Марина Дяченко - Петля дорог

• Название: Петля дорог
• Автор: Марина Дяченко
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-18171-7

Сочинительница историй Ирена Хмель странствует по тропе миров, созданных гениальным безумцем — ее бывшим мужем. Чтобы вернуться, женщине надо найти самого создателя, и лишь от нее зависит судьба людей, каких она встретит на своем пути. Можно, наверное, сделать еще шаг. Вот только каким окажется следующий мир? Выбор, вечный выбор между поступком и бездействием, любовью и ненавистью...

В довольно-таки мрачном фэнтезийном мире зарождается довольно-таки светлая и романтическая любовь... И, возможно, они жили бы долго и счастливо и умерли в один день, если бы в ветвях зловещего леса не жил, ожидая своего часа, могущественный и безжалостный, с довольно-таки странными представлениями о справедливости — Скрут...

Итак, вперед, дорогой читатель! Дорога зовет тебя!

---

— Ну?

Он вздохнул. Что, если она все-таки ничего не заметила?! Что же, и его раскаяние — ложь?

— Прости, — сказал он, глядя вниз. — Я не хотел, чтобы это получилось… так глупо и пошло.

Тиар переступила с ноги на ногу — край платья колыхнулся.

— А как ты хотел, чтобы это получилось?

Он поднял лицо. Солнце висело прямо над ее головой — он удивился, потому что волосы ее, подсвеченные сзади, казались рыжими. Он видел только медный ореол — но упрямо смотрел в глаза, скрытые от него солнцем:

— Прости… Ты видишь — я даже не пытаюсь врать…

— Поедем, — сказала она мягко. — Ты, мне помнится, торопился.

* * *

За всю ее жизнь это было самое долгое и самое мучительное ожидание.

Она прислушивалась к любому шороху — ей мерещился далекий стук копыт. Она несколько раз за день выбегала на дорогу; Большая Фа косилась, но молчала. Девочка ждала, сидя над книжкой и хлопоча по хозяйству; за зиму в доме родилось трое детей, но даже помогая Большой Фа принимать роды, она ни на секунду не расставалась со своим ожиданием. Ожидание сидело внутри, плотное и осязаемое, как стержень.

Миновала зима, наступила весна; Аальмар вернулся, когда деревья стояли в цвету, и многие сочли это хорошей приметой.

Как долго длилось ожидание — а встреча вышла какая-то скомканная; девочке казалось, что она должна найти какие-то особенные слова — но слов не было, и потому она сама себе казалась неловкой и глупой. Аальмар, бледный и смертельно усталый, едва мог выдавить улыбку; спокойствие и практичность Большой Фа пришлись теперь весьма кстати. Быстро и уверенно приготовлены были баня, перина, отвары для восстановления сил и согревающие кровь снадобья; Большая Фа наблюдала за всем сама, и девочка странным образом чувствовала свою ненужность.

После бани Аальмар лег в постель. Большая Фа сидела у его кровати целый час, и даже самой пронырливой служанке не удалось подслушать, о чем они говорили. Выйдя из спальни хозяина, Фа с серьезным лицом увела девочку к себе.

Стоя посреди маленькой душной комнатки, девочка осознала вдруг, что нечто подобное уже было с ней. Первые дни в чужом доме; бесстрастное лицо чужой старухи: «Сколько весен ты помнишь?» — «Шесть… Или семь…» — «Зачем ты лжешь? На вид тебе не меньше десяти…»

Она поежилась. За шесть прошедших лет Большая Фа почти не изменилась — чего не скажешь о маленькой невесте, которую привезли сюда испуганным зверьком…

— Аальмар вернулся, — сообщила Большая Фа, будто бы подводя какой-то большой и значительный итог. Девочка почувствовала, как сбивчиво заколотилось сердце — в этих словах был и второй, скрытый смысл. Аальмар вернулся. Навечно вернулся со своей войны; значит, это правда. Он сдержал слово, он больше не уедет, вот о чем они говорили так долго с Большой Фа…

Старуха осталась довольна ее сообразительностью, однако так и не позволила своему лицу смягчиться. Момент был слишком серьезен, а потому она сурово свела брови:

— Ты помнишь день, когда ты впервые сделалась нечиста? Это было два года назад, не так ли?

Девочка потупилась, чувствуя, как уши наливаются красным. В тот памятный день она испугалась чуть не до смерти и побежала со слезами к Лиль; та, посмеиваясь, отвела ее к своей матери, которая и объяснила девочке все, что ей следовало знать… Посоветовала радоваться своему новому статусу — и, как теперь выясняется, поспешила посвятить в ее тайну Большую Фа… Которая, впрочем, и без того все обо всех знает.

Старуха дождалась, пока она справится со смущением, и задала новый вопрос; не поднимая головы, девочка кивнула. Да, с тех пор это повторяется регулярно, каждый месяц…

— Раздевайся, — скомандовала старуха.

Все это уже было однажды — но тогда, снимая одежду, она не чувствовала стыда. Тогда ее тело было тощим и плоским, как у мальчика, и без единого волоска — но с тех пор прошло шесть лет, и Лиль, ее ровесница, уже замужем…

Сцепив зубы, она терпела прикосновения сухих холодных рук. Старуха изучила ее сверху донизу, и, довольная осмотром, благожелательно кивнула:

— Ты вполне созрела. Право же, я даже не ожидала от тебя таких форм… Ты готова стать женой уже сегодня. Самый строгий закон не упрекнет Аальмара в поспешности… Одевайся.

Помертвевшими пальцами затягивая шнуровку, девочка смотрела, как в темном углу за камином деловито снует паучок.

Она почему-то не может обрадоваться. Наверное, виной тому боязнь всего нового; какое новое осознание: она не девочка… Она девушка, теперь уже совершенно определенно… И она обязательно обрадуется завтра утром, когда встанет солнце, когда Аальмар отдохнет…

Или она такая трусиха?!

Радость ее молчала, будто сдавленная железным кольцом.

* * *

Молчание в дороге тяготило Игара, однако Тиар не поддерживала разговора, а не прежнюю непрерывную болтовню у него не хватало сил. Отчаявшись, он умолкал, глядел на медленно ползущую дорогу и смятенно пытался собраться с мыслями.

Ромб. Это главное, об этом следует помнить; не осталось сомнений и колебаний — рядом с ним сидит именно та женщина, ради которой он сбивал ноги о камни провинции Ррок. Ради которой лез в логово болезни, в портовый дом разврата, в кладбищенский склеп… Ромб. Дабат — да будет так…

Заночевали опять-таки под открытым небом, а ночь выдалась холодная, а костер скоро угас, потому что среди поля его нечем было поддерживать. Предыдущая бессонная ночь измотала обоих — но холод не давал заснуть, пробирался под тонкое одеяло и доставал, казалось, до самых костей. Игар лежал, свернувшись калачиком и отогревая дыханием собственные колени; на двуколке ворочалась Тиар.

Потом он услышал, как она встает — и затаился, притворяясь спящим.

— Так не пойдет, — сказала она над самой его головой. — Мы должны беречь тепло.

Игар почувствовал, как под боком у него пристраивают охапку соломы. Тиар ловко соорудила подобие постели и улеглась рядом; край Игарового одеяла был бесцеремонно захвачен — зато и одеяло Тиар укрывало теперь обоих.

От Тиар исходило тепло. Ни о чем другом не помышляя, он придвинулся ближе; она пахла дымом и рекой, и осенними камышами, и лекарскими снадобьями. Игар блаженствовал, согреваясь, и чувствовал, как сотрясающая Тиар дрожь тоже понемногу уходит. Какое счастье — быть в тепле и спать…

Ее голова лежала на его предплечье. Ее теплая спина прижималась к его груди, прикосновение было мягким и уютным, он спрятал холодный нос в ее густых волосах и, засыпая, почувствовал себя спокойным и защищенным. Как когда-то, в полустершихся воспоминаниях раннего детства, рядом с полузабытой матерью…

Тиар повернулась во сне, освобождая его затекшую руку. Теперь он чувствовал на лице ее дыхание; нос отогрелся. Под его закрытыми веками метались цветные пятна, он ускользал в сон, проваливался в сладкую яму, где пахло лекарскими снадобьями…

Потом он содрогнулся, как от толчка.

Внутри их с Тиар убежища было теперь по-настоящему тепло, даже душно; женщина спала, он слышал ее спокойное дыхание и ощущал мягкий упругий бок. Пытаясь сообразить, что его разбудило, Игар прислушался; вокруг царила тишина, и даже пасущаяся неподалеку Луна не выдавала себя ни звуком.

Тогда он прислушался к себе. Задержал дыхание и зажмурил в темноте глаза, пытаясь отогнать навязчивое видение — Тиар, обнаженная, входит в воду…

Видение не приходило. Он попробовал отодвинуться; женщина спала мирно и беспечно, а он ощущал ее упругий бок и видел при этом, как речная вода ручейками скатывается по бедрам и коленям… По белой атласной коже. Она ровно дышала во сне — а ему казалось, что ее прикосновение обжигает. Что плотная ткань ее платья становится прозрачной, как кисея. Что он видит, как мерно колышется грудь… И маленький пупок сморщился, как зажмуренный глаз… Что стоит лишь протянуть руку…

Он до крови закусил губу. Боль на мгновение справилась с наваждением — но лишь на мгновение, потому что вот и солоноватый привкус во рту, а проклятая плоть взбеленилась, желает, желает, желает… Ее губы, окруженные чуть заметным пушком… Запах дыма и снадобий… Мягкий бок, тяжелая грудь, невыносимое прикосновение…

Он еле сдержал стон. Боком, будто краб, выбрался из-под одеял в предрассветный холод. На четвереньках отполз в сторону; кобыла удивленно фыркнула.

Птица, как это бесчестно. Как это подло и отвратительно, он противен самому себе… Его трясет от холода и вожделения, и та клятва, которую он принес на Алтаре, ни от чего, оказывается, не защищает…

Он до рассвета бродил в темноте, прыгал, пытаясь согреться, и считал шаги. И гнал, гнал от себя навязчивый образ, и призывал воспоминания об Илазе, сравнивал и снова убеждался, что его жена красивее. Моложе и красивее, тоньше и легче…

Тиар проснулась, когда рассвело. Аккуратно сложила одеяла в багажный сундук; распустила и тщательно расчесала темные с медным отливом волосы, искоса взглянула на дрожащего Игара — но ни о чем не спросила.