Хосе-Мария Гельбенсу - Вес в этом мире

• Название: Вес в этом мире
• Автор: Хосе-Мария Гельбенсу
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Современная проза
• Год: 2004
• ISBN: 5-699-07306

Испанский прозаик Хосе-Мария Гельбенсу родился в 1944 году, учился в иезуитском колледже, затем изучал в университете менеджмент и право. В 1964 году покинул университет в знак протеста против царившей в нем системы обучения. Работал в газетах и литературных журналах, был содиректором влиятельного киноклуба. В 1968 году его первая книга — роман «Ртуть» — вышла в финал популярного литературного конкурса. Занимал высокие посты в издательствах «Таурус» и «Альфагуара», а с 1988 года занимается исключительно литературой. Ведет два раздела в газете «Эль Паис», с которой сотрудничает со дня ее основания.

Философский роман Хосе-Марии Гельбенсу «Вес в этом мире» — впервые на русском языке.

---

Ничего себе образ. Ничего себе заключительный аккорд.

Да, пожалуй, этот рассказ начал утомлять даже меня.

Великолепно. А что же теперь?

В каком смысле?

Я имею в виду — к чему ты рассказал мне все это.

Эта история кажется мне интересной. Из нее можно многое извлечь.

Ты хочешь сказать, что она имеет какое-то отношение ко мне?

Да, полагаю, да, в некотором роде.

Тогда начинай объяснять, потому что я не понимаю ровным счетом ничего.

Она тебе ни о чем не говорит?

Нет.

Ну, тогда не знаю, стоит ли продолжать ее.

Послушай. Ты полдня продержал меня здесь, рассказывая историю о каком-то типе — прямо-таки идеальном во всех отношениях, потому что он идеален даже в своих проступках, — о типе, которому приходится пережить самоубийство жены, и ты еще хочешь, чтобы я извлекала из нее уроки, а сам берешь на себя роль подсказчика. Ты действительно хочешь, чтобы я заинтересовалась тем, что ты мне рассказал? Тогда расскажи что-нибудь еще о жене, потому что — не знаю, почувствовал ты сам это или нет, — на фоне того изысканного анализа, которому ты подверг поведение своего друга, она выглядит просто грубым наброском, тенью, пугалом. Такое равновесие невозможно. Эта история просто вынуждает тебя, точнее, меня принимать сторону мужа — об этом ты, в общем-то, и просил меня, верно? — и фактически игнорировать вторую половину этой пары. Такого не позволил бы себе даже начинающий романист.

Что с тобой? Ты разозлилась?

Нет. Мне стало скучно.

Неправда. Но просто удивительна та степень дикости, до которой мы дошли с помощью этой новой моды распределения по квотам присутствия меньшинств в обществе.

Что?

То, что слышала. Теперь, что бы ни делалось, каждый раз начинают с распределения квот: столько-то процентов негров, столько-то маргиналов такой-то, такой-то и такой-то группы, столько-то голубых, столько-то прочих… Я в своем рассказе пренебрег квотой женского пола и тем испортил его. Ради бога, не терзай меня подобной чепухой. Кто угодно, только не ты.

Дело тут не в квотах. Это ты разочаровал меня. Что ты думаешь — что я принадлежу к воинствующим феминисткам? Если да, ты очень ошибаешься. Но я и не невежда и — не как мыслящий человек, а просто как преподаватель литературы, знающий свое дело, — скажу тебе: нельзя рассказывать историю о двух людях, скрывая, каков один из них. Это весьма примитивный прием. Потому я и сказала, что эта история гроша ломаного не стоит, если ты не расскажешь и вторую часть.

Мне стыдно, что я учил тебя, — говорю это вполне серьезно. Мне стыдно, что ты не способна понять историю, которую я тебе рассказал, так, как я ее рассказал.

Историю этого идиота, которому не хватает смелости справиться с ситуацией и который, кроме того, принимает дуру за Афину Палладу?

Господи, как ты можешь быть такой смешной?

Ах, смешной? Это ты не смеши меня.

И ты еще приехала ко мне? Зачем? Для чего?

Вот и я думаю: зачем?

Я не потерплю, чтобы ты издевалась над тем, что я тебе рассказал. Если ты не способна сама разглядеть этот персонаж, молчи; хотя бы молчи. А когда тебя спросят, отвечай: ты приехала ко мне потому, что я тебе нужен. А в таком случае будь любезна не пропускать мимо ушей то, что я тебе говорю, и не бросаться в истерику из-за того, что я не соблюл в этой истории женскую квоту. И, кстати, имей в виду, что рассказчик начинает свое повествование с того места, с которого его устраивает, и не обязан рассказывать больше того, что хочет рассказать. Он не обязан рассказывать о целом мире: только о той его части, которая попала в сферу его внимания. Это ужасная история, а ты превратила ее в задачку на пропорции. Истинно говорю тебе: мне стыдно, что я тебя учил.

Если кто-то должен начать первым, начну я: я сожалею. Я потерял голову и оскорбил тебя. Это непростительно.

Нет. Это не непростительно. Только когда некоторые вещи сказаны, они сказаны, и прости, что я так говорю.

Их всегда можно забыть.

Это ты так думаешь. Есть вещи, которые не забываются просто так. Это никак не связано с твоими желаниями — просто бывают вещи необратимые.

Ну-ну, не преувеличивай. Факты сами по себе могут быть необратимыми, но наше отношение к ним вовсе не необратимо.

Знаешь, что случилось на самом деле? Кое-что из сказанного тобой было сказано потому, что ты действительно так считаешь; возможно, до сих пор ты скрывал это или притворялся, откуда мне знать, но результат таков: ты сказал то, что думаешь обо мне. И что с этим поделаешь? Ничего: это именно то, что ты думаешь обо мне.

Ничего подобного. Ты восприняла это как желание обидеть тебя в ответ на то, что ты вывела меня из себя. Ты ошиблась.

Я была бы рада ошибиться, честное слово. Но ты сказал то, что думаешь. Не знаю. Я не ожидала этого от тебя.

Ты все еще сердита.

Да, очень.

Я просто не знаю, как выйти из этой ситуации. Посмотри на меня. Мне порядком за шестьдесят, и я прожил, можно сказать, лучшее десятилетие своей жизни одиноким и потерянным. Последние четыре года я провел здесь, в четырех стенах. Наверное, со мной стало очень трудно общаться.

Это уж точно.

Послушай. Мне больно видеть тебя такой. После стольких лет снова встретиться с тобой лицом к лицу — мне это было в радость. Твои письма воодушевляли меня все эти годы. Мы — ни ты, ни я — не заслужили того, чтобы оказаться в такой ситуации.

Ну, ты постарался на совесть, чтобы она оказалась именно такой. Я-то уж точно ее не заслужила.

Должен же быть какой-нибудь способ все поправить. Давай попробуем. Мы слишком хорошо знаем друг друга для того, чтобы его не было.

Не знаю, правда, я не знаю, чего ты хочешь.

Я хочу, чтобы мы вернулись к тому, на чем остановились. Мы говорили о тебе, о твоих проблемах, и я, начав рассказывать тебе о другом, совершил жуткую глупость, готов признать это. Жуткую глупость. Но ты ведь знаешь, что с самыми лучшими намерениями: я хотел тебе кое-что объяснить, и вот видишь, что вышло.

Дело не в этой прелестной истории.

Я знаю, я знаю.

Дождь идет с самого рассвета, и конца ему не видно. Это ужасно.

Да, не повезло — ведь ты приехала всего на два дня.

Вчера был неплохой.

И на том спасибо.

Не знаю, как ты решился поселиться здесь. У всех местных жителей, наверное, даже кости покрылись мхом.

Больше всего я жалею, что не могу поднять тебе настроение. Но не похоже, что погода улучшится. Может, попозже.

Не имеет значения.

Но должны же мы что-нибудь сделать.

Мне не хочется ни выходить, ни сидеть тут, взаперти. Не знаю, что мы можем сделать.

Ну, может, взять машину и поехать куда-нибудь?

Разве здесь есть место, где бы не шел дождь?

Не думаю, но по крайней мере мы немного встряхнемся. По крайней мере у нас не будет ощущения, что мы сидим, как в ловушке, глядя на дождь за окном. В такие дни я обычно так и поступаю.

Все дело в сером цвете.

Что?

Это он так утомляет. Не дождь, а серый цвет. Он такой тоскливый, что просто забирает все силы.

Пожалуй, пора перекусить. Ну, давай, встряхнись.

Я не знаю, хочется ли мне есть.

Как трудно, правда? Как трудно снова начать говорить о моих делах.

Да, верно. Нужно просто сделать усилие. Я не говорю: забудь о нашей ссоре дома; я только прошу отодвинуть ее подальше, и ты увидишь, с какой легкостью мы снова заговорим о них. Так обычно и бывает с умными людьми.

Не придавай такое значение уму.

Не могу.

Была бы я умной, так относилась бы ко всем этим проблемам по-другому.

Ты умна. Очень. Только не путай ум с практической сметкой; иногда человеку дается и то и другое вместе, но спутать их невозможно. И потом, прикинь как следует: если бы ты сейчас не мучилась сомнениями, ехать или не ехать тебе работать с Армстронгом, то наверняка думала бы о том, как получить кафедру здесь, в Испании. А если так, то скажи-ка мне: разве у тебя не было бы той же проблемы? Я имею в виду, что, может, ты получишь ее в Мадриде, а может, и далеко от него, как я в свое время на Канарах.

Это не одно и то же. Ты же отлично знаешь, всегда можно постараться распределить свои часы так, чтобы часть недели проводить с семьей. Ведь я чуть не оказалась в подобной ситуации… ну, я тебе говорила. Пришлось бы много ездить туда-сюда, но все равно это не то же самое. Меня вот что наводит на размышления: хочешь верь, хочешь не верь, но я, в общем-то, совсем забросила идею насчет кафедры, а вот возможность поработать с Армстронгом манила меня с тех самых пор, как я впервые задумалась о ней, еще задолго до того, как получила официальное приглашение.

Это называется желанием.

Да, но желанием чего?

Тебе лучше знать, ведь это твое желание.

Желание знаний? Желание славы? Желание мести?

Я больше не осмеливаюсь высказывать свое мнение — не дай бог, снова ляпну что-нибудь неподходящее. По крайней мере, до обеда не буду.