Алексей Филиппов - Плач Агриопы

• Название: Плач Агриопы
• Автор: Алексей Филиппов
• Жанр: Ужасы и Мистика

Все события далекого прошлого и настоящего являются отражением извечной битвы между силами Света и Тьмы. Средневековая бубонная чума, против которой не помогают ни крестное знамение, ни алхимические таинства, обретает черты охватившей Москву пандемии: так называемого Босфорского гриппа, от которого не спасают все достижения современной медицины. Стабильное общество потребления оказывается радужной пленкой на воде. 8-летняя дочь главного героя становится жертвой неизвестного вируса, и, не верящий ни в какую дьявольщину человек эпохи Интернета, ипотеки и фастфуда, начинает цепляться за все, что лежит за пределами здравого смысла — лишь бы спасти свою единственную девочку от страданий и смерти. Его задача — выявить носителей древнего сакрального знания: Инквизитора, Деву, Стрелка и Алхимика — и сколотить из них команду чумоборцев. Никому не известный электрик, знаменитый врач-вирусолог, разведчик ГРУ в отставке и живущая в сектантском «граде» староверка становятся заложниками вселившихся в них личностей, теряя при этом свое современное «я» и начиная разговаривать на языке Овидия, Данте и протопопа Аввакума. Где-то в огромном мегаполисе живет, может быть, пьет в «Макдональдсе» кофе, может быть, заседает в Государственной Думе, Иной — мужчина или женщина, в которых воплотилась Чума.

---

- Отказной? — Павел удивлённо приподнял бровь.

- Отказ в возбуждении уголовного дела, — уныло протараторил Бодяго.

- Я ему куртку одолжил, — ни с того ни с сего брякнул Павел.

- Забрать хотите? — участковый взглянул на управдома с лёгким осуждением. — Тогда поторопитесь: как только раны заживут, — его к психическим перевозить будут.

- Да, — Павел отвёл глаза, — Да, спасибо.

Оба — и участковый, и управдом, — ощущали неловкость.

- Ладно, я пойду, — Бодяго поднялся. — Чай у вас хороший.

- Один китайский экскурсант заваривать научил, — Павел проводил гостя в прихожую.

- Ну что ж, думаю, ещё увидимся, — участковый чуть помялся, словно размышляя, пожать ли управдому руку или просто кивнуть на прощание; в результате ограничился поднятием руки — этаким жестом римских патрициев.

Когда участковый уже был за дверью и направлялся к лифту, Павел не выдержал:

- Так как там наш подвал? — неожиданно выкрикнул он в спину Бодяго. — Что вы обнаружили?

Участковый обернулся; наверное, в нём вновь проснулись подозрения, но он слишком хотел закончить этот рабочий день, вернуться домой, чтобы давать им ход.

- Там грязно, — Вы сами сказали — Выдохнул Бодяго, — Я обнаружил целую кучу всякого дерьма.

* * *

Едва за участковым захлопнулись створки лифта, Павлом овладело нетерпение. Пожалуй, правильней даже было бы назвать его зудом в мозгах. Управдом отчаянно захотел немедленно отправиться в подвал. Он налил себе ещё чая, почти одной только густой чёрной заварки, и несколько раз до боли сжал кулаки, пытаясь вернуть здравомыслие.

- Да что со мной такое, в конце концов? — Вслух проговорил Павел, обращаясь к пустой кухне.

Он принялся препарировать свои чувства к мушкету, завёрнутому в остатки куртки «арийца» и скрытому под лестницей в подвале. «Чувства к мушкету» — забавное словесное сочетание; как говорится, обхохочешься. Тем не менее, смешно управдому не было: он поймал себя на мысли, что, с некоторых пор, относится к вычурному стволу, как к одушевлённому существу. На искреннюю любовь, с поцелуями и объятиями, это пока не тянуло, но вот на ту симпатию, которую некоторые люди испытывают к котам или морским свинкам, — вполне. Постепенно нашлось более правильное слово: «ответственность». Именно её Павел чувствовал, когда вспоминал о мушкете. Он словно бы подрядился присмотреть за стволом, а теперь подозревал сам себя в нерадивости.

Управдом встряхнул головой, взъерошил волосы. Не о том он беспокоится.

Беспокоиться надо о душевном здоровье. Если взглянуть на ситуацию бесстрастно, получится, что пять минут назад, не рассказав участковому об огнестрельном оружии в подвале, Павел лишил себя последней возможности сдать ствол властям. И что он заведёт теперь с ним делать? Пойдёт на охоту на уток? Ограбит инкассатора? Или мушкет положит начало коллекции антикварного оружия?

Управдом обдумал последний вариант. Потом поразмышлял на схожую тему: может, нежелание распространяться о мушкете — это разновидность жадности? Павел пытался рационально объяснить свое поведение, потому ухватился за неожиданную мысль — продать мушкет какому-нибудь ценителю-коллекционеру. Наверняка выручить удалось бы кругленькую сумму. Одна загвоздка: для этого необходимо самому, хотя бы отдалённо, представлять, каким сокровищем ты владеешь. Павел не первый день жил на свете, потому знал, хотя и понаслышке, что мир коллекционеров — очень тесен и закрыт для посторонних. Для того чтобы получить правильную цену за любой осколок старины, нужно знать правильных людей и самому быть в теме. Не дашь ведь объявление в газету: «Продаю старинный мушкет, украшенный серебряным литьём». Если даже позволишь себе подобную глупость — в лучшем случае, обжулят на ровном месте; в худшем, если вещица действительно дорогая, дело может дойти и до откровенного криминала.

На поверку выходило: Павел не имел ни малейшего понятия, как, с выгодой для себя, распорядиться невероятной находкой, при этом хотел, чтобы мушкет оставался только его тайной. Пожалуй, если задействовать остатки здравого смысла, управдому следовало признаться, что исчезновение мушкета стало бы лучшим выходом из ситуации. Подвальные наркоши, или, что вероятней, любопытные подростки вполне могли обнаружить диковину. Но, в таком случае, рано или поздно жди беды — если, конечно, мушкет стреляет. Смешно: Павел не знал даже этого! Тем не менее, его мысли, сконцентрировавшиеся на подростках, вдруг устремились в направлении участкового Бодяго. Что-то их связывало — Бодяго и пацанов. Точно! Участковый рассказывал, как выгонял из подвала двух малолетних, которые смолили там сигаретки. И это было не далее, как несколько часов назад. А пацаны — не наркоши; у юных курильщиков мозги ещё не выкипели от дури, а значит, и с любопытством всё в порядке. Уж они-то могли пораскопать в подвале куда больше интересного, чем сделал это ленивый лопоухий Бодяго.

Павел вскочил с табурета, напялил на себя какую-то хламиду — джемпер, протёртый на локтях до дыр. Захватил фонарь и выскочил в коридор. Ещё минуту слушал скрипучие жалобы лифтового механизма, — и вот он уже на улице.

Там основательно стемнело. Уныло накрапывал дождь. Окна квартир светились, сквозь дождливую пелену, тёплым апельсиновым светом. Во дворе не было никого, кроме одинокой собачницы из второго подъезда. Управдому показалось, под огромным чёрным мужским зонтом, гуляет со своим ротвейлером именно она, хотя ручаться бы он не стал: собачница маячила у самого грибка детской площадки, что было довольно далеко от подъезда Павла.

Быстрая перебежка до подвала. Дверь приоткрыта. Камень, который с утра придавливал дверь, конечно, отброшен куда подальше. Наверняка, работа засранцев-курильщиков. Хотя и участковый, после своего визита в подвал, мог бы не полениться и притворить дверь поплотней. А может, за дверью уже новые гости?

Павел поморщился. Он совсем недавно начал исполнять обязанности управдома, но ничуть не сомневался, что, рано или поздно, столкнётся в одном из подвалов многоэтажки с активным сопротивлением. Любители дури, как ни странно, были куда сговорчивей выпивох: убирались восвояси, как только Павел подкатывал к ним с претензиями; а вот граждане под алкогольными парами иногда вели себя агрессивно. До сих пор срабатывала угроза позвонить в ментовку, но управдом понимал: на будущее, ему необходимо запасаться аргументами повесомей. Он намеревался прикупить мощный электрошокер, а то и травматику, но пока не воплотил намерение в жизнь.

Павел заглянул в подвал. Там было темно, хоть глаз выколи. Он пошарил наугад на стене в поисках выключателя, нашёл его и повернул рычажок, однако свет не зажегся. Управдом включил захваченный из дома фонарь. Яркий луч прорезал темноту, и Павел мысленно похвалил себя за то, что недавно заменил в фонаре батарейки. Кто-то уничтожил остававшиеся лампочки, два последних жалких источника света в подвале, и Павел хотел было по этому поводу чертыхнуться вслух, как вдруг услышал под ногами шорох. Луч фонаря метнулся на шум, но, кроме металлических ступеней лестницы, не высветил ничего. Управдом, бряцая подошвами ботинок о металл, медленно спустился в подвал и огляделся, поводя перед собой фонарём. Никого и ничего. Мешанина труб и вентилей всех размеров отбрасывала паучьи тени. Как будто поводили во сне лапами не то живые членистоногие, не то схожие с ними механизмы. Казалось, ещё чуть-чуть — и поднимутся из тёмных углов, замаршируют к выходу боевые марсианские треноги из книги Уэллса. Павла передёрнуло. Через приоткрытую дверь доносился шум дождя, в нос шибало терпким ароматом влажной земли. И это в каменно-бетонной столице! Павлу захотелось немедленно выбраться наружу, наплевать на таинственный антиквариат, но он напомнил себе, что — упёртый, не из пугливых, стреляный воробей.

Луч фонаря, как золотой нож, разрезал темноту между ступенями лестницы. У Павла захолодело сердце: в первое мгновение он не увидел своего «схрона». Наклонился пониже, почти прижался подбородком ко второй сверху ступени — и выдохнул с облегчением: на глаза попался краешек тряпицы цвета чёрной джинсы, в которую был закутан не то железный лом, не то черенок лопаты — во всяком случае, Павел надеялся, что у любого постороннего ассоциации возникнут именно такие. За спиной вновь раздался шорох, а потом — словно бы тяжёлый вздох. Управдом дёрнулся, очертил фонарём полный круг, и опять не увидел угрозы. «Должно быть, трубы шалят», — Решил он и вернулся к лестнице.

Неожиданно перед ним встала проблема. Павел вспомнил, как утром не мог вытянуть мушкет из-под лестницы, пока не соорудил себе в помощь захват из ржавой проволоки. А вот куда потом отложил проволочную конструкцию он, хоть убей, не помнил. Искать захват при свете фонаря по всему подвалу, или хотя бы новый моток проволоки, казалось делом почти безнадёжным.