Генрих Лаубе - Графиня Шатобриан

• Название: Графиня Шатобриан
• Автор: Генрих Лаубе
• Жанр: Исторические любовные романы

«Он остановил коня и стал прислушиваться. Но конь его, горячей андалузской породы, тряс уздечкой и бил копытами о древесные пни, так что трудно было расслышать что-либо. Между тем лошадь другого всадника, походившая на мула, стояла неподвижно. Как лошади, так и всадники представляли собой полную противоположность. Всадник, сидевший на андалузском коне, был высокий красивый человек, с коротко обстриженными каштановыми волосами и окладистой бородой, какую носили тогда французские дворяне в подражание королю. Его платье из дорогих цветных материй, хотя и запыленное и забрызганное грязью от путешествия, резко отличалось от темной одежды и грубого волосяного плаща его спутника, которого, несмотря на бороду, можно было признать за католического монаха по бледно-желтому цвету лица…»

---

Она отправилась в Париж в сопровождении своих слуг. Бюде и Флорентин сели на мулов, чтобы проводить ее до ворот Сен-Дени.

Они ехали молча. Флорентин первый прервал молчание и, обращаясь к Бюде, сказал с усмешкой:

– Она так ему надоест, что в один прекрасный день он выбросит ее как тряпку, поднятую на дороге. Я найду это вполне естественным, потому что она не умеет вести себя как следует. Он прав, презирая ее.

– Нет, ваше преосвященство, вы ошибаетесь! Хорошая женщина всегда превосходит лучшего из мужчин своими нравственными качествами, точно так же, как порочная женщина в дурных свойствах превзойдет самого порочного мужчину. Король умеет ценить Франциску. Возьмем самое худшее, что может случиться, и все-таки наша приятельница, какое бы несчастье ни постигло ее, сохранит свое достоинство и никогда не будет играть жалкой роли покинутой любовницы.

Флорентин бросил насмешливый взгляд на своего собеседника и ничего не ответил. Но несколько минут спустя, когда Бюде стал понукать своего мула, чтобы нагнать графиню, он сказал раздраженным тоном:

– Если вам угодно, господин канцлер, вы можете взять на себя защиту графини. Я не имею никакого желания ехать по улицам, где живут мои прихожане, с возлюбленной короля и еще в тот момент, когда умирает королева.

– Успокойтесь! У ворот Берси графиня наденет маску.

– Вы воображаете, что ее не узнают по ливрее ее слуг?

– Вы стыдитесь той, которой не стыдится король.

– Он властелин государства, а не духовное лицо!..

Парижане, внимательно следившие за политикой и посвященные в тайны двора, с неудовольствием толковали о том, что графиня Шатобриан явится в столицу с королевской свитой. Они узнали об этом заранее благодаря герцогине Ангулемской, которая еще накануне послала гонца к своим друзьям с этим известием. С полудня многочисленные массы народа наполнили улицы, начиная от Бастилии до Королевской площади, в то время существовавшей только в проекте. Но, против ожидания, король явился один. Толпа, отчасти польщенная вниманием короля к общественному мнению, но еще более недовольная тем, что ее лишили возможности излить свою ярость после нескольких часов напрасного ожидания, встретила короля громким криком «Да здравствует король!» за неимением другого повода для криков и шума.

Король Франциск не любил подобных демонстраций, даже в те моменты, когда был в милостивом расположении духа. Он не раз говорил в кругу своих друзей, что властелин, поощряя крики одобрения своих подданных, дает им право выражать тем же способом свое неудовольствие. Он проехал мимо толпы так же величественно, как всегда, не выразив ничем своего благоволения, и только свысока едва заметно отвечал на поклоны легким движением головы и бровей. В обыкновенное время он не считал нужным удостоить толпу и этим знаком внимания, потому что простолюдин вообще как человек, лишенный всяких прав, не имел ни малейшего значения в его глазах. Но в этот день громкие крики народа произвели на него некоторое впечатление. Он видел, насколько обращено на него общее внимание, и должен был сознаться в душе, что Франциска была права, убеждая его, что в настоящий момент ей неприлично появиться в столице.

Но это сознание не принесло никакой пользы графине Шатобриан, потому что он не мог предупредить ее и ей пришлось фактически убедиться в справедливости собственных слов. Когда она приехала в Париж, на улицах все еще оставалась довольно значительная толпа народу, которая тотчас узнала ее. На Королевской улице ее встретили двусмысленными и грубыми возгласами, которые задели не только ее самолюбие, но и стыдливость.

Причина ненависти народа к графине Шатобриан заключалась, между прочим, и в ее заступничестве за старика Семблансэ. Народ всегда враждебно относится к лицам, заведующим финансами в стране, как будто они одни виноваты, что ему приходится платить подати. Эта вражда особенно усилилась во Франции с умножением налогов при короле Франциске, так что свержение такого крупного чиновника, как Семблансэ, было для всех радостным событием. Парижане не могли простить графине Шатобриан, что она просила короля о помиловании Семблансэ. Они с нетерпением ждали, когда повесят «старую лисицу, которая уже столько лет грабила их отцов и которой они сами переплатили Бог весть сколько податей».

Много брани и насмешливых намеков на эту тему должна была выслушать Франциска. Не помня себя от испуга, она оглянулась, чтобы позвать к себе на помощь Флорентина и Бюде. Но их нигде не было видно. Все более и более возраставшая толпа удалила от нее Бюде, который, потеряв всякую надежду пробраться вперед, повернул за угол Бастилии. Несчастная женщина испытывала невероятные мучения в узкой улице, среди суровых людей, которые все ближе и ближе подступали к ее лошади. Сердце ее усиленно билось при мысли, что GHa может подвергнуться личному оскорблению.

Она закрыла глаза от ужаса. Вся жизнь последних месяцев воскресла в ее памяти до малейших подробностей. Тяжелое сознание своего безвыходного положения и боязнь уличного скандала лишили ее последней воли. Она сама невольно замедлила шаг своей лошади и готовилась безропотно к смерти, считая ее неизбежной. Два работника выделились из толпы. Один загородил дорогу лошади, другой протянул руки к молодой женщине с видимым намерением схватить ее.

– В Сену! Бросьте ее в Сену! Пускай она послужит на том свете доброй королеве Клавдии! – заревела толпа, видя, что жертва добровольно отдается ей.

– Добрый конь дороже золота в руках хорошего наездника! – проговорил нараспев звонкий голос в толпе в тот момент, когда работник прикоснулся к плечу молодой женщины.

Франциска быстро подняла голову при этих словах, как бы опомнившись от тяжелого сна. Кровь Фуа заговорила в ней, она решила защищать свою жизнь до последней крайности и, подняв хлыст, ударила изо всех сил по лицу работника, который намеревался стащить ее с седла; затем хлестнула лошадь по голове и попала в глаза другому работнику, стоявшему на дороге. Лошадь неожиданным прыжком опрокинула его и полетела стремглав по дурно вымощенной мостовой, высекая искры из камней ударами копыт. Слуги графини, воспользовавшись этим моментом, помчались за нею, разгоняя перед собой толпу. Вскоре они очутились на совершенно пустынной улице.

– Маро спас ее своим советом! – воскликнул кто-то из толпы. – Куда девался этот плут? Я сам видел его.

– Она красавица и мастерски ездит верхом, не хуже королевы Изабеллы! – ответил поэт, выступив вперед.

– Маро прав! Она очень красива!.. – заговорили другие.

Вслед за тем раздался общий хохот. Трудно было определить, относился ли этот смех к работнику, получившему удар хлыста по глазам, который, поднявшись на ноги, протирал себе глаза, или же толпа смеялась над своим неудачным нападением, имевшим такой неожиданный исход благодаря смелости молодой женщины.

Франциска неслась стремглав по незнакомым ей улицам Парижа и наконец, заметив, что никто не преследует ее, остановилась, чтобы спросить дорогу у одного из слуг. Оказалось, что она заехала совсем не в ту сторону, где ее должен был встретить король, и прошло около часу, пока она увидела за чертой города башню Сен-Дени.

Стоял один из тех жарких летних дней, когда сгущенный воздух при красно-желтых лучах заходящего солнца кажется необыкновенно прозрачным. При этом своеобразном освещении резко выделяются все предметы на горизонте, как на старинных картинах, и представляются какими-то неподвижными и точно высеченными из камня. Еще издали увидела Франциска короля, который ехал по равнине Сен-Дени в сопровождении нескольких всадников. Фигура его, при ярком солнечном отблеске, произвела на нее впечатление чего-то призрачного. Был ли это обман зрения или игра ее расстроенного воображения, но он показался ей гигантом, сидевшим на черном коне необычайных размеров. Он ехал не по дороге, а прямо по равнине, не обращая никакого внимания на встретившиеся насыпи и другие препятствия, так что Франциске было довольно трудно присоединиться к нему. Но при ее возбужденном состоянии только одна мысль занимала ее: скорее увидеться с ним и высказать горечь, накопившуюся в ее сердце. До этого дня она любила короля мечтательной, бескорыстной любовью и не добивалась ни власти, ни внешнего почета. Но теперь она увидела неминуемую опасность, грозившую ее любви, с одной стороны от деспотического вмешательства толпы, а с другой – от непостоянства короля, который мог ежеминутно бросить ее из-за политических соображений. То и другое, как ей казалось теперь, происходило от недостатка официально признанной власти; и она решила добиться тем или другим способом того высокого положения, на которое давала ей право любовь короля.

Перемена внутреннего настроения отразилась и на наружности молодой женщины, но король не сразу заметил эту перемену. Когда он увидел ее едущей верхом по полю, то почувствовал к ней невольное презрение. Своенравный Франциск был неприятно поражен, что она решилась последовать за ним против собственного желания и несмотря на его дурное обращение с ней. Женщина, которая позволяет обходиться с собой как вздумается, не выказывая при этом ни малейшего сопротивления, не может иметь никакой цены в глазах человека, который сам не способен на самоотверженную любовь.