Владимир Прасолов - Северный ветер

• Название: Северный ветер
• Автор: Владимир Прасолов
• Жанр: Шпионский детектив
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-227-04896-7, 978-5-227-04897-4

Читатель вновь встретится с героями популярного писателя Владимира Прасолова. Некоторые из них запомнились по роману «Вангол», другие, жизненные истории которых только предстоит узнать, поразят головокружительными поворотами судьбы и надолго останутся в памяти.

Герои романа «Северный ветер» переживают страшное, жестокое время войны, вобравшее множество тайн и загадок. Некоторые из них приоткрываются усилиями пытливых исследователей, иные остаются за стальными завесами, оберегаемые спецслужбами мировых держав, и не только ими… В этой книге вместе с Ванголом, продолжающим развивать свои экстрасенсорные способности и ставшим военным разведчиком, читатель сделает первый шаг на пути познания неведомого. Тех тайн, ради которых в Германии было создано секретное подразделение «Аненербе», снаряжались далекие и опасные экспедиции, а люди были готовы пожертвовать собой.

Вангол обретает друзей, находит любовь, с честью преодолевает невероятные испытания. Действие романа, насыщенное удивительными событиями и роковыми совпадениями, переносится из глухой сибирской тайги в особняки и кабинеты Третьего рейха, из осажденного Ленинграда на побережье Северного Ледовитого океана, из монументального здания на Лубянке в тесные окопы на передовой.

---

Желтые, всей палитры оттенков, пламенеюще-красные и закатно-бордовые осенние листья сплошным ковром легли на землю, оголив сопки, открыв их всем ветрам. Только ельники да редкий сосняк своей колючей зеленью прикрывали изготовившуюся к долгой зиме таежную живность. Настоящие морозы еще не пришли, задержавшись где-то в тундре, но заморозки прихватывали уже коркой дернину, зажелтили ее, и россыпи клюквы яркими красными пятнами раскрасили болотистые низины.

В чуме Вангола было тепло, спали без одеял, вповалку, раскинувшись на разложенных вокруг кострища, прямо на земле, оленьих шкурах. Только для одного было место на топчане, на нем и лежал единственный, кто не спал в эту ночь, — Владимир. Он не мог уснуть, нестерпимо болели подмороженные, израненные ступни. Как он дошел до стойбища Ошаны? Ступни сильно опухли, прикоснуться нельзя было, не то что ступить на них. Он не мог говорить. Как вообще смог добраться, было загадкой, которую он и сам объяснить не мог. Как выжил там, на реке, — тоже. Он просто улыбался и плакал, то ли от боли, от пережитого ужаса и страданий, то ли от радости.

Мыскова, осмотрев больного, вынесла свой вердикт:

— Он в шоке. Так бывает, психика не выдерживает, и человек теряет дар речи, память. Нужно время, это пройдет, главное — ноги… если будет заражение — тогда гангрена и смерть.

— Не будет смерть, Ошана знает, как лечить, — успокоила всех хозяйка очага.

Мыскова с сомнением покачала головой: очень уж плохо выглядели ноги Владимира.

Вангол перехватил ее мысли и улыбнулся. Она думает, что есть неизлечимые болезни, и уверена, что лечат только лекарствами. Если бы было так, человечество вымерло бы тысячи лет назад. В глазах Владимира, больных и измученных, он видел жажду жизни, поэтому не сомневался в его выздоровлении, нужно было только помочь. Помочь могла Ошана. Объяснять и доказывать сейчас это всем не было времени. Кроме того, ранен был и Арефьев, пуля, не задев кости, прошила его руку, но рана болела и тоже требовала лечения.

— Если пытаться сейчас вывезти, погубим, слабый он. В седле без стремян не удержаться. Куда такие ноги? Сразу порвет. Придется ждать, когда окрепнет, я ему пока ичиги мягкие пошью, — заключил Вангол, и все согласились.

На следующий день, к всеобщей радости, Владимир заговорил. Он рассказывал медленно, как будто снова, минута за минутой, проживал те страшные дни.

Купался, когда увидел людей, обрадовался, кинулся к ним из воды, хоть и голый был, видел же — одни мужики на берегу. Когда выходить стал, понял, что это бандиты. По лицам их, по ухмылкам… Он не слышал, что они кричали ему, шум реки мешал, но бросился назад, в воду, и вовремя: видел, как в него целились из его же карабина, но не выстрелили, а может, и стреляли, он нырял. Дальше было плохо. Его несло течением, холодная вода сковывала тело; и в какой-то момент он сдался, понял, что тонет, и сил сопротивляться уже не было. Наверное, он бы утонул, но его бросило на камни, и от боли ушибов он очнулся. Пришел в себя и пополз по косе к берегу, где спрятался и просидел до вечера, опасаясь тех людей, что прошли берегом мимо. Первое, о чем он подумал, — предупредить всех об опасности. Пошел назад, чтобы переплыть реку там, где была его одежда. Ночью, в темноте, он или ошибся местом, или одежду у него украли, но на приметном месте ничего не было. Ждать рассвета, замерзая на берегу, смысла не было. Тогда пошел, определяя путь по памяти. Скоро ноги стали кровить. Камни, сучки, на которые он в темноте наступал, рвали кожу. Холод и боль — вот все, что мог вспомнить из пути назад. К вечеру второго дня приполз к стойбищу Ошаны, благо клюквы много, она и силы давала, и приводила в чувство, когда совсем невмочь становилось. Эту клюкву, вкус ее горьковато-кислый, Владимир помнил потом всю оставшуюся жизнь.

— Может, и хорошо, что мы разминулись с Володькой. Представляете, наткнулись бы на него и вернулись в стойбище, не встретившись с тобой, Вангол, — сказал Пучинский, присаживаясь у огня.

Вангол, помешивая мясо в котле, улыбнувшись, ответил:

— Я знал, что вы здесь, все равно пришел бы к Ошане, так что увиделись бы, Семен Моисеевич.

— Ну, так что там, на Большой земле, стряслось, пока мы здесь странствовали?

— Война, будь она неладна… — вздохнул Макушев, до хруста в костях потягиваясь всем своим могучим телом. — Знаете ведь, фашистская Германия двадцать второго июня, ночью, по всей западной границе ударила, по-воровски напала. Города бомбили, дороги, народу сгинуло тьма… Будь она неладна! Нежданно, конечно…

— Да, все знали, а никто не ждал, выходит.

— Да кто знал-то? — приподнял голову Владимир Арефьев.

— Да вот старый Такдыган, покойный, тот знал. Он еще тогда говорил: «Большая беда ждет землю вашу».

— Ну, это еще не значит, что он именно о войне говорил, — вмешалась Мыскова. — Так можно о чем угодно сказать, об эпидемии например…

— Вот-вот, только эта эпидемия у нас с семнадцатого года началась…

— Семен?! — Мыскова укоризненно оборвала Пучинского.

— Я совсем не об этом…

— А я об этом, потому как, может, и знал кто, да сказать боялся!

— Может, и так, Семен Моисеевич, только теперь поздно выяснять, что да как, теперь биться придется не на жизнь, а на смерть. Мне умный человек так сказал. Враг будет разбит, а мы много раз биты, но победа будет за нами.

— Это как это понимать? — спросил Арефьев.

— Вот так вот, Владимир, как хочешь, так и понимай. Только этому человеку можно верить, он все наперед видит. Я сам в этом убедился.

— Да разве так бывает?

— Бывает.

— Интересно, что это за человек такой?

— С виду обыкновенный, скромный даже, у нас в разведшколе преподавал. Так вот, когда боевые группы формировали, он мне сказал: «Держись, твои все в первом же бою погибнут». Так и вышло. Потом он из школы ушел, именно потому ушел, что видел судьбу каждого. А это невыносимо тяжело, он мне лично в этом признался. Не смог работать.

— Выходит, и твою судьбу он видел, Вангол? Ты не спрашивал?

— Спрашивал.

— И что?

— Сказал, долго жить буду и умру легко. — Вангол улыбнулся, посмотрел на собравшихся у костра — И друзей у меня хороших много будет.

Все собравшиеся в чуме Вангола заулыбались в ответ на его слова.

Пришли все. Члены научно-изыскательской экспедиции из Иркутска: профессор Семен Моисеевич Пучинский и его жена, также геолог, Нина Мыскова, на топчане, с больными ногами, лежал Владимир, студент из Иркутска, чудом спасшийся от банды Остапа.

Владимир Арефьев, лейтенант милиции из Московского уголовного розыска, раненный в руку в схватке с бандитами у входа в пещеру. Капитан внутренних войск НКВД Степан Макушев, казак по крови и натуре, уже успевший, вместе с Ванголом, повоевать в первую неделю войны. Там, в горящей огнем Украине, они пошли по следу Остапа и его банды, который и привел их сюда, в таежный край.

Хозяйка стойбища Ошана готовила мясо. Она не принимала участия в разговоре, напевая вполголоса какой-то свой мотив. Иногда женщина окидывала всех взглядом, как бы проверяя, все ли ее гости в порядке. Незаметно и без суеты она успевала кому-то подложить под бок мягкую подушку, кому-то что-то подать. Добрая улыбка не сходила с ее лица, понимающие глаза предугадывали желания. Она не скрывала своей печали; потеря Такдыгана, плохие вести — все это было в ней. Но все это было сокрыто от посторонних, затаено в дальних уголках ее души и внешне ничем не выражалось. Зато радость от встречи и уважение к присутствующим лучились из глаз Ошаны. Особо трепетно она следила за больным, он не оставался ни секунды без ее внимания. Не позволяя встать на ноги, чтобы случайно не повредить кожу ступней, она ухаживала за ним как за грудным ребенком. Отвары кореньев и трав сделали свое дело, на местах, где отмороженная кожа отслоилась, обнажив живое мясо, появился слой тонкой нежной кожицы. Раны зарубцевались и постепенно заживали. Владимир понимал, что он причина задержки, волновался по этому поводу и не раз уже говорил, что вполне здоров и может ехать. Вангол был непреклонен. Успокаивал его:

— Рано ехать, окрепни. Вот и ичиги тебе еще не готовы, да и у лейтенанта нашего рука еще не в порядке, так что выздоравливай, копи силы, пока возможность есть, они тебе скоро пригодятся, поверь.

Макушев, разглядывая убранство жилища Вангола, невольно вспомнил те времена, еще в Гражданскую войну, когда они с Волоховым, боевым другом, вот так же, в чуме, залечивали раны. Если бы не орочены, трудно сказать, выбрались бы они из тайги живыми. Скорее всего — нет. У него тогда располосована была спина от плеча до поясницы, зацепил его с разворота венгерский офицер шашкой, но не прорубил до костей, зипун медвежий да ремни спасли его от мгновенной смерти. А потом Иван Волохов, сам раненый, выволок его почти с того света. А смерть отвели точно такие же вот руки старой ороченской женщины. Эх, где ты сейчас, лихой рубака Иван Волохов?.. Расстались они в Москве, в первые дни войны, Иван, освободившись из лагеря вчистую, ушел добровольцем на фронт.