Мишель Моран - Избранница Наполеона

• Название: Избранница Наполеона
• Автор: Мишель Моран
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-699-69242-2

После развода с Жозефиной Наполеон ищет себе новую супругу, и ею оказывается австрийская принцесса Мария-Люция. Ей приходится принять предложение Бонапарта, иначе ее стране грозит разорение. Французский двор встречает новую императрицу настороженно. За ней непрестанно наблюдают, ее лишают всего родного, даже собственного имени. Сложный характер Наполеона, интриги его сестры Полины и запретная любовь к австрийскому графу — императрица постоянно рискует! Между тем близится война с могущественной Российской империей, и Мария-Люция сыграет в этом противостоянии не последнюю роль…

---

— Смешное имя, не правда ли? — замечает она. Я вижу, что мысли ее где-то далеко, и откладываю книгу. — Почти такое же нелепое, как Мария-Люция.

Я только вздыхаю в ответ.

— Что? Ты, надеюсь, понимаешь, что брату придется заменить его на что-то французское?

Мне уже делается жаль новую императрицу.

— А знаешь, что мне еще сказала Каролина? — шепчет Полина, хотя мы в комнате одни. — Он отдает Жозефине Елисейский дворец. Это в придачу к дворцу Мальмезон. И титул императрицы у нее тоже остается! Хотелось бы мне взглянуть в лицо этой венской шлюшки, когда она услышит об этом. — Полина откидывается на подушку. — Ступай! — приказывает она, самая трагическая фигура во всей империи, и при этом корчится, как от настоящей боли. — На двенадцать ты вызван к брату в кабинет. Но потом ты мне перескажешь все, что он о ней скажет! — Полина садится. — Все!

Я покидаю апартаменты княгини и немедленно замечаю перемену. В залах дворца не звучит смех, лица придворных встревожены и напряжены. Хотя у Полины и имеется целый список претензий к бывшей жене брата, во Франции Жозефину всегда считали его талисманом, амулетом удачи и в войне, и в мире. Все знают о ее щедрых пожертвованиях бедным и больницам, а перед каждым сражением ее видели коленопреклоненной в Нотр-Даме в молитве за французских солдат. Даже скупые на похвалу парижане называли ее Мадам Виктория.

— Это дурное предзнаменование, — произносит одна из дам. — Она отбыла под раскаты грома, и дождь с тех пор так и льет.

— Вы видели, месье Евгений и мадам Гортензия плакали? Бонапарт для них единственный отец, другого они и не знали.

— Жена девятнадцати лет и к тому же из Габсбургов!

У дверей кабинета императора похожий разговор ведут два гвардейца. Я узнаю обоих. Рослый любимец женщин Дасьен был мне добрым другом, когда я только прибыл в Париж, и инструктировал меня насчет дворцового этикета. А Франсуа учил меня фехтованию. Увидев меня, оба улыбаются.

— Поль! — Дасьен дружески хлопает меня по плечу.

— Император здесь?

— У него его секретарь и граф де Монтолон. — Дасьен озирается по сторонам. Убедившись, что в зале никого нет, он шепчет мне на ухо: — Так, значит, правда, что он собрался жениться на какой-то австриячке?

— Племяннице Марии-Антуанетты? — добавляет Франсуа.

Я киваю.

— Я слышал, император посылал своего приемного сына Евгения к австрийскому послу договариваться. Подумать только: послать сына бывшей жены просить руки другой женщины! Ты себе такое мог бы представить?

Нет. Впрочем, на Гаити такого бы и не произошло. При всей нашей, как говорят, отсталости, у нас не женятся и не разводятся ради забавы.

— Неправильно это, — продолжает Франсуа. Он шокирован, хотя я этого не понимаю. При здешнем дворе именно так все и делается. — Она же была Мадам Виктория! Слишком высоко он метит, что нашел себе невесту королевской крови. И не какую-то, а габсбургскую принцессу!

— Идем, надо тебя объявить, — произносит Дасьен. А может, он спохватился, что мы увлеклись разговором, который скорее надо вести где-нибудь в саду или на конюшне. Он распахивает двустворчатые двери, и мое имя эхом разносится по императорскому кабинету.

Входя, я ловлю свое отражение в зеркалах, откуда на меня взирает высокий мужчина в ботфортах и при золотых эполетах, происхождением наполовину француз, наполовину гаитянин, со смуглой кожей и зелеными глазами, по которым никто не может угадать его происхождения. У меня нет ни состояния, ни фамильного имени, которое давало бы мне шанс продвигаться наверх, но при здешнем дворе такие вещи значения не имеют.

— Поль! — окликает император через всю комнату, и я замечаю разочарование на лице графа Монтолона, ведь Наполеон прибег к своему излюбленному фокусу. — Мои глубочайшие извинения, — поворачивается император к графу. — Прибыл мой любимый камергер. Придется продолжить нашу с вами беседу в другой раз.

Граф поднимается с кресла и бросает на меня испепеляющий взгляд. Но я тут ни при чем, это все император. Он обожает прерывать аудиенцию с представителями старой знати ради беседы с простолюдином.

— Ваше величество. — Я делаю перед императором поклон, и он останавливается и улыбается мне.

Он совсем не похож на человека, который только что развелся с женой и вверг в панику целую империю. Его темные волосы аккуратно зачесаны, и он одет в свой любимый мундир красного бархата, расшитый золотом.

— Слышал уже? — Ясно, что речь идет об австрийской эрцгерцогине, но я осторожен.

— Ваше величество?

Серые глаза буравят меня.

— Что, при дворе ничего не болтают?

Я бросаю взгляд в сторону его смущенного молодого секретаря, Меневаля. Он при Наполеоне уже не первый год. Это красивый мужчина, высокий и поджарый, с густыми темными волосами и карими глазами. Любое из принимавшихся доселе важных решений императора первым делом диктовалось Меневалю. В недрах этого дворца хранятся тысячи исписанных им страниц — подробные указания по самым разным вопросам, которые император зачастую диктует в два или три часа ночи. Сейчас он отложил перо и сидит за столом, закрыв глаза. Похоже, с шести утра, когда император сюда прибыл, у секретаря это первая пауза в работе.

— Ваше величество имеет в виду возможность брака с австрийской принцессой? — осторожно спрашиваю я.

Наполеон торжествующе хохочет.

— Значит, болтают! — Вот что ему нужно. Больше любого богатства, женщин и даже власти Бонапарты жаждут славы. — Рассказывай. — Он делает шаг вперед. — И что говорят?

Сейчас он явно затеял какую-то игру. Я внимательно слежу за ним, но пока догадаться по его вопросам, что у него на уме, мне не удается. Я откашливаюсь.

— Говорят, что свадьба состоится на будущий год, — честно сообщаю я. — Возможно, уже в марте.

Несколько мгновений он хранит молчание — нарочно томит меня неопределенностью. Потом протягивает руку и хватает меня за локоть.

— Ты первый, кто мне об этом рассказывает. Я знал, что будут перешептываться. Но думаешь, приближенные мне докладывают? — сердится он. — Собственные солдаты скрывают от меня правду!

Я сохраняю нейтральное выражение лица. Было время, когда никто из его солдат не отваживался рассказать ему об интрижке Жозефины с его подчиненным. И этого предательства он до сих пор не забыл.

— Даже Меневаль, — рявкает он, и секретарь широко открывает глаза, — изображал неведение! Но я-то знал, что при дворе болтают. Так что о ней говорят?

Что такая жена принесет несчастье, подобно ее двоюродной тетке. Что она из Габсбургов, которые о Франции и слышать не хотят после казни Марии-Антуанетты. И что в этом месяце ей исполняется девятнадцать лет. А что можно понимать в управлении империей в таком возрасте? Но вслух ничего этого я не говорю. Это не ложь. Просто умолчание.

— Поговаривают, она музыкальна. Играет на фортепиано…

— И на арфе, — добавляет он. — Что еще?

Я припоминаю свою беседу с австрийским послом князем Меттернихом.

— Способна к языкам. Помимо родного немецкого, владеет французским, итальянским, английским, латынью и испанским. Плюс к тому она умеет рисовать.

— Да, акварелью и маслом, — кивает император. Планируя новый брак, он произвел разведку, как перед военной кампанией. — Однако, — с нажимом произносит он, — есть вещи поважнее всего этого.

Я напрягаюсь. Кажется, я ничего не упустил. Внешность? Говорят, что она рослая и упитанная.

— У ее прабабки было двадцать шесть детей, — без лишних предисловий заявляет он, — а у матери — тринадцать.

— Значит, и она плодовита.

— И даже очень! И года не пройдет, как у меня будет от нее ребенок. И за это я сделаю ее самой избалованной женой в Европе. — Он ведет меня в дальний конец кабинета, где стоят пятнадцать наполовину заполненных сундуков с поднятыми крышками. — Меневаль, иди-ка сюда! — кричит император. — Дай-ка мне список!

Меневаль достает длинный лист бумаги, и император ее какое-то время изучает. На лбу его появляется глубокая морщина.

— Я же просил тебя писать крупнее! В последний раз, когда мы его смотрели, я сказал, чтобы ты не мельчил!

— Я сделал покрупнее, ваше величество. Просто я не был уверен…

— Когда не уверен, — ревет император, — надо спрашивать! Ступай!

Меневаль продолжает стоять в ошеломленном молчании. В одно мгновение — это происходит так быстро, что я застигнут врасплох, — император снимает шляпу и хлещет ею секретаря по лицу.

— Убирайся! Спать будешь у себя, а не на моем столе! Вечером явишься.

Меневаль низко кланяется и дрожащим голосом отвечает:

— Как прикажете.

Я смотрю ему вслед и пытаюсь представить, как бы я себя повел, если бы император осмелился ударить меня.