Зоя Кирнозе - Литература и методы ее изучения. Системный и синергетический подход: учебное пособие

• Название: Литература и методы ее изучения. Системный и синергетический подход: учебное пособие
• Автор: Зоя Кирнозе
• Издательство: Литагент «Флинта»ec6fb446-1cea-102e-b479-a360f6b39df7
• Жанр: Языкознание
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-9765-0907-8, 978-5-02-037228-3

В книге делается попытка соотнести классические методы изучения литературы с системно-синергетической парадигмой, прочно вошедшей в современное научное сознание. В основе учебного пособия идея системно-синергетической парадигмы, получившей развитие в теории науки XX века, в частности в работах нобелевского лауреата И. Пригожина и основоположника синергетики Г. Хакена. В книге рассматриваются подходы к изучению литературы, базирующиеся на теории систем. Особое внимание уделяется слову как «архетипу культуры». Основные разделы книги дополнены и переработаны. Добавлены разделы о рецептивной эстетике, категории «смысла», концепте и дискурсе в литературе.

Книга предназначена лингвистам, литературоведам, культурологам и переводчикам.

---

Томашевский Борис Викторович (1890–1957) – выдающийся отечественный филолог, историк и теоретик литературы, стиховед. Из-за участия в революционных кружках Б.В. Томашевский в 1908 г. вынужден был уехать в Бельгию, поскольку получение высшего образования в России было для него закрыто. В 1912 г. он получил образование инженера-электрика в Льежском университете (институт Монтефиоре). Во Франции Б.В. Томашевский изучал филологию в Сорбонне. Там же возник его интерес к французской поэзии. После возвращения в Россию в 1913 г. Б.В. Томашевский работает в архиве Пушкинского дома, готовит реферат для пушкинского семинара С. Венгерова.

Б.В. Томашевский был близок ОПОЯЗу. С представителями формальной школы его сближал интерес к фактуре стиха, литературному приему, к «конкретностям, специфически свойственным словесному искусству» (Цит. по: Левкович Я. Борис Викторович Томашевский. 1890–1957. К 100-летию со дня рождения. – М., 1991. С. 5—16). Профессиональный математик, Б.В. Томашевский стремился внести точные методы в изучение литературы. Стиховедческий анализ он соединял с достижениями статистики и положениями теории вероятности. Особого упоминания заслуживает итоговый труд Б.В. Томашевского «Стих и язык: Филологические очерки» (1959). Другой областью филологии, привлекавшей ученого, стала текстология (Писатель и книга. Очерк текстологии, 1928). Б.В. Томашевский вошел в историю отечественной филологии как пушкинист, теоретик литературы, специалист по сравнительно-историческому изучению культур.

Литература:

Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика. – Л., 1925.

Томашевский Б.В. Формальный метод (вместо некролога).// Современная литература: Сб. статей. – Л., 1925.

Томашевский Б.В. Писатель и книга: очерк текстологии. – Л., 1928.

Томашевский Б.В. Стилистика и стихосложение: Курс лекций. – Л., 1959.

Томашевский Б.В. Стих и язык: Филологические очерки. – М.; Л., 1959.

Томашевский Б.В. Пушкин и Франция. – Л., 1960.

Томашевский Б.В. Теория литературы. Поэтика: учеб. пособие для вузов. – М., 2003.

Томашевский Б.В. Избранные работы о стихе: учеб. пособие для студентов филологических факультетов высших учебных заведений. – М., 2008.

Предшественников формализма следует искать одновременно в России и Западной Европе. В России это были символисты – В.Я. Брюсов, Вяч. Ив. Иванов и А. Белый, которые стремились ввести точные методы в литературу Показательно, что П.Н. Медведев (а с ним вместе в большой степени и М.М. Бахтин) подчеркивал типологическое родство русского формализма и общеевропейских формальных и «спесификаторских» течений[164]. Западное искусствознание в лице А. Гильдебранда, К. Фидлера, Г. Вельфлина разработало новый терминологический язык. Опиравшийся на их идеи О. Вальцель утверждал, что литературное произведение является прежде всего «конструкцией». Конструктивные особенности произведений, относящихся к разным видам искусства, можно соотносить между собой. В результате возникает эффект их «взаимного освещения». О. Вальцель сопрягает разные терминологические языки, говорит, например, об «архитектонике драм Шекспира»[165]. Благодаря усилиям В.М. Жирмунского работы немецкого ученого стали известны в России. Термин «конструкция» – одно из опорных понятий Ю.Н. Тынянова.

Большое значение для становления формального метода имела незавершенная «Поэтика сюжетов» А.Н. Веселовского. Как отмечает В. Эрлих, на становление формального метода повлияли определения «мотива» и «сюжета», которые даны в этой работе.

Однако еще большее значение имело то, что А.Н. Веселовский рассматривает «сюжет» не как момент тематики, а как элемент композиции, т. е. художественной организации материала[166]. Отсюда берет начало одна из центральных проблем формального метода – разграничение понятий «прием» и «материал». Применительно к сюжетному построению этот принцип предстает как противоположность «сюжета» и «фабулы». В «Теории литературы» (1931) Б.В. Томашевский определяет фабулу как «… совокупность событий в их взаимной внутренней связи»[167]. Фабула является «…материалом для сюжетного оформления»[168]. Очевидно, что моменты «делания», компоновки в этих определениях выдвинуты на первый план. В работе «Связь приемов сюжетосложения с общими приемами стиля» (1916) В.Б. Шкловский подчеркивал, что «материал художественного произведения непременно педалезирован, т. е. выделен, «выголошен (курсив В.Ш.)»[169]. Это разграничение внешних моментов (материал) и моментов внутренних (форма) определяет «самоценность» литературы[170]. Формалисты стремились освободить искусство от воздействия идеологии. При этом их волновал «самоцельный» «воспринимательный процесс», «…ощущение вещи как видение, а не как узнавание…»[171]. Здесь скрыто противоречие. В.Б. Шкловский пытается его избегнуть, говоря о «воспринимательном процессе» (курсив мой. – В.З.). Пока «ощущение» вещи длится, пока нет готового результата, нет необходимости говорить о психологическом и социальном статусе адресата.

Большое значение для ОПОЯЗа имели концепции А.А. Потебни, одного из самых ярких представителей психологического подхода. Как известно, А.А. Потебня исходил из принципиальной метафоричности (символичности) слова. С этой концепцией горячо полемизировал В.Б. Шкловский, отрицавший, что литература есть «мышление образами». По его мнению, «…образы почти неподвижны…», а работа поэтических школ «…сводится к накоплению и выявлению новых приемов расположения и обработки словесных материалов»[172]. Образы даны как своего рода материал, который подвергается художественной обработке. Полемика с А.А. Потебней означала на самом деле уяснение собственных истоков. Разработанная А.А. Потебней лингвистическая поэтика стала одной из опор формального метода.

Возражали формалисты и Д.Н. Овсянико-Куликовскому, последователю А.А. Потебни, предлагавшему сосредоточиться на «особом психологическом складе» того или иного автора. Понятый как реальная фигура, как «автор биографический», автор не представлял интереса для формального метода. Его «личные чувства» объявлялись нерелевантными[173]. Так, в статье «Как сделана «Шинель» Гоголя» (1918) Б.М. Эйхенбаум писал, что «…душа художника как человека, переживающего те или другие настроения, всегда остается и должна оставаться за пределами его создания». По мнению ученого, в произведении происходит «игра с реальностью», свободное разложение и перемещение элементов. Мир произведения оказывается при этом построенным «заново», а потому «…всякая мелочь может вырасти до колоссальных размеров»[174]. Очевидно, что Б.М. Эйхенбаум высказывает здесь важные мысли о семантизации мельчайших, внешне второстепенных деталей произведения. В результате этой «игры с реальностью» возникает «художественный мир».

Таковы некоторые из важнейших тенденций, которые воздействовали на русских формалистов.

Несовпадение между ощущаемой в процессе делания вещью и ее возможным существованием в действительности – подлинная тема ОПОЯЗа. Очевидно, что произведение отличается от объектов действительности особой «условностью» (В.Б. Шкловский), «литературностью» (P.O. Якобсон). При этом «поэтическую речь» формалисты противопоставляли речи обыденной, прагматической, а под «литературностью» понимали «систему приемов», которая обеспечивала «превращение речи в поэтическое произведение». Это «превращение» приводило к тому, что реальные «положения» освобождались от их реального взаимоотношения и влияли друг на друга «по законам данного художественного сцепления»[175]. Очевидно, что «законы данного художественного сцепления», «контекстуальная синонимия» определяют такую категорию как «художественный мир».

«Прием» – центральное понятие формального метода. Закономерно, что знаменитая статья В.Б. Шкловского так и называлась – «Искусство как прием» (1915–1916)[176]. Обратимся для примера к другой известной статье В.Б. Шкловского «Пародийный роман. «Тристрам Шенди» Стерна» (1921)[177]. Ее центральная мысль – необходимость приема «остранения», выводящего художественный текст из «автоматизма восприятия». Л. Стерн привлекает В.Б. Шкловского тем, что не скрывает технику построения романа, а, наоборот, обнажает приемы его создания. Так, предисловие к книге, занимающее около печатного листа, появляется лишь в 64-й главе. Причины событий помещены после следствий, единство действия демонстративно нарушается через включение в роман параллельных новелл. Анализируя роман, В.Б. Шкловский выстраивает на его основе «общие законы сюжета». Главным приемом построения он называет «временной сдвиг». Так, в качестве примера названа глава, где мать повествователя «…шла осторожно в темноте по коридору, который вел в гостиную, когда… дядя Тоби произнес слово «жена». На протяжении шести глав разворачиваются параллельные сюжетные линии. Мать продолжает прислушиваться к разговору, застыв у приотворенной двери. В результате время в этом пласте романа останавливается. Этим примером В.Б. Шкловский иллюстрирует мысль об условности литературного времени. Форма пародийного романа Стерна предполагает неоконченный рассказ, который воспринимается на фоне авантюрного романа с его «…правилом кончать свадьбой».