Лоуренс Рис - Нацисты: Предостережение истории

• Название: Нацисты: Предостережение истории
• Автор: Лоуренс Рис
• Жанр: История
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-389-07833-8

На протяжении 16 лет Лоуренс Рис встречался с многочисленными очевидцами и участниками событий Второй мировой войны, в том числе и с бывшими нацистами, нашедшими прибежище в разных странах мира, и брал у них интервью. Итогом этой титанической работы стал многосерийный документальный фильм телеканала ВВС «Нацисты: Предостережение истории», который получил целый ряд престижных международных наград и считается одним из самых знаменитых в истории документального кино. Написанная по мотивам фильма книга является самостоятельным и значительным историческим трудом и рассказывает о бесчисленных преступлениях против человечества, совершенных нацистами разных рангов. Существенное место в книге отведено злодеяниям гитлеровцев в ходе войны с Советским Союзом.

---

Общественные настроения несколько раз накалялись – весной 1933-го и летом 1935 года, но пик антисемитизма в Германии пришелся на лето и осень 1938-го. Жестокость по отношению к евреям вылилась в беспрецедентную форму террора в ночь на 9 ноября – «Хрустальную ночь», ночь битых витрин. За два дня до этого события Эрнста фом Рата, германского дипломата в Париже, застрелил Хершел Гринцпан, еврей польского происхождения, оскорбленный отношением нацистов к евреям, в частности – к его семье. Его родные оказались в числе тех, кого безжалостно выслали с территории Польши. Йозеф Геббельс узнал о смерти фом Рата и, когда верхушка нацистской партии собралась в Мюнхене, чтобы отметить годовщину Пивного путча, целью которого было свержение баварского правительства, предложил Гитлеру предоставить нацистским штурмовикам полную свободу действий. Тот согласился.

Для Руди Бамбера и его близких «Хрустальная ночь» началась с того, что рано утром их входную дверь с грохотом выбили: «Едва только рассвело, какие-то вооруженные люди ворвались в дом и начали крушить все вокруг. Это были штурмовики. Пока они разносили всю нашу мебель, прибыли еще военные». Он попытался позвонить в полицию, но потом понял всю бессмысленность своей затеи: те, кто вторгся насильно в его дом, сами были представителями властей. «На втором этаже жили три пожилых женщины. Одну из них втащили по полу в гостиную и избили только потому, что она попалась им по пути. Меня тоже били, а потом заперли в кухонном погребе… Потом арестовали и вывели на улицу, где я под охраной дожидался, пока они угомонятся». Часто настроение штурмовиков резко менялось. Так случилось и с Руди Бамбером – они передумали заключать его под стражу: «Той ночью многих арестовали, та же судьба наверняка ожидала и меня. Но спустя некоторое время обнаружили, что начальник подразделения уже ушел домой. Должно быть, решил, что уже достаточно сегодня потрудился – это вывело их из себя. Они решили не тратить больше время зря, поэтому, отвесив мне затрещину, сказали: “Пошел вон!” или что-то в этом роде и ушли, оставив меня у дверей». Когда Руди Бамбер вернулся в дом, он застал полнейшее разорение: «Я поднялся наверх и нашел там своего отца. Он был при смерти, умер у меня на руках. Я пытался сделать ему искусственное дыхание, но впустую: наверное, было уже слишком поздно… Это меня потрясло, в голове не укладывалось, как такое могло случиться… Ничем не оправданное насилие против ничего не подозревавших неповинных людей».

Для немцев, таких, как Эрна Кранц, «Хрустальная ночь» тоже стала потрясением, потому что «именно с этой ночи мы о многом задумались. И действительно – сначала всех нас окрыляла надежда. Затем наша жизнь стала налаживаться, в стране воцарились порядок и благополучие. И вдруг довелось заново осмысливать происходящее». Мы спросили, стала ли она противницей режима после этого события. «Нет, что вы, – горячо возразила она, – разумеется, не стала. Когда вся нация кричит: “Хайль!”, что может поделать один человек? Мы смирились. Мы все поддерживали режим. У нас не было выбора, все остались верноподданными».

Простые жители отреагировали на «Хрустальную ночь» по-разному. Многих она ошеломила, кто-то испытал отвращение, кого-то эта ночь насилия и вандализма потрясла до глубины души. Кто-то ругал режим за громадный ущерб, нанесенный всем жителям страны. Некоторым стало стыдно за то, что цивилизованная нация покорилась и не смогла воспрепятствовать подобному варварству. Кто-то исполнился хоть и молчаливого, но все же чисто человеческого сочувствия. Однако подавляющее большинство немцев, как оказалось, всецело поддерживали гонения евреев в Германии. Евреи были брошены на произвол судьбы.

После «Хрустальной ночи» местное население в Нюрнберге не стало скрывать своего отношения к безутешному Руди Бамберу и его родным: немцы выбили окна в их доме камнями.

Не сохранилось ни одной достоверной записи о том, сколько евреев погибло в «Хрустальную ночь», или о том, сколько имущества тогда уничтожили. Согласно последним исследованиям профессора Мейера Шварца (биолога из Тель-Авива, чьего отца также прикончили нацисты), в ту ночь в Германии разрушили свыше тысячи синагог, и убили по меньшей мере четыреста евреев.

Обстоятельства, при которых произошло это трагическое событие, в очередной раз показали, насколько важные события могли приключиться в Германии при нацистском режиме и какой размах могло принять насилие, стоило Гитлеру лишь дать свое согласие. Собственная репутация фюрера ничуть не пострадала. Он никогда открыто не обсуждал «Хрустальную ночь», и те немцы, которые хотели верить в его непричастность к погрому, вновь списали жестокость штурмовиков на Геббельса и рядовых членов партии.

После «Хрустальной ночи», в том же году, по проекту Альберта Шпеера построили новое здание рейхсканцелярии, которое символизировало власть и авторитет нацистского режима. Но и в новых стенах стиль управления Гитлера не поменялся – в правительстве царил хаос. По словам доктора Гюнтера Лозе, немецкого министра иностранных дел, главная беда Гитлера была в том, что он мог назначить двух чиновников в два разных ведомства, но функции они выполняли почти одни и те же, поэтому возникали сложности с разделением обязанностей. Отсюда проистекали бесконечные разногласия в правительстве. Гитлер отдавал распоряжение, а подчиненные «строили на нем целую доктрину». Когда начинались неизбежные споры между чиновниками, Гитлер редко принимал решения, основываясь на объективной оценке предмета спора, и никогда не брал ничьей стороны. Он просто говорил своим министрам: «Сядьте вместе и обсудите вопрос, а договоритесь – приходите ко мне».

В духе вечного соперничества Гитлера обслуживало не одно ведомство, а целых пять. Среди них была Имперская канцелярия под руководством Ганса Генриха Ламмерса, Канцелярия руководителя партии во главе с Филиппом Бойлером, Президентская канцелярия, шефом которой служил Отто Мейснер, ведомство шефа адъютантов Гитлера Вильгельма Брюкнера, и Штаб заместителя фюрера, начальником которого был Мартин Борман. Поскольку все эти чиновники были официально объявлены представителями Гитлера, большую часть времени они боролись между собой за сферу полномочий. Все они постоянно искали новые способы угодить фюреру, чтобы увеличить круг своего влияния. В итоге правительство создало систему, при которой случайные события могли привести к проведению коренных реформ. Самым ужасающим примером того, как распри внутри рейхсканцелярии отражались на политике государства, можно назвать одну из самых отвратительных реформ Третьего рейха – программу «Эвтаназия». Когда ее приняли, в первые годы умерщвлялись неизлечимо больные дети до 3 лет9.

Примерно в конце 1938 – начале 1939 года Гитлеру на стол попала петиция – одна из сотен, получаемых Канцелярией руководителя партии каждую неделю. Ее написал отец ребенка-инвалида. Следует отметить, что в системе, в которой напрочь отсутствует демократическое представительство, личное письмо фюреру, напоминающее петицию королю времен Средневековья, стало для населения одним из немногих способов повлиять на свою судьбу. Этот человек писал о своем сыне, который родился слепым, умственно отсталым, с одной ногой и без части руки. Он хотел, чтобы его сыну «облегчили страдания». Чиновники тут же решили, что эта петиция непременно должна оказаться среди тех, которые они отнесут Гитлеру на личное рассмотрение, а не ответят на нее сами или передадут в другие правительственные учреждения. Процесс «отбора» почти всегда представлялся как «служение идее фюрера» и заключался в попытках предугадать, какие письма будут ему интересны. Для тех, кто знал об увлечении Гитлера социал-дарвинистскими взглядами, было очевидно, что эта просьба подкрепит его предрассудки (законы о принудительной стерилизации людей, страдающих психическими заболеваниями, уже были приняты). Гитлер прочел петицию и поручил своему личному врачу, доктору Карлу Брандту, осмотреть ребенка и умертвить его, если выяснится, что отец верно изложил суть проблемы. Согласно послевоенным свидетельствам доктора Ганса Хефельманна, высокопоставленного чиновника Канцелярии руководителя партии, именно «дело Кнауера», как его стали позже называть, вдохновило Гитлера на наделение Брандта и Бойлера полномочиями поступать так же в любых подобных положениях.

Так начался период, во время которого доктора и другие медицинские служащие составляли подробный перечень критериев, по которым, согласно новой политике, оценивалось, является ли ребенок «неполноценным». «Неполноценными» считались дети, страдающие «идиотизмом и болезнью Дауна… дети с любыми физическими дефектами, в частности, отсутствием конечностей, расщелиной позвоночника и др.». Истории болезни отправлялись в рейхскомитет, откуда их пересылали трем педиатрам, выступавшим в качестве экспертов. Те помечали каждую «историю» знаком «плюс», если ребенок подлежал умерщвлению, и знаком «минус», если он, по их мнению, умерщвлению не подлежал. Ни один из трех врачей, выносивших приговор, не видел детей вживе: решения принимались только на основании полученных бумаг.