Борис Бурлак - Смена караулов

• Название: Смена караулов
• Автор: Борис Бурлак
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1981

В романе живут и работают наши современники, люди разного возраста, самых разных сфер деятельности (строители, партийные работники, творческая интеллигенция), сплоченные общностью задач и цели — дальнейшим совершенствованием советской действительности.

---

— Разве об этом никто не думает?

— Пока думают-гадают, я останусь без кадровых рабочих. Соседние колхозы начинают обгонять. Сколько уже вокруг брошенных деревенек, за счет которых выросли новые правленческие села. Оно и естественно в наше время концентрации производства. Так почему я должен держать людей в голой степи?

— Но хозяйство у вас большое, одной посевной площади, если не ошибаюсь, тысяч двадцать гектаров.

— Вы хотите оказать, что придется ездить на работу за десять-пятнадцать километров? Экая проблема! Нынче у любого тракториста свой мотоцикл с коляской или легковой автомобиль. Наконец, на время сева или уборки можно иметь кое-где полевые станы… Я минувшей зимой побывал на Кубе. Остров по территории почти равен нашей области, но мелких поселков я там не видел. Странствуешь по тростниковым плантациям, среди ихних сентралей — сахарных заводов — и невольно думаешь, что даже у латиноамериканских латифундистов можно было кое-что позаимствовать.

— Русская деревня имеет свою историю, — заметил Максим.

— Спору нет, у нас все другое, начиная с климата, который не благоприятствует земледелию. Но мы располагаем редкими преимуществами — социальными.

— Вам сколько лет, Руслан Иванович?

— Уже за тридцать.

— Завидую вам.

— Это я вам, Максим Дмитриевич, завидую.

— Мне-то что завидовать? Я отшагал свое. Жалею, что не успел проследить за тем, когда это поднялись на крыло такие вот, как вы. Все считали вас зелеными подчасками, а вы, оказывается, давно самостоятельные часовые.

Директор совхоза промолчал, сбитый с толку.

Максим, притаив улыбку, ждал, что еще скажет этот симпатичный мужиковатый человек, и, не дождавшись, обратился к Тарасу:

— Думал, не поразмяться ли в качестве управляющего совхозным отделением. Да Руслан Иванович, оказывается, их потихоньку-помаленьку ликвидирует.

— Для вас можно одно оставить, Максим Дмитриевич, — в тон ему сказал Абросимов. — Какое пожелаете?

— Лучше первое. Поближе к брату, да и как-никак старая барская усадьба.

— От усадьбы остались одни голые стены винокуренного завода.

— Видел, проезжали мимо сегодня. Как после пожара. В гражданскую войну, помню, красные вывозили отсюда спирт для броневиков и госпиталей, охраняли помещичью усадьбу, а потом…

— Совхозное начальство перекочевало поближе к районному поселку, где рядом железная дорога; спиртзавод демонтировали… — подхватил директор.

— То-то и оно! Рачительный бы хозяин наладил в нем, скажем, производство овощных консервов.

— Не моя вина, Максим Дмитриевич.

— Я вас и не виню. Только вряд ли следует все ошибки относить на счет предшественников, тем паче вы собираетесь добить барскую усадьбу до основания, а затем…

— Затем построить новую, совхозную.

— Хорошо, что не сердитесь, Руслан Иванович.

— Я понимаю вас.

— Если, к примеру, в бывшем губернском городе умный архитектор старается вписать новые кварталы в издавна сложившийся ансамбль улиц и площадей, то в сельской местности тем паче надо сохранять все памятные места. Иначе со временем и следа на земле не останется от многих исторических событий. Уже мои внуки, Руслан Иванович, не будут знать, где тут, в этих отрогах Южного Урала, кипели крестьянские восстания в пятом году, шли бои красногвардейцев Блюхера с дутовскими сотнями — в восемнадцатом… Думаете, это редкий случай? Нечто подобное произошло и с фамильной усадьбой Аксаковых.

— Слыхал, Максим Дмитриевич.

— Ладно, заговорил я вас, Руслан Иванович. Думаю, что ваша идея в духе времени. Жаль, поздновато назначили вас директором совхоза.

— Мне без того досталось за мою молодость, когда рекомендовали на бюро райкома.

— Это по инерции. Привыкли у нас молодых людей в тридцать лет числить еще незрелыми. Но такие в минувшую войну командовали дивизиями.

Абросимов поднялся из-за стола, не смея дальше стеснять братьев.

Когда он уехал, Максим прилег отдохнуть на веранде до заката солнца да и уснул богатырским сном до самого утра. Так крепко не спал давно, кажется, с тех майских дней Победы.

За окном, на могутных осокорях неистово кричали наперебой неугомонные грачи, они и разбудили Максима чуть свет. Он с юным умилением прислушивался к их утреннему граю, невольно удивляясь, как столько лет прожил на свете без грачей. Встал, распахнул настежь дверь. Там, на востоке, сиреневым пламенем занимались дальние шиханы, омытые вчерашним ливнем. Бывало, он с дружками отправлялся туда за дикой вишней, что росла в буйном чилижнике по глухим распадкам. Случалось, находили и редкие кулижки пунцовой костяники в травянистых, некошеных долках, где доспевала краснобокая клубника в тени рубчатых лакированных листьев. По воскресеньям женщины брали с собой ребят в пойменный лес горной речки — в это настоящее черемуховое царство. Бабоньки степенно собирали черемуху с кустов, а ребята влезали на макушки старых деревьев, отливающие черным глянцем спелых гроздьев, и в несколько минут доверху наполняли берестовые ведерки. Но если вдруг нападали на богатый ежевичник в непролазной уреме, то предпочтение отдавалось, конечно, ежевике, крупной, дымчатой, которая годилась не только в пироги, но и для домашней пастилы. А коли год выдавался урожайным на лесную смородину, то ни одна ее пышная кулига-круговина, щедро напоенная половодьем, не оставалась обойденной сборщиками ягод. Так до самой страды все эти походы за вишней и клубникой, за черемухой и ежевикой волновали воображение мальчишек, верных помощников взрослых сестер и матерей. Только хлеб, только его сытный, ни с чем не сравнимый дух на полях и гумнах перебивал на исходе лета все запахи Уральских гор. Тогда приходил конец веселым ребячьим занятиям — начиналась мужская, серьезная работа на загонах и токах, перемежаемая короткими сновидениями о райских днях сенокосной незабываемой поры…

— Что ж, поедем-ка, Тарас, в горы, — сказал после завтрака Максим.

— Горы исцеляют, знаю по себе, — отозвался младший.

— Исцеляет время.

— Оно как раз и виднее с наших гор.

Всю дорогу до ближних шиханов Максим упорно молчал, с любопытством оглядываясь по сторонам. И Тарас его ни о чем не спрашивал, ожидая терпеливо, когда он сам заговорит.

«Газик» с трудом взял подъем на Седловую гору, заново поросшую молодым, послевоенным дубняком. Шофер Михалыч остался в машине, а братья поднялись на самый пик шихана.

Тарас был, конечно, прав: с такой верхотуры куда виднее, тем паче если эта высота запомнилась тебе с малых лет… На юго-западе, где уральские отроги уже дробятся и мельчают, он, Максим Воеводин, пас ранней весной на разлапистых проталинах жидкий табунок овец. Бывало, лакомился с ребятами диким чесноком, едва проклюнувшимся на солнцепеке; гонялся с кнутом за отощавшими байбаками; даже пробовал курить самосад по настоянию Петьки Нефедова, заводилы и заядлого курильщика, у которого всегда были в кармане самодельное кресало и сухой гриб-трутовик; а под вечер он, Максимка, искал на открытых боковинах горных оврагов только-только распускавшиеся красные тюльпаны… Там он и увидел впервые балтийских матросов в черных бескозырках — они везли на подводах пшеничку в губернский город… А туда вон, на север, где горы повыше, покряжистее, где и сейчас темнеет дремучий урман, он ездил с отцом на сенокос. Ну какой он был тогда помощник, но отец уступал его просьбам, чтобы просто показать диковинный башкирский край. И так уж случилось, что в той горной загадочной долине, где, казалось, росла одна клубника, они с отцом простояли на обочине каменистого проселка весь вечер, дотемна, пропуская мимо партизанские отряды Блюхера, отступавшие из Оренбурга…

Максим перевел взгляд на восточную гряду, тянувшуюся вдоль реки. По всему подножию гряды, как осыпь белой гальки, виднелись скопления домишек знакомых деревень, и среди них большое село Петрово, в котором он, Максим, в годы нэпа верховодил комсомолией. В том шумном торговом селе коммунистов было трое или четверо, и все государственные дела — от сбора продналога до ликвидации неграмотности — лежали на плечах неистовых комсомольцев. Ничего, управлялись.

— А хорош мужик этот Руслан, — сказал Максим, повернувшись к брату.

— Что ты о нем вспомнил?

— В какие-нибудь тридцать лет стал директором совхоза, вытянул запущенное хозяйство. Слушал я его вчера и думал: а ведь некоторым товарищам все не верилось, выйдет ли из моего Нечаева первый секретарь горкома, хотя ему под сорок.

— Доволен Ярослав Николаевич? — поинтересовался Тарас.

— Доволен, только виду не подает. Мы с ним достаточно поработали вместе, не век же ходить ему в рядовых секретарях.

— Как будто в партии существует выслуга лет, — заметил Воеводин-младший.

— Человек и на партийной работе, освоив меньший масштаб, вправе надеяться на более крупный… Да-да, Тарасушка, партийная работа тоже служба, только очень крутенькая, порожистая, без всяких испытательных сроков для новичков.