Марина Дяченко - Пещера. Ведьмин век. Долина Совести

• Название: Пещера. Ведьмин век. Долина Совести
• Автор: Марина Дяченко
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2005
• ISBN: 5-699-12388-1

В этом городе сочетаются обыденность и миф. Ведьмы танцуют в балете, а по улицам бродят нави - злобные и несчастные существа, преследуемые жестокой службой "Чугайстер". Горожане днем живут обыденной жизнью, но без жестокости и агрессии; ночью, во сне, являются в Мир Пещеры зверем, хищником или жертвой. Ничем не примечательный человек находится в эпицентре любви: друзья его обожают, мама души не чает в сыне, женщины стоят у любимого под окнами. У этого счастья есть лишь одна темная сторона: всякий, кто встретится на пути героя, рискует жизнью.

Город, многоликий и фантастический, ждет вас в романах "Пещера", "Ведьмин век" и "Долина совести" М. и С. Дяченко.

Содержание:

Пещера (роман), с. 7-336

Ведьмин век (роман), с. 337-662

Долина Совести (роман), с. 663-954

---

Тритан улыбнулся шире – будто предлагая не печалиться:

– Вашему ядру, вашей изюминке трудно дать имя… Вернее, у нее уже есть имя, единственно возможное – Павла Нимробец… Идите сюда.

Павла, завороженная его неспешным рассуждением, подошла и села, куда было указано.

– Не хотелось бы анализировать гармонию, но такова моя специальность. Из всех ваших личностных черт нам особенно интересна одна… Та самая, что позволила вам трижды подряд спастись от неминуемой смерти.

Павла вспомнила Рамана Ковича. Такого, каким он был в их вторую встречу, в театре: «Тебе везет? А? Павла?»

– Мне везет, – сказала она шепотом.

– Вам везет, – Тритан взял ее за руку, одним движением поднял рукав, – вам везет в тех случаях, когда дело идет о вашей жизни.

Павла вздрогнула. Помада в щели тротуара… «Это случайно… Сбивать машиной?.. Так не бывает…»

– Вас что-то беспокоит, Павла?

– Нет, – она округлившимися глазами смотрела, как он стягивает ее обнаженную руку резиновым жгутом. – Это… зачем?

Тритан успокаивающе коснулся ее обнаженного локтя; прикосновение было хорошее. Спокойное и теплое.

– Видите ли, на первом этапе нас будет интересовать совершенно все. Химия вашего организма, особенности ваших психических реакций, любые отклонения в физиологии…

Павла сглотнула. Она боялась шприцев и врачей, ей никогда в жизни не брали кровь из вены, ей хотелось высвободиться и встать – но над всем этим ворохом эмоций довлела одно паническое соображение: «В тех случаях, когда дело идет о вашей жизни». Значит, и в случае с серой машиной…

– Ну и перепуганный у вас вид, – Тритан засмеялся. – Не доверяете мне? Не верите, что я умею делать это без боли?

– Без боли не бывает, – сказала Павла неуверено.

– Спорим, – предложил Тритан серьезно. – На килограмм конфет. Теперь смотрите в сторону, а пальцы сжимайте и разжимайте, вот так…

Он что-то делал с ее рукой – она ощущала страх, но не боль; она смотрела на сложное устройство с зеркалами и сенсорами – и не понимала его назначения. Ей было не до того.

Кович ненормальный. Потому он трижды преследовал ее в Пещере, потому он выдумал эту историю с машиной…

Ведь выдумал же. Хотел напугать, отомстить… И добился своего, чего и говорить, добился – именно с тех пор в жизни Павлы появились и страхи эти, и нелепости, похожие на бред наяву…

– Все, – сказал Тритан с удовольствием. И согнул ей руку, и она снова ощутила его ладонь – теплую, расслабляющую, надежную. – Все, Павла. Вы мне проиграли.

– Тритан, – сказала она испуганно. – Бывает так, чтобы… ни с того ни с сего кого-то хотели специально… убить?

Ей показалось, что она говорит очень долго. Хотя на самом деле она выдавила из себя две отрывистых фразы.

Но и они произвели должное впечатление. Никогда еще Павла не видела Тритана таким серьезным.

– Где это было? Место?

– Угол… Улицы Кленов и… кажется, улицы Надежды… Может быть, мне померещилось. Может быть, я вам морочу голову… Я просто… Ну, мне теперь на улице страшно. Это же странно – чтобы человек на улице… чего-то боялся… Тритан, вы же не думаете, что я сумасшедшая?!

– Павла… Успокойтесь. Уж я-то прекрасно знаю, как выглядят и что говорят сумасшедшие… Скорее всего, это была действительно случайность. Неаккуратный водитель…

– Но Кович говорит, что видел… сверху, с балкона… что все было подстроено СПЕЦИАЛЬНО! Был сигнал и…

Павла запнулась.

Смуглое лицо Тритана потемнело еще больше. И глаза потемнели тоже, и Павла вдруг с ужасом поняла, что Тритан убежден в том, что иногда людей СПЕЦИАЛЬНО сбивают машинами. Так БЫВАЕТ…

Он прочитал на ее лице ее страх. И снова взял ее за руку, профессиональным движением провел от плеча к локтю, заставляя расслабиться:

– Вам совершенно нечего бояться.

– Кому это надо? – спросила Павла потеряно. – Вы знаете, кому это надо?..

– Никому… Это случайность. И больше она не повторится.

Глядя ему в глаза, Павла осознала вдруг, что да, действительно, случайность, не стоит брать в голову, больше не повторится.

Облегченный вздох получился сам собой. Хотя особенного облегчения она так и не испытала.

Тритан чуть прикрыл глаза:

– Павла… А почему Кович следил за вами? Кович – кто?

Она сглотнула.

«Не говори. Не стоит, Павла. Послушай… умного человека. Ну зачем мне… зачем нам это надо?.. Кого это интересует, это наши личные, интимные дела…»

– Тритан… Кович – это режиссер. Он…

Зависла пауза.

– Павла, дружище, ну вот мне совершенно все можно сказать. Я с самого вашего прихода понял, что вы что-то в себе принесли…

– Кович, – Павла вздохнула. – Кович… Он сааг.

Коротко и просто. И Тритан, кажется, не удивился; впрочем, Тритан – особый случай. Для него разговоры о Пещере естественны…

Как все, о чем он считает нужным заговорить.

– Он… ТОТ сааг, – с запинкой уточнила Павла. – Вот… все.

* * *

Потоком черных упругих мышц он перетекал из коридора в коридор, из перехода в зал, из зала в новый переход; под ногами был голый сухой камень, подушечки его лап ощущали каждую выемку, каждую шероховатость, ступали беззвучно, совершенно беззвучно, и даже воздух не вздрагивал от его приглушенного дыхания, а ведь одним глубоким вздохом он мог бы пустить по Пещере небольшой сквозняк – такой объемной и мощной была его грудная клетка.

Он шел. Он тек. Его вывернутые ноздри трепетали.

Крупицы запаха сочились сверху; одним длинным прыжком он одолел переход, ведущий с яруса на ярус. Здесь, сказало ему обоняние. И он ощутил первый толчок охотничьего азарта.

Здесь.

Мерцали на стенах лишайники; душа его истосковалась за крупной добычей. Даже десяток пойманных тхолей не заменит счастья охоты на сарну. На осторожную, непростую добычу.

Пол был по-прежнему гладок и лыс – а значит, он оставался невидимым. Нюх сарны слишком слаб, чтобы защитить ее – а слуху ее он не даст пищи. Никакой.

Азарт поднимался в нем, заливал и захлестывал; он чувствовал, как все быстрее и быстрее ворочается в жилах кровь. Здесь сарна. Одна. Там, за веером расходящихся темных коридоров…

Сарны сильны – но слабеют от ужаса. Восхитительно слабеют. Вплоть до полной покорности.

Он уже не шел и не тек – он бежал. Несся, едва касаясь камня подушечками лап. Там, в глубине подушечек, чесались когти. Готовые выстрелить и пронизать живое мясо насквозь…

Сделать неживым.

Спустя несколько мгновений он увидел силуэт – изящный, хрупкий, по красоте свой схожий с известковыми узорами на стенах Пещеры. Перемигивались на стенах камни-самоцветы, высоко под потолком кружились светящиеся жуки; воздух напоен был запахом сарны. Сладким, свежим, вызывающе теплым запахом.

Он остановился на долю секунды – чтобы получить от этого мига как можно более полное наслаждение.

А насладившись, кинулся.

Тело его работало безотказно. Время растянулось. Уже вися в прыжке, он видел, как сарна медленно поворачивает голову, как ее миндалевидные, с поволокой глаза вдруг расширяются, теряют изящество, делаются круглыми, как у барбака…

Опускаясь, он успел поймать мгновение ее страха. Слабости. Конца.

Потом был вкус крови.

Потом мир помутился. Он справлял праздник охоты, он был пьян, он был трезв, он был возбужден и спокоен, он был счастлив. Он был СОБОЙ…

Самоцветы, лакированные кровью, сделались еще красивее. Он запрокинул окровавленную морду и исторг из себя клич – и знал, что от звука этого, бесконечно повторяющегося закоулках и норах, седеет сейчас чья-то нежная шерсть.

* * *

Раман сел на постели.

Клич стоял у него в ушах; все остальное терялось в дымке. Колотилось сердце; он встал. Трясущимися руками нащупал в тумбочке флакончик с каплями, прошлепал на кухню, открыл кран; вода показалась отвратительно теплой и с металлическим привкусом.

Что со мной, подумал он смятенно.

Вернулся в комнату. Сел на разоренную кровать – это как же он метался во сне!.. Пощупал пульс, потрогал лоб. Все нормально, все в порядке, сегодня у него будет удачный день, все получится, все увидится в солнечном свете, возможно, сегодня к нему придет та самая, долгожданная МЫСЛЬ…

Сарна.

Он подскочил на кровати; снова взялся за пульс. Сарна – редкостная и славная добыча. Поймать сарну – к удаче…

Он снова встал. Натянул спортивные штаны, сунул ноги в тапочки, уселся у телефона; долго вспоминал номер – пока не понял наконец, что не знает его и никогда не знал. Не удосужился спросить…

Он набрал справочную; дозвонился с пятого раза, попросил непривычно заискивающим, сладеньким голосом:

– Будьте добры, телефон Павлы Нимробец… Адреса, к сожалению, не знаю.

Телефонистка честно искала – потом печально сообщила, что найти номер по таким данным не представляется возможным. Вероятно, владельцем телефона Нимробец значится кто-то другой.