Марина и Сергей Дяченко - Скитальцы

• Название: Скитальцы
• Автор: Марина и Сергей Дяченко
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Героическая фантастика
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-04354-3

Грандиозный цикл «Скитальцы» М. и С. Дяченко давно стал классикой жанра.

Маг, потерявший силу, вечный странник Руал Ильмараннен. Блестящий офицер Эгерт Солль, изуродованный шрамом на щеке и страхом в сердце. Нежная Тория, дочь декана Луаяна, остановившего Черный Мор. Привратник Луар, неизменный страж Двери, в которую стучит таинственная Третья Сила. Авантюрист Ретано Рекотарс — он виновен и осужден, он знает точную дату своей смерти, пытаясь если не отменить приговор, то прожить целую жизнь за один год. И люди, живые люди, остающиеся собой в странствиях и схватках, любви и ненависти, жизни и смерти.

Романы «Привратник», «Шрам», «Преемник» и «Авантюрист» достойны внимания самого искушенного читателя.

Идите вслед «Скитальцам»!

---

— Всё правда… Но что же делать. К тому же… ни одна книга не скажет мне теперь, как встретить Скитальца и как говорить с ним… Чтобы он понял.

Тория задумалась. Сказала, небрежно играя ножом:

— А вы вправду уверены, что вам так необходима эта встреча? Вы убеждены, что без шрама вы станете лучше?

Только теперь Солль опустил голову, и вместо лица его она увидела ворох спутанных светлых волос. Ответа долго не было; наконец он сказал в пол:

— Поверьте… Что мне очень… надо. Ничего не поделаешь… Но тут уж либо освободиться, либо умереть, понимаете?

Наступила тишина и тянулась так долго, что свежий пучок петрушки, угодивший в пятно яркого солнца на столе, понемногу начал увядать. Тория переводила взгляд с опущенного лица Солля на солнечный день за окном, и ясно было, как этот день, что стоящий перед ней человек не кривит душой, не преувеличивает и не позёрствует — он действительно предпочтёт смерть, если заклятие шрама не будет снято.

— Скиталец, — начала она негромко, — является на День Премноголикования… Никто не знает его путей и его дорог, говорят, он способен за день покрывать немыслимые расстояния… Но на День Премноголикования он является сюда, и вот почему… Пятьдесят лет назад в этот самый день на площади… из этого окна не видно, но там, на площади, перед зданием суда, назначена была казнь. Как бы часть увеселений — казнь, приуроченная к карнавалу… Приговорили какого-то пришлого человека — бродягу, за незаконное присвоение магического звания…

— Как? — невольно переспросил Эгерт.

— Он будто бы выдавал себя за мага, магом не будучи… Это дело давнее и тёмное. Его приговорили к усекновению головы; народу собралось — видимо-невидимо… Фейерверк, карнавал, приговорённый на плахе… Топор был занесён — а казнимый возьми да исчезни на глазах у всех, будто не бывало… Никто не знает толком, как это случилось — возможно, он был-таки магом… Не привидение же Лаш его спасло, как кое-кто говорит…

Эгерт вздрогнул, но Тория не заметила этого:

— С тех пор в День Премноголикования назначается казнь — но одного из приговорённых, по жребию, милуют. Они тянут жребий на эшафоте, и одного отпускают, а прочих… Как обычно. Потом — карнавал и народное гулянье, Эгерт, все ликуют…

Она спохватилась, что, увлёкшись, ни с того ни с сего назвала его по имени. Нахмурилась:

— Что поделаешь, нравы… Вам, вероятно, интересно было бы взглянуть на казнь?

Солль отвернулся. Сказал с едва слышным укором:

— Вряд ли… Особенно если вообразить… Что со мной опять случится… Вернётся эта… способность чувствовать… То я думаю, вряд ли.

Тория потупилась, несколько пристыженная. Пробормотала сквозь зубы:

— Не знаю, зачем я всё это рассказываю… Отец считает, что Скиталец… Имеет отношение к тому человеку, который так внезапно исчез из-под самого топора. Что и перед этим, и после… того человека ждали большие испытания, и он изменился… Всё это, конечно, слишком туманно, но, по-моему, отец думает, что он-то Скиталец и есть.

Снова последовала длинная пауза. Тория задумчиво царапала стол кончиком ножа.

— И каждый год, — медленно продолжил Эгерт, — он приходит… В этот самый день?

Тория пожала плечами:

— Никто не знает, что интересно Скитальцу, Солль, — она окинула собеседника взглядом и вдруг добавила в необъяснимом кураже:

— Но думаю, что вы как раз мало его интересуете.

Привычным жестом Эгерт коснулся шрама:

— Что ж… Значит, мне придётся заинтересовать его.

Вечером того же дня Солля навестил декан Луаян.

В маленькой комнате стояли сумерки; Эгерт сидел у окна, и рядом на подоконнике лежала раскрытая книга о заклятиях — но Солль не читал. Уставившись во двор неподвижными, широко раскрытыми глазами, он видел то площадь, где посреди человеческого моря островом возвышается эшафот, то внимательные глаза Тории, нож, рассекающий стебелёк петрушки, и топор, рассекающий чью-то шею… Ему вспоминался туманный деканов рассказ о маге, лишённом за что-то магического дара; потом мысли его переметнулись к ордену Лаш — представилось священное привидение, похожее, как два капли воды, на собственное скульптурное изображение; кутаясь в плащ, оно нисходило на эшафот и спасало обречённого с плахи…

В этот момент в дверь стукнули. Солль вздрогнул и, оробев, хотел было уверить себя, что на самом деле стука не было — но скрипнули ржавые петли, и на пороге встал декан.

В сгущающейся темноте Солль не смог бы различить узор линий на собственной ладони — но лицо декана, стоящего в нескольких шагах, почему-то виделось совершенно отчётливо, и лицо это по обыкновению являло собой воплощённую бесстрастность.

Эгерт вскочил, будто бы вместо колченогого стула под ним открылось вдруг жерло вулкана. Появление господина Луаяна здесь, в убогой комнатушке, которую Солль привык считать своим домом, казалось делом столь же немыслимым, как визит небесной луны в гнёздышко трясогузки.

Декан взглянул на Солля вопросительно — будто бы это Эгерт явился к нему и собирается о чём-то поведать. Солль молчал, в одночасье лишившись дара речи.

— Прошу прощения, — сказал декан чуть насмешливо, и Солль подумал мельком, что Тория поразительно похожа не отца, не столько внешностью, сколько повадками, — прошу прощения, что вторгся к вам, Солль… В нашу последнюю встречу вы говорили, что готовы покинуть университет, и мотивировали это в том числе своей, гм, бесполезностью… то есть невежеством. Вы сказали это серьёзно или для красного словца?

Тёмный сводчатый потолок опустился и придавил Эгертовы плечи. Его выгоняют, и выгоняют с полным на это правом.

— Да, — сказал он глухо, — я готов уйти… Я понимаю.

Некоторое время оба молчали — декан бесстрастно, Солль смятенно; наконец, не выдержав паузы, Эгерт пробормотал:

— Я… Действительно бесполезен, господин декан. Науки мне… Как небо для муравьихи. Возможно, я… занимаю чужое место?

Его вдруг прошибло потом; он ужаснулся собственным словам. Чужое место. Место Динара.

Декан потёр висок — колыхнулся широкий рукав:

— Что ж, Солль… Вы рассуждаете, в общем-то, здраво. Рассчитывать на ваши научные успехи не особенно приходится, и вольнослушатель из вас, прямо скажем, нерадивый… Однако вот… — и Луаян извлёк из складок тёмного одеяния сначала средних размеров том в кожаном переплёте, а затем небольшую книжку в переплёте картонном:

— Я попросил Торию подобрать вам что-то совсем простое… Для начала. Читать-то вы, к счастью, умеете; когда справитесь с этим — возьмёте ещё… И не стесняйтесь обращаться, если что-нибудь окажется сложно — может быть, Тория попробует себя в качестве педагога… А может, и нет — иногда мне кажется, у неё вовсе нет терпения…

Декан кивнул, прощаясь, и уже в коридоре сказал вдруг мечтательно:

— Вот у кого был прирождённый дар педагога — так это у Динара. Особенный дар — не навязывать мысль, а заставлять думать, причём для него это была игра, азарт, удовольствие… Нет, Солль, не бледнейте — это говорится не в упрёк вам… Но у меня, сами понимаете, нет на вас ни времени, ни интереса; вот я и подумал — неплохо было бы вам позаниматься с Динаром… Ничего, однако, не поделаешь — дерзайте самостоятельно.

С тем декан и ушёл; только тогда Эгерт понял, что вокруг стоит темнота, в которой на самом деле невозможно разглядеть ни человеческого лица, ни одежды, ни книг. Покрываясь мурашками, Солль протянул руку к столу — книги были там, и кожаный переплёт казался холодным, а картонный — шершавым, как мешковина.

Книги назывались «Устройство мирозданья» и «Беседа с юношеством». Автор первой представлялся Эгерту сухим суровым стариком, излагающим мысли сжато, ясно и требующим от читателя постоянного напряжения; сочинитель же второй любил длинные отступления, переходящие в нотации, обращался к читателю «дитя моё» и казался Соллю добродушным, несколько сентиментальным розовым толстяком.

Страницы картонной книги навевали на Солля скуку, а через главы кожаного тома он продирался, как сквозь колючие заросли. Глаза его привыкли, наконец, к ежедневному чтению и не слезились больше; чтобы размять затекающую спину, Солль повадился каждое утро ходить в город.

Выходил он неспешно, прогулочным шагом, с видом человека, не решившего ещё, куда направить свои стопы; однако всякий раз оказывалось почему-то, что Солля неведомым образом заносило на расположенный неподалёку базар. Там он и расхаживал между рядами, пробуя последовательно сало и сметану, фрукты и копчёную рыбу, пока среди мелькающих шляп и косынок глаз его не находил черноволосую голову Тории.

Она замечала Солля сразу же — однако делала вид, что увлечена покупками и не желает зря глазеть по сторонам. Переходя от ряда к ряду, выбирая и торгуясь, она понемногу наполняла корзинку снедью — Солль держался неподалёку, не теряя Торию из виду, но и не показываясь ей на глаза.