Потому что это глупо. Благодарен, конечно, за горение и нетерпение, но это не то. Я вижу, я слышу, у меня такие же — во внешней своей части — органы чувств, как и у вас всех. А впечатление, которое получается от них внутри… это мое личное дело!

«Твое личное, вот как! (Движение рук.) Ну-ка, будь добр, сложи эти две спички крестиком».

Я и не увидел их, эти спички — мелки.

«Вот-вот: „…другой смолчал и стал пред ним ходить. Умнее бы не мог он возразить!“ Это Борюня, который хорошо учился в школе и помнит Пушкина».

— Ну… сейчас я это еще не могу. Со временем научусь.

«Со временем… Слушай, милый, давай говорить начистоту. Ты знаешь, каким сложным делом мы занимаемся, как напряженна работа всех, как много еще неисследованного и подводных камней, И если товарищи — по инициативе Бориса и с моего согласия — готовы тратить время и силы на эту работу, так это потому что, во-первых, мы хотим тебе помочь и, во-вторых, не хотим тебя потерять. Найдем какую-нибудь консультантскую должность по радиополетам, и ты, твой опыт и знания, твоя недюжинность останутся при деле. Но для этого, разумеется, нужна хорошая коммуникабельность и ориентировка. Сварганят тебе для начала эти инверторы слуха и зрения… ну, в форме каких-нибудь там сложных наушников и очков, блок инвертирования в боковом кармане, батарейки в нагрудном. Обременительно, конечно, зато все будет нормально. А там займутся тобой нейрологи, психокибернетики — глядишь, что-то и получше придумают. И будешь человек. А так — куда же тебя теперь-то?»

— Погодите, Патрик Янович… погодите насчет благотворительности и практической стороны. (Меня подзавело это отношение ко мне как к инвалиду, которого надо пристроить.) Давайте сначала обсудим саму эту расчудесную идею инвертирования как метода борьбы с «перепутанностью». Как ученые. Итак, создаем прибор, преобразующий звуки в световые образы (вспышками не обойдетесь для передачи сложного звучания, потребуются квазиизображения на мозаичных, что ли, экранах — это вы упростили) и направляющий их в глаза. Глаза ведь у нас самый информативный орган… — Мысль только оформлялась у меня, я говорил сбивчиво. — Примерим это для начала к человеку, у которого зрение в порядке, а с остальным восприятием беда: ни слуха, ни обоняния, ни осязания. Итак, слуховое восприятие у него пошло в глаза. Делаем еще инвертор, превращающий запахи в зримые сигналы и образы Затем еще один, для кожного осязания. Можно и еще — для вкусовых впечатлений, их тоже переводим в зримое. Все в глаза!.. Больше того: мир вокруг наполнен инфракрасными, ультрафиолетовыми, радио- и прочими там инфра- и ультразвуковыми сигналами, которые сообщают что-то свое о реальности; их тоже преобразуем и подадим в глаза. Что увидит человек при таком полностью зримом восприятии объективного мира?

«Света белого не увидит!»

— Хуже, Борюнчик: «белый шум». Разноцветный туман. Теперь проиграйте умозрительно такое инвертирование для слуха или для осязания — получите то же самое: «белый шум». Понимаете, мир не такой. Мы воспринимаем его таким, потому что наши органы чувств… ну вроде радиоприемников, что ли, настроенных каждый на свой диапазон. Измени настройку — воспримешь не то. Морочить себя обратным инвертированием? Да вернись ко мне нормальное зрение и слух, я бы с большим недоверием отнесся к тому, что увижу и услышу!

«Ну, знаешь!..» Я не определил, кому принадлежала реплика: шокированы были оба.

— Вот вы, Патрик Янович, говорили, что происшедшее со мной возможно только для белковых тел, с кремнийорганиками и кристаллоидами такого не случалось и не будет…

«И у нас больше не случится, охлаждать будем тела».

— Вот видите. Выходит, этими вашими намерениями инвертировать да пристроить меня к пенсионному консультантскому местечку может быть загублена единственная в своем роде, уникальная для трех миров возможность, которую лучше бы все-таки изучить. У тех тоже все так: глазами видят, ушами слышат-и довольны…

«Го-го-го-го! — воспламенился, как бензобак, Борюня. — Так ты желаешь, чтобы и другие все перепутались?! И здесь, и у Проксимы, и у звезды Барнарда!.. То-то он, Патрик Янович, предлагал мне на себя инверторы надевать».

Патрик не смеялся, но я чувствовал, что он тоже меня не понял. Даже усомнился, ограничились ли изменения в моем мозгу только областью анализаторов. Неужели действительно надо «перепутаться», чтобы понять, о чем я толкую!

Так мы ни о чем и не договорились. Шеф спохватился, что должен присутствовать на эксперименте, сказал, что еще поговорим, время терпит, и ушел — талантливый ограниченный человек. За ним утянулся и Борюня. «Приборы, дорогой, я все-таки оставлю… кхе-гм!»

Не нашел я слов… Э, важны не слова, а что я решу и буду делать. И я уже знаю — что. Только надо сперва хорошенько выспаться.

XII

Во сне я глядел на себя в зеркало, водя по щекам электробритвой. Видел свои руки с тонкими сильными пальцами, четкими жилками, редкими светлыми волосками. Потом увидел Камилу, Витьку Стрижевича — приятеля студенческих времен; видел листья на асфальте — огненно-красные и желтые кленовые, ржаво-желтые вязовые, газетный киоск, что неподалеку от института, кусок кирпичной стены с водосточной трубой, улицу с пешеходами и блестящими машинами и что-то еще, еще. Когда проснулся, подушка была мокрая: я спал и плакал. Человек во сне слабеет.

Что ж, пусть и это войдет в новое восприятие мира: оплаканное во сне видение — унаследованное нами от зверей и кажущееся единственно возможным.

За окном тихо, — стало быть, уже темно. Институт опустел. Для «освещения» комнаты я поставил пластинку на проигрыватель- и воспринимал не только смутные очертания предметов (дайте срок, Патрик Янович, и спички крестом сложу!), но и чюрлёнисовские образы, на сей раз довольно конкретные. Колышется до сизого горизонта в многобалльном шторме море, раскачиваясь, налетают на берег большие белогривые волны, пушечно ударяют о скалы, взметывают до неба ликующие фейерверки брызг.

— Та-димм… та-дамм-та-дамм-да-дамм!

Вон что, это я выбрал Девятую симфонию Бетховена, самое начало. Я не бывал в местах, где он жил, — но это она.

Недолгие сборы: тот надувной наплечник-нагрудник, парик, очки, портфель с необходимым. Да, не забыть пластиковый мешок и шнур! Теперь записка: «Патрик Янович, Борис, Юля, все! Убедительно прошу не искать меня. Надо будет — сам найдусь. Пока, обнимаю!»

Лифтом вниз в голубой тишине. Вестибюль. Справа вахтер в кожаном кресле дремлет, прикрывшись газетой. Они у нас смотрят только на входящих, да и то не всегда… работнички!

Вот я и на воле. Для всех осенняя «темна ноченька», а для меня светло: ветер свищет в голых ветвях, обдирает последние листья с деревьев, справа плещет Волга. Иду по набережной к роще. Фонари обдают меня шумовым душем. Встречные прохожие заметны снизу, от торопливых шагов… Наверно, думают: вот тип, мало ему глухой ночи, еще фильтры нацепил!

Кончились фонари и асфальт. Мои ноги прокладывают светящуюся дорожку в шуршащей листве. А если задрать голову-звезды вверху выпевают что-то свое, космическое, голосами скрипок. Там, где они звучат целым оркестром, Млечный Путь.

Я употребляю слова, которые описывают воспринимаемое мною через «звук» и «свет»: других у меня пока что нет. Но на самом деле все так да не так — оно уже иное, мое восприятие, в нем с «перепутанностью» сложилась память о прежней жизни, мои знания, воспоминания о радиополетах. Я воспринимаю сейчас мир с полнотой, о которой раньше не имел представления.

Вышел к родничку. Он, звеня, озаряет (пусть так!) глинистый обрыв, косо накатывающиеся на песок волны. Издеваюсь, упаковываю одежду вместе с портфелем в ластиковый мешок. Завязал одним концом шнура, другой — с широкой петлей через плечо. Ну?..