Коллектив авторов Биографии и мемуары - Марк Бернес в воспоминаниях современников

• Название: Марк Бернес в воспоминаниях современников
• Автор: Коллектив авторов Биографии и мемуары
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02840-6

В книге собрано и соединено воедино все самое ценное о замечательном артисте и певце, создателе собственного и любимого народом «песенного мира» Марке Наумовиче Бернесе. Его игра отличалась жизненной правдивостью, психологической точностью и глубиной, обаянием, мягким юмором. Широкую известность актер получил после выхода кинофильма «Человек с ружьем», в котором исполнил песню «Тучи над городом встали».

Издание знакомит с малоизвестными материалами: неопубликованными письмами, различными документами, которые раньше не могли быть обнародованы из-за цензурных запретов, воспоминаниями и свидетельствами современников. О своих встречах с артистом расскажут поэты, композиторы, писатели, актеры: Людмила Гурченко, Андрей Эшпай, Оскар Фельцман, Константин Ваншенкин, Никита Богословский, Михаил Пуговкин… Книга иллюстрирована редкими фотографиями.

---

— Привет, Бернес, как здоровье? — остановил Марка у входа в павильон толстый-претолстый администратор с огненно-рыжей шевелюрой. — У меня, знаете, история… — Он стал было продолжать, но Бернес перебил его, взяв за пуговицу.

— Вы, кажется, интересовались моим здоровьем? — сказал он. — Так вот, мне сделали анализ мочи, и вы себе даже не можете представить, какой у меня анализ. Это просто неправдоподобно, нет, без шуток, вы себе не можете представить.

Администратор попытался сделать движение по направлению к павильону, но Марк прочно держал его пуговицу.

— Врач сказал, что никогда в жизни не видел такого анализа. Он даже хотел сделать повторный анализ. Какой-то просто фантастический удельный вес. Цвет, можете себе представить.

Администратор понимал, что его разыгрывают, но у Бернеса был абсолютно серьезный вид, говорил он с таким увлечением, что прервать его не было никакой возможности. Попробовал было администратор незаметно высвободиться, но Бернес, не отпуская его пуговицы, придвинулся к нему вплотную и, как бы сообщая какую-то тайну, зашептал:

— Могу вам сказать доверительно, анализ у меня на редкость…

Тут администратор с некоторым подозрением вскинул взгляд на Марка, — может быть, тут никакой не розыгрыш — просто Бернес заговаривается…

— И учтите, — продолжал шептать Марк, — я это говорю только вам, потому что вас интересует мое здоровье. Другому я никогда бы этого не сказал…

— Пустите! — вдруг испуганно завизжал администратор. — Пустите меня! Я опаздываю на съемку…

Он пытался вырваться, но Бернес держал его уже не только за пуговицу — второй рукой он схватил собеседника за плечо и не отпускал.

— Я вам так благодарен, что вас интересует мое здоровье, это ведь не часто встречается — такой интерес. И я рад, что могу вам сообщить такие хорошие сведения. Нет, правда, вы себе даже не можете представить, какой у меня анализ…

— Спасите! Товарищи, спасите! — закричал администратор, с ужасом глядя на Бернеса, который явно сошел с ума. — А вы чего смотрите?! — кричал он мне. — Держите его!

— Не понимаю, — сказал я, — чего вы нервничаете? Вы спросили Марка Наумовича о здоровье, и он вам отвечает.

Тут рыжий рванулся изо всех сил, оставив в руке Бернеса пуговицу вместе с клочком пиджака.

— Этот уже про здоровье вряд ли будет спрашивать, — задумчиво сказал Марк, — но как быть с остальными миллионами?..

История третья. «Пропущенный троллейбус»

В зимний, кажется, декабрьский день 1937 года мы стояли на остановке троллейбуса.

Ленинград был первым городом, где троллейбусы появились, и они все еще казались новинкой.

Народу на остановке скопилось довольно много. Когда в морозном тумане возник вагон, мы попрощались — Бернес уезжал, я шел домой.

Стоя на остановке, мы о чем-то поспорили. Не помню, о чем именно — кажется, о каком-то пустяке.

И, прощаясь, Марк еще что-то договаривал, какие-то аргументы. Именно из-за этого он замешкался, публика кинулась в открывшуюся дверь, и перед Бернесом она захлопнулась. Как он ругал эту бездушную проклятую механизацию, это «наступление бесчеловечного века»!

Ждать следующего троллейбуса Марк не стал и пошел пешком.

Я возвратился домой, но через полчаса услышал в телефонной трубке дрожащий голос, не сразу даже поняв, что звонит Бернес.

Он был чем-то потрясен и говорил бессвязно. Я переспрашивал, он объяснял мне что-то о троллейбусе, и постепенно, слово за слово, становилось понятно, какая произошла трагедия.

Не попав в ушедший троллейбус, Марк пошел пешком в том же направлении. Через два квартала, там, где троллейбус должен был сворачивать налево по набережной Фонтанки, стояла толпа, слышались пронзительные сигналы подъезжавших машин «скорой помощи», милиции, пожарных.

Троллейбус, тот самый троллейбус, в который не удалось попасть Бернесу, дойдя до Фонтанки, не свернул, а с ходу, разломав каменную ограду, свалился в Фонтанку и ушел под лед.

То ли заклинило руль, то ли что-то случилось с водителем.

Позже стало известно: спасти не удалось никого, в этом троллейбусе погибли все.

И последняя. «Слава»

Это случилось за несколько лет до смерти Бернеса. Давно уже стал Бернес знаменит. Его голос, его песни знала вся страна.

Но — то ли всерьез, то ли из некоторого артистического кокетства — он отмахивался, когда заходила речь об его известности.

Однажды, летним вечером, он вошел в кафе «Националь» со странным парнем. Высоченный, широченный, угловатый малый шел за Бернесом, неловко пробираясь среди танцующих. Он все повторял сиплым голосом: «Извиняюсь, извиняюсь».

На нем был кургузый пиджак, брюки с напуском заправлены в сапоги.

Протолкавшись наконец к столикам, Бернес подвел парня ко мне:

— Ты один?

— Один.

— Знакомься.

— Александр, — прохрипел малый, подавая мне твердую и грубую, как неотесанная доска, громадную лапу.

Сели. Под Александром угрожающе затрещал тонконогий стул. Виновато посмотрев на Марка, парень встал, заменил стул и осторожно сел.

Заметив Бернеса, к нам стали подходить официантки:

— Здравствуйте, Марк Наумович.

— Давно вы у нас не были. Куда же вы теперь ходите? Мы ревнуем.

Александр слушал, широко ухмыляясь, переводя взгляд с Марка на официанток. Ему, видимо, приятно было, что Бернеса так встречают.

— Ну, Саша, — обратился к нему Марк, — что будем пить, что есть? Читай, выбирай, — протянул ему меню.

— Что ты, то и я… — прогромыхал Саша, и официантки с удивлением оглянулись на странного посетителя.

Через полчаса от Сашиной стеснительности не осталось следа. Изрядно подвыпив, он, по требованию Бернеса, исполнял блатную песню, в которой жалостно рассказывалось о злополучной судьбе урки, который полюбил всей душой одну красавицу-воровку и зарезал ее за измену, а потом сам сдался милиции.

Густой чуб падал на Сашин лоб, во рту светилась золотая «фикса».

Публика за соседними столиками с интересом прислушивалась к Сашиному соло, ушедшие было отдыхать музыканты, усмехаясь, выглядывали из-за портьеры.

Но главный аттракцион был впереди.

Пропустив еще несколько больших рюмок и услышав, что оркестр заиграл нечто одесское, Саша встал, спросил Бернеса: «Не возражаете, Марк Наумович?» — и, пошатываясь, направился к площадке у эстрады, на которой теснились танцующие пары.

— Темпу дай! — крикнул он музыкантам, ударил себя по-цыгански по голенищам сапог и пустился в пляс. Это было нечто фантастическое. Танцующие расступились, и на освободившемся пространстве Саша давал «Семь-сорок» и «Дерибасовскую».

Танцевал он по-блатному, но совершенно виртуозно. Весь зал, все посетители, оставив недоеденные шницели и шашлыки, окружили площадку, где танцевал Саша.

Выбежавшие из кухни повара и поварихи, официантки и гардеробщики, публика — все хлопали в такт в ладоши.

Саша вскрикивал и то бил чечетку на одном месте, то носился с бешеной скоростью, выкручивая ногами совершенно неправдоподобные кренделя. Сашу поддерживали восторженными выкриками, музыканты все убыстряли темп.

Бернес сиял, как именинник, и тоже кричал:

— Давай, Саша! Жми, Саша! Дай выходку, Саша!

Резкий аккорд — и оркестр замолк. Раздался, как принято говорить, гром аплодисментов. Это был действительно гром.

Красный, мокрый, счастливый Саша возвратился вместе с нами к столику.

— Ну, как, Марк Наумович, дал я им фору?

— Безусловно, — ответил Бернес. — Ты большой молодец, Саша.

— Вы мне верите, Марк Наумович?

— Конечно, верю. Что за вопрос. И больше про это ни слова.

— Ни слова. Завтра иду ишачить. Вы на меня не сердитесь?

— Да нет же, нисколько не сержусь.

— Тогда дайте руку.

— На.

— Нет, посмотрели бы наши: Марк Бернес ручкается с Сашкой!

Поздно ночью, распрощавшись с Сашей, мы шли с Бернесом вверх по улице Горького мимо Центрального телеграфа.

— Откуда ты его взял? — спросил я.

Марк молча вынул из кармана пальто нож и дал его мне. Это был видавший виды нож с длинным лезвием и потертой деревянной ручкой.

— Сувенир, — сказал, усмехаясь, Бернес и рассказал, как в этот вечер — несколько часов тому назад, в темном арбатском переулке его остановил этот самый Саша, вытащил, матерясь, нож и потребовал деньги.

Бернес полез было за бумажником, как вдруг нападающий заорал:

— Бернес! Бернес!..

Ограбление не состоялось.

Они пошли вместе. Саша рассказал Бернесу свою жизнь. Он неделю тому назад был выпущен из заключения, отсидев очередной срок.

Дальше — пошли в «Националь», по дороге Саша отдал Марку нож и поклялся «завязать».

— Ну, как — теперь ты поверил в свою славу? — спросил я.