Алексей Филиппов - Плач Агриопы

• Название: Плач Агриопы
• Автор: Алексей Филиппов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Все события далекого прошлого и настоящего являются отражением извечной битвы между силами Света и Тьмы. Средневековая бубонная чума, против которой не помогают ни крестное знамение, ни алхимические таинства, обретает черты охватившей Москву пандемии: так называемого Босфорского гриппа, от которого не спасают все достижения современной медицины. Стабильное общество потребления оказывается радужной пленкой на воде. 8-летняя дочь главного героя становится жертвой неизвестного вируса, и, не верящий ни в какую дьявольщину человек эпохи Интернета, ипотеки и фастфуда, начинает цепляться за все, что лежит за пределами здравого смысла — лишь бы спасти свою единственную девочку от страданий и смерти. Его задача — выявить носителей древнего сакрального знания: Инквизитора, Деву, Стрелка и Алхимика — и сколотить из них команду чумоборцев. Никому не известный электрик, знаменитый врач-вирусолог, разведчик ГРУ в отставке и живущая в сектантском «граде» староверка становятся заложниками вселившихся в них личностей, теряя при этом свое современное «я» и начиная разговаривать на языке Овидия, Данте и протопопа Аввакума. Где-то в огромном мегаполисе живет, может быть, пьет в «Макдональдсе» кофе, может быть, заседает в Государственной Думе, Иной — мужчина или женщина, в которых воплотилась Чума.

---

Людвиг выдохся, умолк. Похоже, он дал волю эмоциям, сдерживаемым давно, и теперь слегка стыдился себя, отводил глаза. Первой мыслью, поселившейся у Павла в голове после тирады министранта, было: «А парень-то не в себе. Явно страдает манией величия. Полагает, что без его участия Ад и Рай ни за что не выяснят отношения между собою». Но Людвигу было не отказать в некоей логике, и Павла она слегка заворожила.

- Я согласен заняться газетами, — после долгой паузы проговорил он. Ничего другого говорить не хотелось. Людвиг, похоже, тоже опустошил все свои запасы убедительности и молча кивнул головой в ответ. Он взялся возиться с умной техникой, изредка бормоча что-то нелицеприятное насчёт «надгрызенного яблока». Управдом же, честно выполняя обещание, погрузился в чтение газет. Он ощущал себя странно — как будто был в чём-то перед Людвигом виноват, но извиниться — означало бы узаконить и материализовать эту вину, которая пока что оставалась на две трети иллюзорной. Как любой виноватый, Павел некоторое время хотел было перейти в контрнаступление, дать латинисту гневную отповедь, но сдержался. Больше того, он пообещал себе попозже обдумать слова Людвига, по возможности, беспристрастно. В любом случае, настроение у Павла было — хуже некуда, и жёлтые газетные страницы его не улучшали.

Исследуя подручную макулатуру, Павел быстро убедился, что Людвиг не соврал: информации о Босфорском гриппе было ничтожно мало. От дешёвых бульварных листков, конечно, и не стоило ожидать полновесной аналитики с медицинским уклоном, но и статеек, призванных вогнать читателя в шок и трепет, на глаза не попадалось. Изредка, впрочем, мелькало что-то тематическое.

На странице рекламных объявлений газеты «Болтушка» некто Доктор Желтков предлагал излечиться от всех болезней с помощью сыворотки, приготовленной из перепелиных яиц. Перечень недугов, подлежавших исцелению, едва вписывался в тесную рамку. Наиболее грозно, выделенные жирным шрифтом, чернели «Алкоголизм» и «Ожирение», но меленько, едва заметно, давалась приписка: «Уникальная методика помогает и при лечении болезней нового времени, таких как СПИД и Босфорский грипп».

В газете «Тайны непознанного», отпечатанной на совсем уж отвратительной бумаге, хуже туалетной, на третьей странице было тиснуто интервью со «священником Церкви Космического Разума» Зевсом Кариотисом — «греком славянского происхождения», как тот сам себя называл. Зевс довольно умело рассуждал на тему первородного греха. Утверждал, что конец света уже наступил, так как общество потребления является, по умолчанию, обществом лжи, а князь лжи — Сатана, и никто другой. Наконец, славянский грек дофилософствовался до того, что назвал Босфорский грипп — «тяготой разума, а не тела». «Люди, которые умеют отличать ложь от истины; люди, не потерявшие способность независимо мыслить, никогда не заболеют такими болезнями, как Босфорский грипп или Синдром профессиональной усталости», — утверждал Зевс.

Управдом усмехнулся: может, его невосприимчивость к заразе — доказательство ясности и критичности ума? Надо будет поделиться открытием с Еленкой — чтобы та больше не упрекала в излишней доверчивости и подверженности чужому влиянию.

Пафосное издание, под названием «Звёздная карусель», Павел едва удостоил взглядом. Грудастая дива, рекламировавшая своим бюстом «натуральное», взирала именно с его страниц. Так же мельком, одним глазком, взглянул на непонятно зачем приобретённую Людвигом газету «Дачница». Толстый талмуд «Городских легенд» — добрых три десятка страниц, качественная полиграфия — тоже не заинтересовал Павла. Впрочем, броские заголовки в тамошней редакции придумывать умели: «Смерть на острие зубочистки», «Леди Гага стала рыбой», «Я родила монстра». Павел поморщился. Он уже не вчитывался в текст, лениво переворачивал страницы, словно отрабатывая повинность. «Городские легенды» отправились в стопку просмотренного чтива. Управдом потянулся за следующим образцом борзописания, но вдруг замешкался. Что-то смущало его, что-то зудело в мозгах. И эта заноза — несомненно — впилась в разум Павла, пока тот держал в руках «Городские легенды».

Управдом замешкался, потом, с тяжёлым вздохом, вернул на почётное место — перед собой — тридцать страниц скандалов и сплетен. Он начал просматривать издание заново. Всё те же заголовки, фотографии, карикатуры. Как там у классика: «Ба! Знакомые всё лица!»

Лица!

В голове у Павла прояснилось, он едва не подпрыгнул на раскладушке и лихорадочно пролистнул «Городские легенды» до предпоследней страницы. Вот оно! С мутной и маленькой фотографии на него смотрело знакомое лицо. Лицо профессора Струве. Заметка под фотографией была совсем короткой, — вероятно, редактор решил, что тема не станет сенсацией. Павел прочёл на удивление не броский заголовок: «Ещё один случай потери памяти». Сама заметка гласила: «Мы уже не раз рассказывали читателям о людях, необъяснимым образом потерявших память. «Городские легенды» готовят специальное журналистское расследование на эту тему. Пока же остаётся только гадать, по какой причине люди разного возраста, пола, образования и благосостояния остаются без прошлого и вынуждены, по сути, начинать жизнь с чистого листа. Случай, о котором нам стало известно сегодня, примечателен тем, что человека, потерявшего память, удалось опознать. Это профессор-эпидемиолог Владлен Струве. Он не узнаёт родных и коллег, откровенно чурается общения с ними, а иногда, при их виде, впадает в панику. По данным нашего доверенного источника, профессор Струве был найден нарядом полиции неподалёку от Ботанического сада МГУ, известного также, как Аптекарский огород. Его одежда была изорвана в лохмотья. На теле имелись многочисленные порезы и кровоподтёки. Полиция предполагает: профессор стал жертвой разбойного нападения с целью ограбления. По неподтверждённым данным, Владлен Струве не только потерял память, но и позабыл человеческую речь. Он издаёт гортанные звуки, напоминающие вопли обезьян. Случившееся порождает множество вопросов. Один из них: не связана ли трагедия Владлена Струве с его профессиональной деятельностью? Напомним: профессор занимался проблемами распространения вирусных инфекций, в том числе Босфорского гриппа. Мы будем следить за судьбой господина Струве и уделим его истории особое внимание в нашем будущем журналистском расследовании».

- Что с вами? — Людвиг склонился над Павлом и осторожно встряхнул того за плечо. — Вы побледнели.

Управдом, не говоря ни слова, протянул латинисту «Городские легенды» и, костяшками пальцев, щёлкнул по странице с заметкой. Павел не потрудился объяснить, что именно привлекло его внимание, но Людвиг, похоже, и сам быстро это понял.

- Вы что — знаете его? — Нервно спросил латинист. — Профессора?

Управдом кивнул.

- Нужны подробности! — Людвиг забегал по крохотной каптёрке. — Чертовщина какая-то! Я думал, в таких газетёнках реальных людей — ноль. Всё выдумка! А тут — живой, настоящий! Я был прав насчёт вас, понимаете? Прав! Всё крутится вокруг вас. Это кто-то из нашей четвёрки, как пить дать!

- Какой четвёрки? — Не понял Павел.

- Той самой, боевой, — Латинист швырнул газету на стол, — Алхимик, Инквизитор, Дева, Стрелок — не забыли? Кто стрелок — мы знаем, на деву ваш профессор не похож. Значит, Алхимик или Инквизитор. Помните, вы спрашивали меня, как Валтасар попал к нам — прямиком из Пистойи четырнадцатого века? Это же и вправду любопытно: жил ли он во плоти шесть веков, дожидаясь своего часа; домчал ли сюда на машине времени; или стал жертвой чёрной магии — рассыпался шестьсот лет назад в порошок, а неделю назад восстал из пепла? Так вот — мне кажется, я знаю ответ! Мертвяки остаются мертвяками. Все герои нашего романа преспокойно лежат в своих могилах. А вот сознание каждого — личность каждого, если угодно, — дело другое. Сознание — никак не угомонится, прыгает из века в век этаким резвым кенгуру.

- Интересная версия, — управдом не скрыл сарказма. — Только мой вопрос-то остался открытым: кто и как запулил эти средневековые личности-сознания в тела наших современников? Образно выражаясь: если они — безвольные воланчики, то кто держит бадминтонную ракетку? Сознания или тела — ведь не суть важно. Думаешь, в перенос сознаний поверить легче, чем в перенос тел?

- Не легче, — Людвиг уставился на фотографию Струве, как будто пытался вступить с тем в телепатический контакт. — Но, знаете, понимать механизм — всегда важно. Понимание открывает возможности для рассуждений.

- Каких именно? — Павла раздражала та энергия, что исходила сейчас от Людвига и била через край; почему так — он не смог бы объяснить, но раздражение нарастало.

- Ну, например, можно порассуждать, в кого именно вселяются, как вы однажды выразились, эти сознания. Вряд ли в первого встречного. Насчёт Валтасара — судить не возьмусь, но этот профессор — тому подтверждение. Видимо, носители сознаний должны быть в чём-то родственны оригиналам. Проще говоря: личность средневекового хирурга, который пилил ногу пациенту без наркоза, не может вселиться в современную светскую львицу, ужасающуюся сломанному ногтю. Но это примитивно, так сказать, для наглядности. Думаю, принцип вселения гораздо сложнее. Вот этот Струве… как вы думаете, что он за человек, чем отличается от прочих?