Владимир Савченко - Серебряное время (сборник)

• Название: Серебряное время (сборник)
• Автор: Владимир Савченко
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Научная Фантастика
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-18078-8

Река Хронос неумолимо течет из Прошлого в Будущее... Но далеко не все считают эту аксиому справедливой! Мы верим, настанет день, когда человечество, сумевшее покорить Пространство, победит и Время, и тогда, как это не раз случалось в мировой истории, несбыточные мечты превратятся в обыденную реальность. Ну а пока будущим хрононавтам приходится пользоваться помощью писателей-фантастов, которые предоставляют им уникальную возможность постичь тайны Вечности.

В этот том, составленный Василием Головачевым, вошли произведения К. Булычева, В. Савченко, В. Михайлова, С. Гансовского и других выдающихся писателей-фантастов, посвященные путешествиям во Времени.

Содержание:

01 Владимир Савченко. Встречники (повесть)

02 Александр Шалимов. Беглец (рассказ)

03 Михаил Емцев, Еремей Парнов. Снежок (рассказ)

04 Игорь Росоховатский. Встреча во времени (рассказ)

05 Евгений Войскунский, Исай Лукодьянов. На перекрестках времени (рассказ)

06 Юрий Греков. На кругах времен (рассказ)

07 Владимир Михайлов. Глубокий минус (рассказ)

08 Анатолий Жаренов. Парадокс Великого Пта (роман)

09 Кир Булычёв. Похищение чародея (повесть)

10 Дмитрий Биленкин. Принцип неопределенности (рассказ)

11 Север Гансовский. Винсент Ван Гог (повесть)

12 Илья Варшавский. Петля гистерезиса (рассказ)

13 Мариэтта Чудакова. Пространство жизни (рассказ)

14 Василий Головачёв. Хроновыверт (повесть) 

---

Я не раз бывал в Лувре и каждый раз любовался этой статуей – гениальным созданием неизвестного греческого ваятеля третьего или четвертого века до рождества Христова. У нее не было ни головы, ни рук, только сильное стройное тело, устремленное вперед, и расправленные в полете крылья за спиной.

Вполне можно было себе представить, как при известной ловкости похитили «Джоконду», в конце концов, это был кусок холста в четыре квадратных фута и весом вместе с рамой не более десяти фунтов. Но унести – среди бела дня!

– огромную статую, весившую не менее трех тысяч фунтов…

Префект говорил со свойственной французам экспансивностью и, я бы сказал, с неприличной для английского уха громкостью, к тому же он был очень взволнован и картавил сверх всякой меры. Холмс вежливо слушал его речь, а я… Словом, я сомневался.

Лувр был закрыт, и префект провел нас одним из служебных ходов. Мы быстро прошли анфиладу зал, увешанных картинами, и остановились лишь на мгновение: префект показал нам промежуток между картинами – пустующий промежуток, в котором еще месяц назад Мона Лиза улыбалась своей загадочной улыбкой и перед которым еще долго будут толпиться зеваки, с тупым любопытством разглядывая пустую стену.

Затем мы миновали небольшую круглую залу с кольцом красных бархатных диванов по стенам – в центре ее стояла Венера Милосская, и вышли на площадку, к которой вела красивая беломраморная лестница. Над этой площадкой, я помнил, обычно парила Крылатая Победа, Ника Птерикс, Ника Самофракийская.

Но теперь Ники не было. Осталась нижняя часть пьедестала, и мы оторопело уставились на нее. Пьедестал был срезан наискось двумя плоскостями, сходящимися под тупым углом, будто две гигантские челюсти перекусили каменный массив.

К нам подошел директор Лувра в сопровождении нескольких людей официального вида. Он поздоровался с нами и горестно сказал:

– Господа, какой ужас! Трудно поверить, что это дело рук человеческих… После «Джоконды» – Ника Самофракийская! Поистине, господа, на Лувр пал гнев божий. Мы были вынуждены принять меры, чтобы в газеты не просочилось ни одного слова об этом событии. И без того слишком много нежелательных толков…

Он говорил красноречиво и искренне, но префект не дал нам дослушать его до конца.

– Мсье Холмс, – сказал он, потрясая бакенбардами, – не угодно ли вам осмотреть эти странные следы?

Холмс, конечно, сразу заметил следы, а мы с сэром Артуром только сейчас обратили на них внимание. Следы на полу и впрямь были необычны: как будто подошвы похитителя, топтавшегося вокруг пьедестала, были покрыты рубчатыми зигзагообразными полосами. Я готов побиться об заклад, что такой обуви на свете не бывает. Но следы были явные – черная грязь, засохшая изломанными полосками.

Холмс опустился на корточки и с помощью лупы внимательно изучил следы.

– Какая погода стояла в Париже и окрестностях в последние дни? – спросил он, поднявшись.

– Сухая и жаркая, – ответил префект.

– Странное обстоятельство. Ведь чтобы попасть сюда, человеку пришлось но меньшей мере подняться по лестнице, устланной дорожкой. А эти следы нанесли сюда свежую грязь – такую, какая бывает в хорошем саду после дождя. Быть может, вы знакомы с моими научными работами о почвах? Ну, так это не городская грязь. Теперь скажите, это вы приводили собаку?

– Собаку? – переспросил префект. – О нет, собаки здесь не было…

– Была, – сказал Холмс. – Взгляните-ка сюда.

Мы хорошенько присмотрелись и различили полустертые крупные следы собачьих лап. У меня невольно пробежал холодок по спине.

Холмс угадал мои мысли.

– Ставлю гинею, Ватсон, что вы вспомнили баскервильского пса. Я сам не могу забыть это чудовище. Но, слава богу, двадцать два года назад я собственноручно всадил в него пять пуль. А это, – Холмс опять присел на корточки, – это молодая немецкая овчарка, вот и ее шерстинки: она линяет. Очень милая, хотя и недостаточно воспитанная собачка.

И Холмс указал длинным пальцем на угол пьедестала. Собака стояла здесь на трех лапах, а на углу постамента красовался еле заметный потек.

Больше ничего обнаружить не удалось. Человек в странной рубчатой обуви и невоспитанная овчарка топтались вокруг крылатой Ники, но дальше следы никуда не вели. Как будто похититель спустился с неба и в небо же улетел, прихватив статую.

– А теперь, мсье Холмс, – не без торжественности сказал префект, – извольте ознакомиться с вещественным доказательством.

С этими словами он вынул из кармана пакетик, развернул бумагу и протянул Холмсу небольшую расческу.

– Преступник обронил ее вот здесь, возле пьедестала, – добавил он.

Расческа имела обычную форму, но была сделана из стекла.

– Стеклянная расческа! – удивленно, сказал сэр Артур. – Очень гигиенично, конечно, но хрупкость стекла…

– Это не стекло, – сказал Холмс, осторожно сгибая гребешок. – Изрядная гибкость, однако.

Я видел, что мой друг весьма заинтересовался странным материалом, из которого была сделана расческа. Он вертел ее в руках, разглядывал через лупу и даже понюхал.

– Отпечатки пальцев на расческе, – сказал префект, – не соответствуют образцам европейских преступников, известных французской и английской полиции.

– Вы пробовали расшифровать эту надпись? – спросил Холмс.

– Пробовали. К сожалению, безуспешно.

На спинке расчески были вытиснены мелкие буквы вперемежку с цифрами:

МОСНХ ВТУ 2431-76 APT 811 2С.

Мы долго разглядывали непонятный шифр.

– Единственное, что можно понять, – сказал я, – это APT – склонный, способный… Склонный к 811?.. Чепуха какая-то…

– Буква «С» может означать comb – гребешок, – высказал сэр Артур робкое предположение. – Буква «Н» – не сокращенное ли hair – волосы? Comb for hair – гребешок для волос…

– Не так просто, сэр, – сказал Холмс. – Не так просто. Пока я берусь утверждать одно: владелец расчески – блондин лет сорока – сорока пяти; он недавно был в парикмахерской и пользовался чем-то вроде бриолина. Если разрешите, господин префект, я возьму расческу и займусь ее исследованием.

– О да, мсье Холмс. Все, что угодно.

Около пяти вечера мы с сэром Артуром постучались к Холмсу. Он сидел у себя в номере, окутавшись табачным дымом, гребешок лежал перед ним на столе, тут же стояли банки с какими-то растворами.

– Удивительный материал, джентльмены, – сказал Холмс, предложив нам сесть. – Он прозрачнее стекла, его показатель преломления гораздо ближе к показателю преломления воздуха, чем у стекла. Эта штука не вспыхивает как целлулоид. Ее удельный вес меньше удельного веса стекла.

– Ну а шифр, Холмс? – спросил я. – Что вы можете сказать о нем?

– Вы знаете, Ватсон, что я превосходно знаком со всеми видами тайнописи и сам являюсь автором труда, в котором проанализировано сто шестьдесят различных шифров, включая шифр «пляшущие человечки». Однако я вынужден признать, что этот шифр для меня совершеннейшая новость. Думаю, мы имеем дело с шайкой весьма опасных и ловких преступников, среди которых может быть ученый, скажем, типа профессора Мориарти…

– Помилуйте, Холмс! – вскричал я. – Но вы сами были свидетелем его гибели в швейцарских горах в мае 1891 года!

– Да, это так. Но у него, вероятно, остались ученики и последователи. Можно предположить, джентльмены, что первые четыре буквы шифра – МОСН – означают Movement of Cruel Hearts[1].

Я был поражен смелой догадкой моего друга, а сэр Артур, помолчав, сказал почтительным тоном:

– Прошу прощения, мистер Холмс, но с равным успехом можно расшифровать буквы как Movement of Cheerful Housewifes[2] или что-нибудь в этом роде.

На тонких губах Холмса зазмеилась ироническая улыбка.

– Ценю ваш юмор, сэр Артур, – сказал он. – Разумеется, здесь открывается широкое поле для догадок всякого рода. Однако главная загадка заключается в следующем: как могли днем незаметно вынести тяжелую статую из Лувра? Признаться, я просто ума не приложу. Думаю, что нам придется проконсультироваться с учеными.

– Давайте пригласим профессора Челленджера, – предложил сэр Артур. – Очень крупный ученый. Конечно, телеграфировать ему я не стану – это значило бы нарваться на оскорбление, но я мог бы послать депешу моему приятелю Неду Мелоуну, единственному из журналистов, которого Челленджер пускает к себе на порог.

– Хорошо, – согласился Холмс. – Характер у Челленджера неважный, но ученый он превосходный.

Тут зазвонил телефон. Холмс снял трубку и некоторое время молча слушал. Затем он сказал нам:

– В Лувре получили какое-то важное письмо. Оно несколько задержано доставкой, так как адрес написан не совсем правильно. Едем, джентльмены.

2. РАССКАЗЫВАЕТ АНДРЕЙ КАЛАЧЕВ, ХРОНОКИБЕРНЕТИСТ