Борис Бурлак - Смена караулов

• Название: Смена караулов
• Автор: Борис Бурлак
• Издательство: Южно-Уральское книжное издательство
• Жанр: Советская классическая проза
• Год: 1981

В романе живут и работают наши современники, люди разного возраста, самых разных сфер деятельности (строители, партийные работники, творческая интеллигенция), сплоченные общностью задач и цели — дальнейшим совершенствованием советской действительности.

---

Ульяна не любила его покровительственного тона, хотя рядом с ним чувствовала себя покойнее. В какие бы переделки ни попадал их батальон, начиная с Северного Донца, Платону всегда везло, в том числе и на Днепре, где остались лучшие минеры…

Ульяне Порошиной едва исполнилось семнадцать лет, когда ранней весной сорок третьего была освобождена ее родная станица на Кубани. Она разыскала полевой военкомат и заявила о своем желании вступить в ряды действующей армии. Пожилой лейтенант, годившийся ей в отцы, сказал: «Что тебе, дочка, не сидится дома? Ступай, ступай домой, а то еще попадет от матушки». И тогда она сквозь слезы пожаловалась ему, что мама ее погибла недавно под бомбежкой, а отец убит под Москвой и что у нее никого из близких нет теперь в живых. «Сколько тебе лет, дочка?» — поинтересовался лейтенант. «Скоро девятнадцать будет», — ответила она, прибавив себе для вещей убедительности почти два года. Рослая и ладная, она действительно выглядела старше своих лет. «Метрика есть?» — «Мои документы сгорели вместе с хатой, уцелела одна похоронка папы». — «Не знаю, дочка, что мне с тобой и делать», — на минуту задумался этот добрый лейтенант. «А вы направьте девушку к нам в батальон», — сказал из полутемного угла молодой капитан, наблюдавший эту сцену. То и был Платон Горский, начальник штаба инженерного батальона, который задержался в станице, чтобы разминировать окрестные рисовые поля… С тех пор они не расставались. Капитан научил ее работать на маленькой походной рации, кроме того, она вела в батальоне делопроизводство. Солдаты боготворили юную кубанскую казачку. Ну, а сам начальник штаба, принявший вскоре батальон из рук тяжело раненного комбата, полюбил ее не на шутку. Когда в сорок четвертом вышли на государственную границу, они вполне официально стали мужем и женой. Как это ни странно, их благословила сама война…

Монолитный гул боя на юго-востоке нарастал. Неужели немцы прорвались к хутору Пазманд, через который вечером прошел батальон? Тогда дело плохо.

— Как там у вас? — крикнул Горский подбегавшему замкомбата Зуеву.

— Кончаем, товарищ майор.

— Что в первой роте?

— Я был в третьей.

— Немедленно идите в первую и поторопите их. В случае чего отходите самостоятельно.

— Есть, товарищ майор…

Грохот ночного сражения приблизился настолько, что можно было различить дробные пушечные залпы наших батарей и гулкие, сплошные перекаты неистовой танковой пальбы. Молнии артиллерийских выстрелов метались по горизонту — на востоке от Вереба. Иной раз они сшибались над землей и двойным росчерком огня нещадно кромсали низкое наволочное небо. Гроза шла узким коридором, и так ходко, что дальние зарева совсем поблекли.

Наконец Платону доложили об окончании всех работ южнее хутора, за исключением той юго-восточной полосы, в которой была первая рота. Что они там возятся? Платон отправил туда же вестового Витю и подал команду: «По машинам!»

В это время и ударил слева легкий дивизион, вступив в неравный бой с тяжелыми танками. Платон немного успокоился: теперь его хлопцы сумеют отойти в порядке (и так уж в батальоне осталось не больше одной полной роты).

«Виллис» тронулся последним, замыкая колонну из полдюжины грузовиков. Платон обычно сидел рядом с шофером, а тут вскочил на заднее сиденье, где устроилась его Ульяна. Он молча пожал ее озябшие тугие пальцы и сказал водителю, чтобы тот смотрел в оба. Двинулись с потушенными фарами, без них частые сполохи ближнего боя поигрывали на глянце укатанной дороги. «Неужели не проскочим?» — тревожилась Ульяна, жалея не себя, жалея ту — новую, другую, загадочную жизнь, которая едва затеплилась в ней на исходе минувшего года.

Справа — да, теперь уже справа, а не слева, потому что фронт оставался у них за плечами, — вдруг очень близко разгорелась ожесточенная артиллерийская стрельба. Платон подумал, что это, наверное, танки вырвались к огневым позициям артдивизиона. И не ошибся. На окраине Вереба незнакомый полковник в солдатской ушанке, вместо полковничьей папахи, остановил машину. «Виллис» с ходу вырулил на самую бровку кювета.

— Вы командир батальона? — негромко и невластно спросил полковник.

— Так точно, майор Горский.

— Вот что, друг мой. «Тигры» могут с минуты на минуту войти в хутор, а штаб корпуса еще не эвакуирован. Надо задержать противника на полчаса. Мины есть?

— Остались, товарищ полковник.

— Вы сами знаете, как и что нужно делать. Поспешите туда, к артиллеристам.

— Будет выполнено, — так же негромко и устало, даже не козырнув, ответил комбат.

Если бы этот незнакомый старший офицер заговорил в ином тоне — кричал, приказывал, — то, может быть, он не произвел бы такого впечатления на комбата и его бойцов, которые еле держались на ногах. Но он просил, а это в критические минуты боя трогает людей.

Артиллеристы отбивались из последних сил, когда саперы начали ставить мины вблизи огневых позиций. Платон встретил тут и своих солдат из первой роты. Они, эти храбрецы, сделали все, что могли: два «тигра» уже пылали на минном поле, другие втянулись в орудийный поединок с пушкарями. Однако силы были слишком неравные, тем более что дивизион атаковали сверхтяжелые танки, которые трудно остановить легкими, трехдюймовыми пушчонками — вся надежда на редкие, счастливые попадания в гусеницы.

Платон понимал, каково приходится расчетам этих орудий, и послал туда всех, кто оказался под рукой, чтобы погуще ставить мины в полосе прорыва. Сейчас уже не саперы надежно прикрывали артиллеристов, а те в свою очередь пытались как-нибудь прикрыть саперов, занятых поспешным минированием.

На гребне вспаханной ложбины показалась новая волна немецких машин, не меньше полудесятка.

— Надо отходить, товарищ майор, — оказал Платону его заместитель капитан Зуев, вообще-то очень храбрый парень, родом из Донбасса.

— Пожалуй, — согласился он, бегло глянув на часы. Тридцать минут, обещанные полковнику, истекали.

Но тут из северного оврага, что темнел буквально в сотне метров от дороги, выползли еще два «тигра» и, кажется, «пантера». Немцы шли в атаку с фланга.

Зуев первым схватил мину, бросился по кювету навстречу танкам.

— Ульяна, быстро в машину! — крикнул Платон. — Василий, — круто повернулся он к шоферу, — давай во весь опор через Вереб, строго на запад. Мы их тут задержим…

И он кинулся за капитаном Зуевым, увлекая за собой водителей грузовиков.

Шахтер Зуев был наповал сражен пулеметной очередью в упор, но  е г о  «тигр» подорвался на мине, густо зачадил. Другой взял правее, ловко перескочил кювет, намереваясь по дороге выйти в тыл артиллеристам, и немедленно открыл огонь. Платон с размаху упал навзничь, оглянулся на гулкий разрыв снаряда: там, где только что стоял «виллис», полыхнуло жаркое бензиновое пламя. Тяжко охнув, Платон, не раздумывая, продолжал ползти наперехват «пантере». Магниевая вспышка ослепила его — он потерял сознание…

Как дальше развивались события, Платон узнал лишь на вторые сутки в каком-то дивизионном медсанбате. Утром 26 января, когда немцы заняли Вереб и продвинулись еще на север от него, 23-й танковый корпус, находившийся в резерве командующего Третьим Украинским фронтом, был срочно введен в дело — без всякого авиационного прикрытия, даже без артиллерийской подготовки. Для этого просто не было времени: противник мог, развивая успех на Бичке, окружить всю 4-ю гвардейскую армию или, того хуже, мог прорваться к Будапешту. Вот тогда-то и разыгралось встречное драматическое сражение, в котором участвовало с обеих сторон до четырехсот машин и более полтысячи орудий и минометов. 23-й корпус, вооруженный танками иностранных марок, имевшими слабую броню, понес большие потери, но задачу выполнил: решительное — ва-банк! — наступление немцев было остановлено его контрударом. Лучшие эсэсовские дивизии «Викинг», «Мертвая голова» — вся эта бронированная элита, поддержанная «королевскими тиграми» и «фердинандами», вынуждена была попятиться назад.

Когда Платону рассказал об этом армейский офицер связи, раненный всего несколько часов назад, Платон, все время думая о судьбе Ульяны, спросил офицера: не слыхал ли тот что-нибудь о саперах, действовавших в районе хутора Вереб.

— Что вы, товарищ майор, — удивился тот. — После такой драки целую дивизию не скоро отыщешь. Вы уж наберитесь терпения, через недельку, быть может, и найдете кого-нибудь из своих ребят.

Но Платон пролежал в медсанбате до конца февраля. Его хотели отправить в тыловой госпиталь, однако он убедил пожилого доктора не делать этого, так как ему стало значительно лучше. Правда, сильно болела голова, но он старался не жаловаться. К счастью, доктор оказался человеком сердобольным, отпустил его на денек с медсестрой в район освобожденного Вереба, где Платон надеялся хоть что-нибудь узнать о судьбе своего батальона.