Генри Олди - Кабирский цикл

• Название: Кабирский цикл
• Автор: Генри Олди
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2003
• ISBN: 5-699-01762-3

«Утопия и чудеса, жестокость реальности и покой души, вихрь Бесед и неспешность мудрости, да приправить хорошей толикой юмора, и терпкое послевкусие: «Будь проклят день, когда оружию стали давать имена!» — говорил читатель о романе Г. Л. Олди "Путь Меча».

«Это самое-самое лучшее, что я когда-либо читала. Может, было особое настроение, или в моем сердце есть что-то, что откликнулось... Не знаю. Помню только свое состояние — как в трансе, как будто все это правда, и эти строки: "Нерожденные слова горло теребят. Я училась убивать, начала с себя...» — сказано про роман «Дайте им умереть».

«Перед нами — поэма. Блестящая аллегорическая поэма о человеке, отринувшем меч, чтобы войти в историю в качестве поэта. Силой обладает лишь песня; герой обретает настоящую жизнь, а поэт Олди окончательно побеждает фантаста Олди» — это уже про "Я возьму сам».

Воистину «Кабирский цикл" Г. Л. Олди в отечественной фантастике «спокойно стоит один, как меч, против неба».

---

Ар-Рави с неожиданной для его габаритов прытью метнулся к Кадалю, опрокидывая доктора на пол вместе с креслом и одновременно выхватывая из наплечной кобуры пятнадцатизарядный «гасан». Сидевший за соседним столиком субъект (доктор признал в нем одного из громил-агентов) профессиональным жестом вскинул «барс»-автомат, но выстрелить не успел: судорожно плюющий огнем и металлом «бастард» взорвался в руках человека в плаще, ударив в лицо маньяка оплавленными осколками металла.

Человек молча повалился на спину, разок-другой дернул ногами и застыл.

Тишина оглушила зал; потом послышались стоны, истерические всхлипывания, зашевелились люди на полу — те, кто уцелел…

— Говоришь, безумие ит-Сафеда пыталось добраться и до тебя? — медленно пробормотал шейх «Аламута», выделяя каждое слово, и завороженно уставился на свой «гасан», из которого так и не успел выстрелить.

* * *

— Разумеется, случайность! Просто маньяк какой-то! Если б это был убийца — он бы сразу начал стрелять в меня… — в сотый раз пытался убедить Кадаль своего атабека.

Большой Равиль в ответ только хмурился, ожесточенно жевал сигару и время от времени огрызался:

— Случайность? Не бывает! Не успел ты сказать, что до тебя пытались добраться, — и следом вламывается этот тип!

— Но, Равиль! Я же имел в виду совсем другое! Не убийцу с ружьем, а безумие ит-Сафеда…

— Помолчи. Дай собраться с мыслями, — с неожиданной усталостью бросил ар-Рави, и Кадаль немедленно умолк.

А Большой Равиль, откинувшись на заднем сиденье черного «Чауша» рядом с перепуганным доктором, попытался сосредоточиться.

Возможно, у знахарька наконец потекла крыша, чего Равиль подспудно опасался все четыре года их знакомства и совместной работы. И если бы не убийца с «бастардом», ар-Рави в конце концов склонился бы именно к этому выводу. Но покушение в ресторане все резко меняло. В огнестрельные совпадения «горный орел» не верил. Что, если за бредом знахаря стоит нечто реальное? Что, если Кадаль действительно влез в чужое логово и теперь на него объявлен сезон охоты?

Если так, самым правильным было бы бросить доктора на произвол судьбы, оборвав с ним всякие контакты: связываться с шакалами из «Масуда» Равилю не хотелось. Дружба дружбой, а при запахе жареного каждый спасает собственную шкуру.

Но, кроме приятельских отношений, имелись куда более веские причины не спешить самоустраниться. Более веские, чем симпатия, и даже более веские, чем деньги (надо сказать, оч-чень неплохие деньги), полученные «горным орлом» за счет сотрудничества с доктором. Эти причины именовались связями. Оч-чень нужными связями, возникшими у ар-Рави за то время, пока доктор Кадаль лечил поставляемых ему Равилем клиентов.

Благодаря знахарьку Большой Равиль стал незаменимым человеком в весьма высоких кругах; многие люди, чьи имена стараются лишний раз не поминать всуе, были обязаны ар-Рави жизнью и здоровьем своих близких; благодарность открывала многие двери куда лучше любой из известных ар-Рави отмычек.

Сейчас он мог в одночасье потерять все. За спиной ар-Рави и так уже шептались: «Не иначе как Большой Равиль прибрал к рукам какого-то святого!» — и «горный орел» знал об этом; если чудесные исцеления, за которые не брался никто, кроме него, разом прекратятся, долго ли Равиль сможет жевать печень своих врагов?

С другой стороны, если доктор вдруг окажется прав и выяснится, что Узиэль ит-Сафед действительно опасный сумасшедший, не получит ли он, Равиль ар-Рави, весьма действенный рычаг для давления на корпорацию «Масуд»? От банального шантажа до… У Равиля на мгновение даже захватило дух, когда он увидел открывающиеся перед ним перспективы. Но рычаги рычагами, а отдавать на заклание курицу-знахарька, несущую золотые яйца, шейх не собирался.

— В аэропорт, — коротко бросил ар-Рави водителю.

— Ты куда-то собрался? — удивленно поднял брови доктор Кадаль.

— Мы собрались куда-то, мы, дорогой доктор! — ухмыльнулся в ответ «горный орел».

— Погоди, Равиль, как же так? Надо предупредить прислугу…

— Ерунда! — отмахнулся атабек. — Работа не лиса, прислуга не крыса! Мы летим в Дурбан, в Озерный пансионат. По-моему, приспело время взять судьбу за бороду и немного расслабиться… («А заодно убраться подальше от возможных охотников», — не стал уточнять Большой Равиль.)

— А как же…

— Я сказал — не беспокойся. Этим делом займутся мои люди. Ты же хотел, чтобы я что-то сделал? Вот я и делаю!

— А…

— Все! Больше никаких вопросов! Мы летим в Дурбан. Кстати, супруга мне давно плешь проела: пора, мол, папаше родную дочку проведать — она как раз там учится! А потом: пляж, нарды, секс, бар — и никаких дел! Как только мои люди что-нибудь раскопают, я тебе сообщу.

Когда они уже поднимались по трапу на борт лайнера рейса Хина — Дурбан, в кармане у Равиля запищал радиотелефон. Ар-Рави бросил в трубку что-то неразборчивое, с минуту внимательно слушал, и лицо его постепенно мрачнело.

Семейный вазирг[22] сообщал, что проверка связей стрелявшего ничего не дала. От него не тянулось никаких нитей. Убийца был чист, как младенец, едва появившийся на свет, но вместо первого крика открывший огонь из автоматической винтовки «бастард».

Последнее встревожило Равиля больше всего. Кадаль был прав: кебаб их дела вышел подгоревшим.

Глава восьмая Азат

Долгая жизнь с мерзавцами
Даже и богам не прощается.
Последняя заповедь
В ночи вверх ногами качается.

Голова раскалывалась одновременно от дичайшего похмелья и от телефонного разговора с хайль-баши Али-беем; Карену очень хотелось узнать, от чего же все-таки больше, — и после этого умереть спокойно.

Когда хайль-баши равнодушно сообщил, что не намерен видеть звонившего у себя в течение ближайшей недели, Карен чуть не сорвался, минут пять молчал в нервно гудящую трубку телефона-автомата и только после этого решился: набрал пятизначный номер, который дал ему для экстренной связи седой кабирец, похожий на птицу.

Ответили не сразу.

Зато когда ответили, голова стала болеть в два раза сильнее: на том конце провода сухо прозвучала условная фраза, тайный смысл которой сводился к указанию подчиняться приказам Фаршедварда Али-бея вплоть до особых распоряжений.

И Карен пошел подчиняться.

Всю обратную дорогу до тупика Ош-Дастан, где уже небось вовсю начинали догуливать вчерашнее возвращение Арама-солдата, он размышлял о несовпадении ожидаемого с действительным. В Кабире, побывав в доме по Ас-Самак, 4/6, он представлял себе свою будущую деятельность как-то иначе… неясно, как именно, но иначе. В глубине души крылось смутное подозрение, что похожий на птицу седовласый просто-напросто подобрал вышедшего в отставку горного егеря после трагедии с его матерью, подобрал подобно мятой железке на дороге из каких-то определенных и абсолютно непонятных Карену целей; и выданная бляха мушериф-эмира вкупе с ишрафом на сбор информации значили пока что не больше, чем пробитый трамвайный талон. Тем паче что их и предъявлять-то можно было в случаях совершенно экстремальных. Но все же, проходя трехмесячную подготовку в ведомстве седовласого (звание и должность последнего так и остались загадкой для висак-баши), забыть хотя бы на миг стреляющие хакасские скалы и мертвую мать-убийцу позволяло лишь предвкушение возможной мести. Мести неизвестно кому и непонятно за что — за «Проказу “Самострел”»? За драку с курбаши Перозом? За несложившуюся жизнь? Но независимо от этого Карену все чаще представлялось, как он направляет ствол на врага и жмет спусковой крючок.

Лица врага он не видел, а непредсказуемость поведения собственного оружия только придавала остроты ситуации.

Висак-баши Карен Рудаби всерьез полагал, что сходит с ума.

Однажды он поделился этим предположением с седовласой птицей; та грустно разинула клюв и хрипло каркнула:

— Ты полагаешь, мой мальчик, что я предложил бы тебе работу, будь ты психически здоров? Посмотри на меня — как тебе кажется, со мной все в порядке?

Карен посмотрел и не нашелся что ответить.

Нет, попойка имени Арама-солдата еще не началась, к неописуемому счастью Карена. Прибранные на скорую руку столы одиноко поскрипывали от воспоминаний о прошедшей ночи; три женщины мыли посуду у водяной колонки, и висак-баши задумался, пытаясь припомнить: с какой из женщин он вчера прилюдно целовался, перемежая липкие поцелуи рассказами о… о чем?

Не приведи Творец, это была Арамова курица!

На скамеечке, где полагалось лежать козьему пастырю Руинтану-Корноухому, сидела еще одна женщина, которой было никак не место в тупике Ош-Дастан. Строгий узкий костюм, скроенный по последнему слову лоулезской моды, очки в позолоченной оправе, белый воротник блузы тончайшего полотна заколот дорогой булавкой с сапфиром, и завершали картину летние кожаные ботинки — предмет зависти менее обеспеченных дурбанок.