Генрих Лаубе - Графиня Шатобриан

• Название: Графиня Шатобриан
• Автор: Генрих Лаубе
• Жанр: Исторические любовные романы

«Он остановил коня и стал прислушиваться. Но конь его, горячей андалузской породы, тряс уздечкой и бил копытами о древесные пни, так что трудно было расслышать что-либо. Между тем лошадь другого всадника, походившая на мула, стояла неподвижно. Как лошади, так и всадники представляли собой полную противоположность. Всадник, сидевший на андалузском коне, был высокий красивый человек, с коротко обстриженными каштановыми волосами и окладистой бородой, какую носили тогда французские дворяне в подражание королю. Его платье из дорогих цветных материй, хотя и запыленное и забрызганное грязью от путешествия, резко отличалось от темной одежды и грубого волосяного плаща его спутника, которого, несмотря на бороду, можно было признать за католического монаха по бледно-желтому цвету лица…»

---

Жак, проводив из аббатства короля и Франциску, вернулся в замок Фуа и сделался неразлучным спутником Химены. Но когда эта несчастная, всеми покинутая девушка после смерти старой графини отправилась в Фонтенбло, чтобы искать приюта у Франциски, то ворон последовал за нею. Химена не замечала или не хотела замечать, что графиня Шатобриан не расположена к ней и смотрит на нее недоверчиво, потому что любила ее мечтательной любовью юности и, захватив с собой ворона, думала этим доставить ей особенное удовольствие.

Флорентин не знал о прибытии Жака и, встретив его в комнатах Франциски, увидел в этом нечто зловещее и сверхъестественное.

В то время как часть тогдашнего французского духовенства склонялась к реформации, другие, утратив веру в непреложность господствующей религии, старались пополнить пробел в своих верованиях изучением таинственных сил природы и подземного мира, который во все века казался людям каким-то обширным волшебным царством. Моисей ясно сознавал опасность, грозившую пытливому человеческому уму от такого деления на добрых и злых духов, и ратовал против него в своем учении. Но и его народ не избег этой двойственности, господствовавшей на востоке. Иудеи из своего вавилонского плена принесли с собой верование в сонм демонов, над которыми властвует сатана. Незаметно и мало-помалу прокрались эти грозные злые духи в еврейскую религию и, наконец, сделались в ней узаконенными силами. Западное христианство не отвергло их и в свою очередь признало существование демонов и сатаны – князя тьмы. Вместе с верованием в злых духов унаследованы были и всевозможные предания, как покорять их. Отсюда человек логически должен был прийти к выводу, что он может распоряжаться по своему усмотрению тем, что в его власти. Магия, или знание таинственных сил, опять выступила на сцену под более приличными терминами: заклинания и изгнания дьявола, а в конце пятнадцатого века образовалась законченная теория колдовства, адептами которой были преимущественно лица из католического духовенства. Дошедший до нас кодекс уголовных правил, по которому судились ведьмы, служит наглядным доказательством, насколько и до каких тонкостей разработано было это учение. Колдовством мог заниматься каждый, и за него наказывали только при известных, усиливающих вину, обстоятельствах. Просвещенное итальянское духовенство, задававшее тон всему католическому миру, открыто признавало колдовство. Помпонацци в Падуе и Болонье читал лекции о магии как о науке, трактующей скрытые символические иероглифы, с помощью которых можно читать книгу чудес природы. Он приписывал библейские чудеса натуральной магии, допускал возможность превращения человека в зверя и обратно. Возвращение в прежнее блаженное состояние возможно. Для человека только тогда, когда он покорит своей власти силы ада. Глубокомысленные теории древних и новейших философов, доказывающие духовное всемогущество человека, служили подтверждением этого учения, имевшего многочисленных последователей среди высшего французского духовенства.

Подобное учение должно было неизбежно увлечь неверующего Флорентина, богато одаренного умом и фантазией, тем более что оно было в ходу среди самых знатных и наиболее уважаемых прелатов Парижа. Это была своего рода религия, но несравненно более податливая, которую каждый мог расширить или сузить по собственному усмотрению. Для Флорентина она имела особого рода обаяние, так как здесь все было ново для него. В эту первую пору увлечения, когда для него не существовало никакой критики, встретил он в пустых комнатах Франциски знакомого ворона, который показался ему каким-то роковым предвестником. Ворон играл важную роль в магии при всех колдовствах. Знаменитая книга доктора Фауста «Miracul, Kunst und Wunderbuch», или «Черный Ворон», была известна во Франции; и Флорентин не только знал ее по заглавию, но изучил ее содержание. Под этим впечатлением он не решился ни минуты оставаться наедине с вороном и с ужасом бросился от него в галерею Франциска I через потаенную дверь, которая тотчас же закрылась за ним.

Герцогиня Луиза жила в самой отдаленной части тогдашнего замка Фонтенбло. Флорентину пришлось перейти весь двор и длинный мрачный коридор с арками, чтобы отыскать флигель, в котором находились покои герцогини. Она намеренно искала уединения, так как у нее всегда были дела, которые она должна была скрывать от придворных. Только этим и можно объяснить, почему она поместилась в самой старой и тесной части прежнего охотничьего дома с узкими окнами и комнатами, в которых некогда останавливался Людовик IX, посещая Фонтенбло.

Когда Флорентин вошел в комнату, где сидела герцогиня, он увидел Бонниве, который, окончив визит, подал руку стоявшей возле него красивой молодой даме. Глядя на Бонниве, трудно было заметить, что он вернулся из неудачного похода и что его считают виновником понесенного поражения. Он был так же весел, как всегда, многозначительно поцеловал руку герцогини и, указывая глазами на молодую даму, спросил, как прикажет ему поступить в настоящем случае неизменно милостивая к нему герцогиня Ангулемская.

– Будьте благоразумны хотя раз в жизни! – поспешно ответила герцогиня, понизив голос. – Осталось всего несколько минут; нужно воспользоваться ими! Король принимает ванну в красном павильоне; как только он выйдет оттуда, поспешите представить ему эту даму; он будет в хорошем настроении духа и милостиво примет ее.

Бонниве молча поклонился.

– Вооружитесь мужеством, моя милая, – добавила герцогиня, обращаясь к молодой даме с ласковой улыбкой. – Вы можете совершенно откровенно говорить с королем. До свидания. Уведомьте меня о результате, Бонниве; я останусь дома до самого обеда.

Бонниве вышел из комнаты с дамой. Герцогиня бросила долгий испытующий взгляд на молодого прелата. Она молчала, зная по опыту, что при всяких переговорах проигрывает тот, кто заговорит первый, хотя бы дело касалось давно решенного вопроса.

Флорентин не выдержал ее взгляда и, опустив глаза, сказал:

– Вы приказали мне явиться к вам, герцогиня…

Он остановился, чтобы не сказать чего-нибудь лишнего.

– Вероятно, вы получили это приказание от других. Я даже не упоминала об этом! – возразила она, улыбаясь.

– В таком случае прошу извинить меня! Если произошло недоразумение, то в этом виноват господин канцлер Дюпра. Я приехал в Фонтенбло по его приглашению.

– Скажите, пожалуйста, вы не видели еще сегодня графини Франциски? Она теперь не помнит себя от удовольствия. Новый способ кокетства, который она применила к моему сыну по вашему совету, вполне удался ей. Вот почему ваше посещение так удивило Флорентин почувствовал, что почва колеблется под его ногами. Против всякого ожидания, Франциска была в полной силе, а он хотел изменить ей и мог таким образом сделать непростительный промах. Он пробормотал сквозь зубы несколько уклончивых слов.

Герцогиня не прерывала его и опять устремила на него свой назойливо пристальный взгляд, приводивший его в смущение.

– Вы не знали этого, господин прелат! – сказала, наконец, герцогиня после продолжительного молчания. – Вы в нерешимости к чьей партии примкнуть и явились в Фонтенбло, чтобы условиться со мной относительно вознаграждения в случае, если перейдете на мою сторону! Поговорим откровенно, без всяких уверток. Вы еще настолько неопытны, что никого не обманете ими и даже сами не сумеете оградить себя от обмана. Если бы графиня Шатобриан действительно пользовалась таким могуществом, то неужели я, зная, что вы колеблетесь, встретила бы вас подобным известием!

– Вы напрасно считаете меня таким нерешительным, – возразил Флорентин, делая над собой усилие, чтобы говорить прямо. – Мои колебания кончились, когда в день смерти королевы Клавдии я убедился в полной неспособности Франциски к политике и узнал из книги судеб, что ей суждено погибнуть без защиты со стороны короля.

– Я не воображала, что ваши книги написаны таким понятным языком и что из них можно узнать такие интересные подробности.

– Позвольте мне кончить мою мысль. Я готов бросить графиню Шатобриан без малейших колебаний, потому что служу только тому, кто имеет действительную силу и могущество, а не мимолетный успех. Но до сих пор я не мог узнать, кто, собственно, пользуется прочным влиянием при французском дворе!

– Однако вы становитесь невежливым, что также показывает вашу полную неопытность, извольте, я скажу вам, кто, по всем вероятиям, достигнет наибольшего могущества при нашем дворе. Вы видели даму, которая была здесь с Бонниве? Ее ожидает блестящая будущность…

– Не спорю. Но это случится лет через двадцать, не раньше. Такая далекая будущность может представлять интерес для мечтателей, но не для нас.

– Как! Через двадцать лет? Это очень оригинально! Вы забыли, что вопрос идет о влиянии, которое может оказать на короля молодость и красота. Вы сегодня положительно не в ударе, мой дорогой Флорентин.